Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Я помню чудное мгновение,
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное видение,
Как гений чистой красоты.
Потрясающие по красоте строки, когда я в первый раз их прочла — была абсолютно очарована. Мне, разумеется, никто таких стихов не напишет — какой из меня гений чистой красоты, моль я пигментонедостаточная. Но чувство какой — то зависти к женщине, которой писали такие стихи — осталось надолго. Лет до восемнадцати. Как раз в тот период я наткнулась на труд, посвященный переписке Пушкина, и обнаружила там интересное письмецо. Вернее — его фотографию, и должна вам сказать, с таким почерком ему б врачом — терапевтом работать, выписывать рецепты, я его каракули еле разобрала. Уж не помню кому оно было адресовано, однако одну фразу я запомнила на всю жизнь. "Вчера, — писал Александр Сергеевич, — с Божьей помощью е... л Анну Керн ". Да уж, такую женщину — только с Божьей помощью и в самом деле. Я дочитала письмо с пикантными подробностями и навсегда избавилась от зависти к Керн.
Менты меня не дождались. Пока я завозила Корабельникову упаковку пива, им кто — то позвонил и они, извинившись, уехали.
— Так им чего надо — то было? — спросила я, разуваясь.
— Да насчет Ворона твоего приходили.
— Чего?? — подняла я на нее глаза. "Твоего Ворона" — звучало божественно.
— Да интересовались, где он вчера ночью был, он сказал что у нас, вот я и подтвердила. А насчет тебя сказала что ты все равно утром заявилась и подтвердить это не сможешь.
Тварь, убийца и недоносок Ворон обеспечил себе алиби, ничего не скажешь.
— А чего это они им заинтересовались? — безмятежно спросила я. — Натворил чего? У него неприятности?
— А вот этого, старушка, они мне не сказали, — развела руками Маруська. — Сама вон спроси, — кивнула она куда — то вглубь квартиры.
— Он тут???? — шепотом спросила я в изумлении. После вчерашнего объяснения встречаться с ним было неудобно, после того что я узнала о Насте — страшно.
— Ага, тебя дожидается, — кивнула она, — чай на кухне с Серегой пьют.
Еще и Серега!!
Вот черт! А я как на грех страшней атомной войны. Вернее в случае с Серегой это кстати, но Ворону — то я хочу нравиться! Несмотря на то что он тварь, убийца, недоносок, motherfucker, bloody bastard, merde. От этого он не перестал быть половинкой.
Я заскочила в ванную, поглядела на свое бледненькое невыразительное личико. Макияж делать некогда — мое пятнадцатиминутное отсутствие будет замечено, и мне вовсе не хочется, чтобы хоть кто — то из них решил что я делала это для него. Вот черт!
В общем, я недолго думая плеснула из баночки с гламарией на ладошку, умылась и пошла к гостям.
— Мария, — умильно посмотрел на меня Серега. Бедный парень был совершенно не в моем вкусе — маленький и худенький, мне хотелось его прижать к своей большой груди, ласково погладить по голове и от души накормить. Уж не знаю, что в нем Маруська нашла, а меня его влюбленность всегда обескураживала — примерно как если бы пухлый розовощекий ангелок младшего детсадовского возраста изъявил вдруг желание меня трахнуть.
— Мария? — поднял бровь Ворон.
— Ага, Мария, — кивнула я. — А вы чего тут делаете?
— Я тебе картину принес, — Серега достал свернутый трубочкой холст и принялся разворачивать.
— А ты? — посмотрела я на Ворона.
— А я ничего не принес, я мимо ехал, — признался он.
— Ладно, с тобой значит потом разберемся, что — то ты часто мимо ездить стал, — пообещала я и поглядела на картину.
Так я и думала. Снова вариация на тему эпохи Марии — Антуанетты. Серега всегда изображал меня в старинных платьях. И почему — то я всегда выходила на его холстах юной и красивой королевой. Серега объяснял что у него такое видение композиции, вот и все.
