Стуки-Дао

Толич, мы еще можем все исправить, если сейчас сойдем...

-Нам некуда сходить, психопат! Нам уже не сойти. Там за дверью — пустота... а

ты убил его... убил, потому что ты психопат. Как некрасиво, неэстетично,

уродливо и сам ты уродливый, нелепый в своей ненависти!

-Толич! Толич! Ты чего! Ты зачем достал железку?! Толич, да не сходи ж ты с

ума, я не нарочно... Все еще можно исправить! Только прибудем на станцию.

-...закоснелый... убогий... Мы уж прибыли на станцию. Прибыли в конец пути...

Ты...

-Толич, не надо... этот топорик... это тот!?!

-...ошибка природы! Ты и есть быдло, самое... настоящее... быдло!

-Толич... Валера... ну, пожалуйста...

-Как те обезьяны! Ты...

-Валера, нет! Он сам виноват!! Сам!

-...быдло! Как все... как она...

-Валера!! Я не хочу... Валера, я...

-...жалкое создание...

СТУК!

* * *

Ветер выл и ярился за обледенелыми окнами, бросался на них в самоубийственной

ярости, скрежетал бесплотными клыками по закаленному стеклу, дико и жутко выл в

воздуховодах. Немолодая грузная проводница в неряшливой засаленной форме пройдя

узким коридорчиком под мигающими лампами осторожно заглянула в открытый проем

купе номер одиннадцать. Ей показалось, что только что оттуда доносились чьи то

голоса и шум. Она не была уверена, но все же вздохнула с облегчением, осмотрев

помещение.

Купе было абсолютно пустым и носило на себе все признаки казенного порядка:

аккуратно застеленные серым с полосой одеялом полки, вытертый ковролин на полу

да вазочка с пластмассовым цветком на столике у окна. Над полкой справа на

бледно-зеленом пластике застыло кофейного цвета пятно — очень старое, видно

было, что его много раз пытались оттереть, но неведомая жидкость намертво

въелось в покрытие.

Скрытое в потолке радио изливало монотонную музыкальную заставку в восточном

стиле. Вот она прервалась и в наступившей тишине приемник произнес, четко и

профессионально расставляя ударения:

-Вы прослушали пьесу "Стуки-Дао". Пьесу о рельсах, шпалах и тех, кто по ним

идет. Роли исполняли...

Проводница безразлично пожала плечами и, сделав шаг вперед, повернула ручку.

Приемник умолк. Теперь ничего не заглушало вой ветра.

Все с тем же усталым равнодушием на лице проводница вышла из купе и аккуратно

задвинула за собой дверь.

Стук!

После чего направилась к выходу, ступая по вылинявшему до полной бесцветности

ковровому покрытию на полу и методично выключая за собой свет. У выхода она

задержалась, чтобы погасить освещение в тамбуре, после чего вагон погрузился во

тьму. Она вышла в кружащую снегом ночь и захлопнула внешнюю дверь.

Стук!

Состав остался. Обледенелый, с наглухо зашторенными окнами и погашенными

огнями, отцепленный от тепловоза, он остался там, где стоял и раньше, стоял уже

долгое время под заунывный голодный вой снежной бури — на запасном пути.

Конец.

1

2