Дзи. Чужая судьба.

Оглянувшись на давно нетореный кусок разбитой дороги, выходившей из поселения и окончательно обрывавшейся через сотню шагов, Ли приготовился ждать.

Приближенные нервно переминались с ноги на ногу у него за спиной, а Гупте лишь все сильнее сжимал зубами нижнюю губу, пока все-таки не прокусил ее до крови.

— Проклятое место, — решился, наконец, один из соратников.

Пустые каменные короба, оставшиеся от человеческих домов, выстроившихся одной единственной улицей, были видны отсюда как на ладони. И нужная жертва, которую они преследовали так долго и упорно, была уже там.

— Предки всегда говорили, идти в логово к холодным — умереть глупым.

Гупте захотелось вколотить эти слова обратно в глотку сказавшему. Но тот был прав, и командир карабакуру действительно не готов был идти на такой риск. И все-таки, возвращаться к Шархэ с позором, признать прямо сейчас перед своими воинами бессилие и слабость... Новая мысль неожиданно заставила Гупте широко улыбнуться, и даже боль в губе не помешала этому.

— Значит, длинноногий умрет глупым.

Командир обернулся к приближенным, увидев на их лицах недоумение.

— Сюда ведь и гнали. Так?! — добавил Гупте с нажимом.

— Так, — кивнул самый сообразительный. — Сам голову в силок сунул.

— Как и рассчитывали, — подтвердил вождь. — Всем запомнить! А узнаю, что кто опять в обход меня с людьми Шархэ говорил, самолично языки тем вырву. Это тоже запомнить. Всем. И другим передать! Отдых до вечера и в обратный путь. Сначала до условленного места встречи со второй группой, что нагот у дороги делала и тела собирала, а затем к ставке. С победой и с радостной вестью!

Долгое ожидание обернулось ничем. Когда усталость навалилась с новой силой, Ли уже не смог сопротивляться. Опустившись на землю, он просто сидел, стараясь хотя бы не заснуть, чтобы встретить смерть с открытыми глазами. Тихие шаги раздались совсем с другой стороны. Чуть повернув голову, дзи едва не рассмеялся. Галлюцинаций у него прежде еще никогда не бывало.

Невысокий пожилой человек с обритой наголо головой с почтительным интересом и удивлением рассматривал Ли. Одежда "видения" была простой, добротной и неброской. Такую обычно носили крестьяне, не самые богатые, но и не бедствующие. Вот только потрепанные шелковые ленты красного цвета, которыми были оторочен рукава и высокий воротник куртки, а также повязаны вокруг пояса взамен кушака, выдавали в незнакомце босана, искателя духовной Истины.

— Похоже, молодой человек, у вас неприятности.

— Если вы не злой призрак, то лучше уходите отсюда, — Ли слишком обессилил, чтобы удивляться чему-то дальше. — За мной гонятся карабакуру, и вас они точно не пощадят, если застанут вдруг здесь.

— Не беспокойтесь, малый народец не ходит вблизи этой деревни. Они считают, что это место проклято, — улыбнулся монах-отшельник. — А люди... люди о нем давно уж не знают. Чудесное убежище для того, кто ищет покоя, не правда ли?

Дзи неуверенно кивнул, пытаясь до конца осмыслить сказанное, преодолев тягучую пустоту, охватившую разум.

— Похоже, вам не помешает здоровый сон и кружка хорошего чая.

Босан приблизился к Ли и помог ему подняться, сразу же перекинув руку "тайпэна" себе через плечо.

— Идемте, молодой человек. Хуже уже все равно не будет. Меня, кстати, зовут Лао.

— Хань, — с губ едва не сорвалось "Ли", но самоконтроль, выработавшийся за эти два месяца, сработал сам по себе. — Сяо Хань из рода Юэ.

— Далеко же, смотрю, забросило Юэ от южной границы, — усмехнулся монах и повел дзи по остаткам мостовой в глубину разрушенной деревни.

Глава 10.