На этой картине на мне было нежно — голубое платье, почти не прикрывающее огромную порнозвездную грудь, бледно— золотые локоны волос почти стелились по земле, а у ног моих стояли копилкой две борзые. На голове переливалась корона, в правой руке держала скипетр подозрительно-фаллической формы, и левой рукой я рассеянно гладила по голове голенького амура. Из сгустившихся на заднем плане облаков выглядывали призрачные бородатые граждане, я так понимаю какие — то боги и похотливо глядели мне в спину. Серегино видение композиции наверняка предусматривало там декольте до середины попы.
— Эээ... Сергей, — осторожно начала я, люди искусства критики не выносят, могут и творить бросить. — Тебе не кажется что грудь ты зря так откровенно прописал? Она у меня самая неудачная часть тела.
Парни как по команде с интересом уставились на мою грудь.
— Нормальная у тебя грудь, — сообщил наконец Ворон после тщательного визуального исследования. Ага, чары красоты в действии.
— Просто класс, — подтвердил Серега.
— У твоей жены лучше, поверь, — строго посмотрела я на Серегу. Тот виновато посмотрел на Маруську, но та лишь улыбнулась. Вот терпение у человека! Да я б своего давно убила за такое.
— Ну неважно, — продолжала я, — факт тот что мне не нравится. Почему бы тебе лучше не прорисовать мои ноги? Вот они мне нравятся точно.
— Так у меня только фотография груди, — объяснил Серега, — а ног обнаженных нет, не с чего рисовать. Ты ж вечно в джинсах.
Ворон поперхнулся чаем и внимательно на меня посмотрел.
— А обнаженная грудь, значит, есть? — медленно спросил он.
— Ну не совсем, а вот по это, — Серега показал на портрете полосу ткани, прикрывающей мой бюст, — помнишь, ты на мое день рождение пришла в платье с большим вырезом? Вот я по тем фотам и пишу картины.
— А можно мне те фотографии тоже? — ухмыльнулся Ворон.
— Короче, — прихлопнула я рукой по столу, — хорош мне тут порнографию разводить! Ну— ка живо говорите чего надо и скатертью дорога! У меня еще дел невпроворот!
— Да я картину принес, — смешался Серега.
— И с женой пообщаться, — подсказала я, пнув его под столом.
Он опять виновато поглядел на Маруську и бодро уверил:
— Так это само собой.
— А ты чего все мимо ездишь? — бесцеремонно посмотрела я на Ворона.
— Злая ты, Мария, — осудил меня он. — Вон в сказках даже Баба Яга гостей сначала кормила — поила, в баньке парила, а потом уж кушала.
— Она хорошая, — вступился Серега.
— Конечно хорошая. У тебя картин много ? — внезапно поменял он тему разговора.
— Шесть пейзажей, восемь натюрмортов, и двадцать шесть портретов, — отрапортовал Серега.
— Этой? — кивнул он в мою сторону.
— Не все, — покачал Серега головой, поняв Ворона с полуслова. — Один — тещи и три портрета жены.
— Выставлялся уже?
— Не, какое, — махнул рукой наш живописец.
Ворон задумался, после чего достал визитку и положил ее перед Серегой.
— Знаешь, позвони — ка по этому телефону, это моя сестра, она вчера плакалась что один художник картины отозвал, и не знает что делать — стенды, что под него заготовлены, пустые. А выставка со дня на день открывается. Скажешь что от меня.
— И выставят? — недоверчиво посмотрел на него Серега.
— Выставят, выставят, там еще и не такую мазню выставляют, — успокоил его Ворон. Я б после такой оценки моего творчества его послала к черту. А Серега заулыбался от счастья.
— Вы в ближайшее кафе пройти не хотите, чтобы обсудить условия сделки? — язвительно проговорила я. — Мы вам с Маруськой тут наверно мешаем?
— Злая ты, — обиделся Серега.
— А я про что! — поддакнул Ворон.
— Спелись, — ахнула Маруська.
— Серега, ты от него держись подальше, — хмуро постановила я.— Он нехороший дядь.
— Почему? — удивился Ворон.
— Забыл сколько я простыней на тебя грохнула? — напомнила я. Теперь я могла понять почему их было столько.
Ворон замолчал. Маруська с Серегой озадаченно на нас посмотрели. Какое отношение простыни к скверному характеру имеют — никто из них не понял.
— Простыни? — ровно сказал Серега. — Это что, твой бойфренд?
Серегу снедала ревность, это было видно невооруженным взглядом.
— Бойфренд? — я беспомощно посмотрела на всех, ожидая поддержки. А и правда, кто он мне? Все вежливо молчали, ожидая продолжения.
— Ну мы... В общем у нас...
— Деловые отношения, — наконец подсказал Ворон.
— Да!!! — с облегчением подтвердила я. — У нас — деловые отношения! Деловее не бывает!
И радостно улыбнулась.
Маруська хмыкнула.
Серега побагровел и судорожно хлебнул чаю.
Ворон откровенно ухмылялся, демонстрируя безупречный фарфор зубов.
Я психанула.
— Кстати — тебе чего надо, зачастил ты чего— то? — накинулась я на него. Хотя и так понятно чего ему надо было — доллары найти хочет.
— Пойдешь со мной в ресторан? — внезапно спросил он.
— В ресторан точно не пойду, — убежденно ответила я.— Мещанство это.
— А куда пойдешь? — прицепился он к словам.
— В кино! — объявила я. — Меня еще никогда мальчики в кино не приглашали!
— Совсем? — изумилась Маруська
— Один раз, — помялась я. Тогда меня Димка пригласил в деревенский клуб уж не помню на какой фильм. — Но это было давно, в детстве и поэтому не считается! Но я пойду только если Маруська с Серегой пойдут!
— Да! — громко заявил Серега, — мы, разумеется, тоже пойдем в кино, правда, Марусь?
Все ясно, маленький художник собрался за мной элементарно шпионить.
— Отлично, собирайтесь, — согласился Ворон. — Я тоже за свою жизнь только один раз, в детстве девочку в кино приглашал. Остальные предпочитали казино и рестораны.
— Минуточку! — предупреждающе объявила я. — А расскажи ка нам, за что менты — то тобой интересуются, а? Чего натворил?
— Мария, у меня жизнь такая, что не случись в городе, сразу бегут ко мне. Хотя теперь— то я честный бизнесмен! — горячо поклялся он.
Ага, знаем мы этих честных бизнесменов от криминала. Пока я обувалась и мы рассаживались по машинам, вспомнилась мне история, в интернете где — то вычитала. В общем, жила — была тихая и очень интеллигентная дама. И вот однажды ее дочь угораздило выйти замуж, да не за кого попало, а за местного "авторитета". Такой себе добродушный двухметровый паренек. Какое то время их молодая семья жила в доме тещи. Дама, еще раз повторюсь, была интеллигентная, поэтому к блатным товарищам зятя, заходившим в гости, привыкала с трудом и часто вздрагивала. Все криминальные события, происходившие в том городе, она (не без основания) приписывала именно им и немало от этого страдала. Зять, в свою очередь, категорически отрицал свою связь с указанными событиями, и клялся что он уже год, как честный бизнесмен.
Однажды в городе произошла крупная перестрелка в одном из баров.
Трое представителей "бывшей" бригады зятя погибли. Он, как старый товарищ, взялся помочь с организацией похорон. Он лично заказал три машины для перевозки тел погибших друзей из морга на кладбище. И вот, через 15 минут после отправки тестя на машинах в морг, дама (Д) стоит во дворе своего дома и в глубокой задумчивости поливает цветы. И тут к воротам дома подъезжает микроавтобус, из него выходит амбал (А), происходит следующий диалог:
А: Здравствуйте, а ваш зять дома?
Д: Нет, он уехал.
А: А я вот за трупами приехал.
Д: Да ребята ваши уже поехали за ними в морг, догоняйте их.
А: Вы меня не поняли, я за теми трупами, что у вас в гараже лежат.
Д: ГДЕ?!!!!