Низкий земляной потолок нависал над деревянной лежанкой, визуально придавливая своей монолитной массой человека, неподготовленного к долгому пребыванию в узких подвальных помещениях. В остальном укрытие, где проживал босан Лао, было вполне приемлемым. Несколько комнат под развалинами крупного дома были сухими, чистыми и хорошо проветривались через множество круглых косых отверстий в потолке, которые, по словам монаха, он сам соорудил при помощи наклоненных бамбуковых стеблей. Гостя босан разместил как раз под одной из ивовых решеток, чтобы спертый воздух не мешал Ли приходить в себя и набираться сил. Решетки предназначались для защиты от полевых грызунов, могущих забраться в удобную нору. В случае же дождя каждый "воздуховод" снаружи можно было закрыть удобной каменной пробкой.

Запасы отшельника были ожидаемо скудны и пресны, так что угостить дзи ни чем другим, кроме как терпким чаем, черными сухарями да проросшим овсом, Лао не мог. Но незваный гость был благодарен монаху уже и за это. Однако, еще больше Ли был рад возможности проспать столько, сколько ему захочется, возможно, в первый раз в своей жизни. Жар лихорадки и жестокая простуда настигли его уже намного позже.

Под землей сложно было уловить течение времени, а Лао, похоже, вообще никак не зависел от смены дня и ночи, проводя большую часть своего бодрствования в уединенной комнате для медитаций или выбираясь наверх, чтобы на часы погрузиться в неподвижное созерцание Вселенной.

Когда состояние его здоровья стало получше, Ли, постепенно освоившись, уже сам стал ходить в кладовую, когда хотел пить, и без посторонней помощи менял пахучий травяной компресс, который босан еще в первый же день наложил дзи на шею. Царапина, оставленная кинжалом кумицо, несмотря на кажущуюся ничтожность, быстро начала гноиться, а место вокруг раны болезненно воспалилось. Познания Лао в целебных травах и лекарском искусстве были не сильно велики, так что рассказ Ли о встрече с оборотнем значительно увеличил его опасения — простым оружием, согласно преданиям, кумицо не пользовались. И именно это монах считал причиной внезапной болезни.

Что стало ведущей основой выздоровления от чародейского недуга — присутствие рядом просветленного человека, лечебные свойства трав или силы молодого тела — для дзи так и осталось до конца неясно. Скорее всего, эффект был совокупным. Окончательно здоровым Ли почувствовал себя, когда проснувшись, ощутил сильное желание размять затекшие мышцы и проверить на деле, как теперь в его руках будет слушаться тяжелый меч покойного тайпэна Сяо Ханя.

Пройдя знакомым путем до кладовой, Ли аккуратно поставил на небольшую жаровню жестяной кувшин с водой и отравился на поиски Лао. У выхода из подвала босан не обнаружился, а далеко он обычно не уходил. Дзи помнил это прекрасно потому, что во время болезни мог дозваться его в любой момент. Так что, короткого осмотра местности для поисков было вполне достаточно.

Снаружи царствовала холодная зимняя ночь, каменные стены домов покрывал свежий снег, а небо лучилось мириадами звезд. Поежившись от довольно сильного холода, редкого в этих землях в отличие от северных границ Империи, Ли спустился обратно. Монах мог быть только в одном месте, но мешать его одиночеству в покое для духовных исканий, дзи никогда не посмел бы. Оставалось лишь начать поиски оружия самостоятельно, Лао вряд ли бы просто выкинул фамильный клинок Юэ, так что он точно был где-то здесь в подземелье.

Быстрое обследование небольшого монашеского убежища не принесло желаемых результатов. Меча нигде не было, впрочем, как не было и подбитых кавалерийских сапог, окованных стальными кольцами, и тех элементов доспеха, от которых избавиться быстро или набегу, Ли просто не мог. Выпив разогретого чаю, дзи решил, что, похоже, все-таки нужно идти тревожить босана, спрятавшего куда-то все его вещи.

Вежливо постучав в раму перегородки, Ли приоткрыл ее, заглянув в комнату. Монаха внутри не было, более того сама комната представляла собой всего лишь небольшую площадку, от которой вниз вела земляная лестница. Немного удивившись решению Лао — искать вселенское воплощение гармонии еще глубже в извечной тверди, но, припомнив его ярко выраженные таланты в вопросах обустройства подземных жилищ, дзи осторожно начал спускаться.

Оценить протяженность спуска было довольно сложно, но тусклый свет, попадавший в лаз, через который Ли начал свой путь по старательно выделанным ступеням, превратился в далекое размазанное пятно, прежде чем лестница наконец-то закончилась. Дзи ненадолго остановился, чтобы слегка отдышаться и прислушаться к собственным ощущениям.

Место, в котором он оказался было странным, пугающим и как-то уж совсем не вязалось в его представлении с монахом Лао, тихим и вежливым человеком, которого просто невозможно было представить себе в приступе гнева или ярости. Подземелье, освящаемое двумя маленькими масляными фонарями, представляло собой узкий длинный коридор. Каменная кладка свидетельствовала о том, что либо кто-то очень старался, таская все эти тяжелые камни на такую глубину, либо Ли наткнулся на постройки совсем уже древних народов, ушедшие в недра под неумолимым течением времени, как и их хозяева, сгинувшие в исторической пропасти.

Комната в конце коридора была освещена странным голубоватым сиянием и, хотя интуиция дзи буквально разрывалась от тревожных сигналов, Ли осторожно двинулся в ту сторону, внимательно прислушиваясь к любому шороху в угольно-черных тенях. Воздух здесь по-прежнему был чистым и свежим, и это в определенной мере успокаивало. Каким бы странным и мистическим не было бы то или иное место, тот факт, что над ним потрудились руки вполне конкретного и известного тебе человека меняет в восприятии окружающего очень многое.

Вытянутый зал в конце коридора был не больше сотни локтей в длину и столько же в ширину. На гладком мраморном столе, возвышающемся в самом центре комнаты, лежал человек. Точнее, девушка не старше семнадцати-восемнадцати лет. Ее длинные черные волосы будто бы нарочно были рассыпаны "веером" по каменному ложу, а ее кожа была столь неправдоподобно светлой и бледной, что скромное почти прозрачное погребальное платье-рейчи пугающе идеально гармонировало с ней по цвету.

Неведомая сила словно подтолкнула Ли в спину, заставив переступить через порог, и дзи, не пытаясь даже сопротивляться, подошел на негнущихся ногах к мраморному алтарю. Лицо умершей было красиво, но совсем не так как у Каори О-шэй. Чувственность и грацию дочери дзито нельзя было сравнить с тем неподвижным совершенством неизвестной. Там, где Каори блистала эмоциями и жизненной силой, мертвая красавица поражала холодным совершенством формы, замершим вне самого времени, и каким-то извечным глубинным покоем. Будто боясь потревожить завораживающую картину, Ли буквально замер на месте, не в силах пошевелиться.

Длинные тесные ресницы едва заметно дрогнули, и глаза умершей медленно открылись, обращая свой леденящий взор на незваного гостя. Кровавая радужка ее глаз имела насыщенный густой цвет, а вертикальные зрачки вызывали ассоциации скорее с хищной птицей, чем с кем-то из породы кошачьих. Тонкие лиловые губы неторопливо растянулись в улыбке, обнажая белоснежные иглы клыков.

Оторопь, охватившая дзи, так и не позволила ему броситься бежать. Превозмогая себя Ли сделал шаг назад и стал оборачиваться. Еще два кровавых глаза разглядывали его из глубины коридора. Путь назад оказался отрезан, а затем был удар, боль и темнота.

Приходить в себя после того, как кто-то, не церемонясь, приложил тебя по макушке чем-то тяжелым, не самое приятное занятие. Еще неприятнее — обнаружить, что ты висишь вниз головой довольно высоко над полом, а твое тело от ступней до самой шеи буквально спеленато белыми липкими нитями. Тонкими, но очень крепкими.

Дернувшись пару раз, Ли пришел к выводу, что это бесполезно, к тому же голова "тайпэна" разболелась еще сильнее. Дзи даже показалось, что он слышит какую-то тихую печальную мелодию, совсем не вяжущуюся с происходящим.

— Смотри-ка, очнулся! Все-таки крепкий, — раздался голос, который Ли сейчас совсем не рад был услышать.

Уже знакомая ему кумицо тоже была здесь. Лиса-оборотень стояла у стены совсем неподалеку, рассматривая подвешенного к потолку человека все с тем же негаснущим живым интересом. Рыжие волосы зеленоглазого демона были собраны в эффектный хвост, переброшенный через плечо, других изменений в ее облике Ли не заметил. Но зато он теперь прекрасно рассмотрел много других деталей помещения, в котором находился, и многое из увиденного напугало его куда сильнее возвращения кумицо.

Старинный зал был весьма обширен и гораздо больше того, где дзи повстречал ожившую покойницу. Видимых источников света не наблюдалось, но все тоже мягкое голубоватое сияние заполняло собой помещение, скрывая в непроглядной тьме лишь высокий потолок. Можно было почти не сомневаться, что это место является частью тех же подземных сооружений, которые Ли видел ранее. Какой-нибудь мебели или других предметов интерьера здесь практически не было.

В дальнем углу обнаружился источник странной музыки, поначалу показавшейся пленнику лишь собственной галлюцинацией. За деревянным футляром ше-до застыла стройная фигура в черном свободном платье, рукава которого были закатаны до локтя и скреплены там прищепками из лакированной кости. Крепкие длинные пальцы уверенно скользили над тончайшими железными струнами, пользуясь двумя расписными щипками и извлекая протяжные мелодичные звуки. Кожа женщины-музыканта была такой же бледной, как и у той девушки в посмертном рейчи, но она была явно старше, а ее резкое скуластое лицо не обладало и каплей той леденящей силы. В нем не было ничего отталкивающего, скорее даже наоборот, оно притягивало и завораживало, как танец змеи, гипнотизирующий бессильного кролика. Но все-таки сравнение с юной красотой той девушки, что тихо и скромно сидела на полу рядом с ше-до, было явно не в пользу исполнительницы. Ожившая красавица по-прежнему не сменила своего наряда, а ее светящиеся алые глаза непрерывно следили за пойманной жертвой.

Хуже всего оказалось "украшение" противоположной стены. Сначала Ли не совсем понял, что видит перед собой, а когда наконец разобрался, то жестоко пожалел об этом. Это был Лао, вернее, семь босанов Лао в совершенно одинаковой одежде. Краска на лице самого первого заметно облупилась, демонстрируя старое прогнившее дерево. У каждой гигантской куклы от кистей рук, от локтей, от коленей, от стоп и от еще десятка различных точек, включая нижнюю челюсть, тянулись длинные белые нити, вроде тех, которыми был связан дзи. Это было страшно и непонятно, Ли прекрасно понимал, что никогда бы, даже в самом сильном бреду, не принял бы ни одну из этих марионеток за того, кто помогал ему и лечил его все последние дни. Но почему-то сомнений у дзи так и не возникло, одна из деревянных фигур, а может быть и несколько, была тем самым монахом Лао, с которым он и общался.

— А я уже испугалась, что твои домашние кровососы стукнули его слишком сильно, — снова заговорила кумицо.

— Они очень исполнительны, — из темноты, сгущавшейся над дзи, раздался низкий грудной голос, принадлежавший скорее женщине, чем мужчине. — И полезны. Такие сильные вкусные жертвы нечасто сами забредают в мою паутину, а девочки, выходя на охоту, приносят порой что-то не менее сочное.

Женщина, игравшая на ше-до, на мгновение оторвала свой взгляд от металлических струн, и Ли невольно сглотнул, увидев кровавый отблеск вокруг ее вертикальных зрачков.