А: В гараже, в яме под машиной. Ваш зять сказал, что если его не будет дома, то я могу забрать их сам.
Д : (потихоньку теряя сознание) Без него я вас в гараж не пущу!!!
А: Ну Извините, тогда я попозже заеду.
Борясь с накатывающимся желанием упасть в обморок, дама (мужественная женщина) идет в гараж, заглядывает в ремонтную яму и видит большую вязанку пластиковых канализационных ТРУБ, которые зять заготовил для своего строящегося дома.
До кинотеатра я не доехала.
Не успели мы рассадиться по машинам, как белугой взревел сотовый.
— Доченька, — навзрыд рыдала мать, — Костенька умирает.
Я с минуту помолчала, соображая, кто такой Костенька, и внезапно мое сердце словно ледяная рука сжала. Потому что я — Магдалина Константиновна. Просто мать его при мне кроме как алкашом проклятым сроду не называла.
— Как умирает? — тупо переспросила я, полная нехороших предчувствий. Отец у меня один, и я его люблю.
— Да вот так, — закатывалась в плаче мать, — приезжаю сюда грядки прополоть, а он лежит на крыльце и шевельнуться не может. Паралич разбил моего Костеньку!
— Мама, успокойся, перетащи его на кровать пока, а я выезжаю прямо сейчас, — велела я.
— Как перетащи? — всхлипнула мать. — Ты же знаешь что мне более трех килограммов врач запретил поднимать.
— Хорошо, тогда ни в коем случае не трогай, он кстати не падал перед этим? — мне пришло в голову, что паралич может быть вызван переломом позвоночника.
— Нет, говорит что уснул, проснулся — и встать не может, — рыдала мать.
— Ты пока я еду вызови врача, пусть осмотрит.
— Да я уж сбегала в больницу, там у главврача день рождения, вплоть до медсестер все ходят пьяные, — мать рыдала в трубку, словно отец уже помер.
— Все, выезжаю, пока присматривай, — я отсоединилась и посмотрела на народ.
— В общем я по делам, буду поздно.
— Вот тебе раз, — огорчился Серега. — Раз в жизни в кино решили съездить, и такой облом.
— А что случилось? — хмуро спросил Ворон.
— Отца паралич разбил, — сдержанно ответила я.
— Ни хрена себе, — присвистнула Маруська. — И что теперь?
— Ничего, лечить поехала, вы уж тут без меня, — буркнула я и поехала снова в деревню.
Когда я подъехала к бабушкину домику, дурные предчувствия одолели меня с новой силой. Бабки толпой стояли у ворот, а материны надрывные рыдания разносились далеко окрест.
Не чуя под собой ног, я выпрыгнула из машины и понеслась к воротам.
— Живой? — притормозив на мгновение около бабушек, спросила я.
— Пока да, — скорбно ответили они.
Я добежала до крыльца и склонилась над отцом. Папик жалобно на меня посмотрел и застонал:
— Ну здравствуй, доча, спасибо что уважила, проститься приехала.
— Папочка, — заревела я, — ты чего? Ты у меня еще сто лет проживешь.
— Все, доча, отжился я, — скорбно ответил отец.
— Папочка, родной, где болит, покажи, — сквозь слезы спросила я.
Вид отца, в одних драных тренировочных штанишках был непереносим. Не должны так люди умирать. В мягкой и чистой постельке, в окружении детей и внуков — но не на голых досках деревенского крыльца.
— Да спину мне дюже жжет, доча, — пожаловался отец.
— Папочка, мне тебя надо перевернуть будет и осмотреть, ты точно не падал? А то если перелом позвоночника, то позвонки могут сместиться.
— Ох, Магда, может и падал, — беспомощно посмотрел на меня отец. Я оценила концентрированный аромат перегара и поняла что рассчитывать на его показания не приходится. Достав иголку из сумочки, я быстро вонзила ее в папанино бедро.
— Б...!!!! — взвыл отец и хорошенько пнул меня ногой. Я отлетела в сторону, а старушки у забора зашелестели "Все, помирает, сейчас отмучается, судороги начались ".
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |