Книга Исхода

Этой же ночью произошел акт неспровоцированной сексуальной агрессии в отношении Статера. Нэн Мерридью, по-прежнему пьяная, но в значительно меньшей степени, пробралась в комнату Статера, где как раз и разыгрались все дальнейшие события. Надо отдать хозяину должное, — когда к нему под шелковое покрывальце влез кто-то мягкий, горячий и пахнущий виски, он ухитрился сохранить выдержку, не заорал спросонок, не наговорил глупостей перепуганного или же, паче того, морализаторского толка: он честно постарался соответствовать и это ему, в общем, удалось. Насколько это, разумеется, вообще было возможно в подобной дикой ситуации. Как истинный джентльмен, он никому не рассказал о имевшем место факте, но это не имело особой роли, потому что о случившемся каким-то образом все равно все знали, а подробности (не все) у него, разумеется, потихоньку выпытали. Он, похоже, и сам пребывал в недоумении.

— Дикая она какая-то, — вырвалось у него наконец, после долгого молчания, — по-другому и не скажешь.

— Что — такая страстная?

— Да нет, — он махнул рукой, — тут совсем другое дело!

— Неистовая? Неужели же ты, друг мой, разбудил в Ледяной Нэн половую хищницу?

— Дурак! Говорят же тебе, — не в этом смысле... Диким называется человек, не имеющий признаков цивилизованности. Никаких.

— Девственница?!!

— Опять ты за свое... Но вела себя и еще хуже. Знаешь, на что больше всего похоже? На собачку во время первой в жизни течки. Или, как это бывает, бабы дают первому попавшемуся просто в отместку... Только тут, — непонятно — кому. Первый раз в жизни меня вот так просто взяли — и трахнули, не по любви, не по страсти, не от скуки даже, а потому что первый подвернулся.

— Хоть кончает?

— А уж это, знаешь ли, не твое дело! В любом случае не думаю, чтобы это ей сильно помогло. Чего-то она не того искала.

Красавец и сердцеед, он испытывал сильное смущение: в самом деле, — не рассказывать же им, как неистово, упорно и однообразно, словно бабочка — о стекло, билось в его тело голое рычащее существо, выколачивая себе свой трудовой, нелегкий оргазм? Не вспоминать же, что этой ночью он не слыхал от нее ничего, кроме злобного подвывания да, — очень, очень редко, — примитивной, но исключительно грубой брани в виде отдельных отрывистых слов? Как заснула, повернувшись к нему задом, а поутру ушла, не попрощавшись? Ко всему прочему, — наутро она вела себя, как ни в чем не бывало, став совершенно прежней безупречной Нэн. А по поводу вчерашнего всего только и сказала к какому-то случаю с мягкой, слегка извиняющейся улыбкой:

— Ну что вы хотите от бедной пьяной женщины?

— Мэтр, есть любопытное сообщение от нашего русского друга...

— Слушаю вас.

— Помните промелькнувшее было сообщение о землетрясении в России, на Алтае? Дело в том, что район этот находится под довольно-таки пристальным вниманием наших... работодателей. Добыча радиоактивных руд там, обогатительные предприятия, в общем, — вы понимаете... Из космоса — картина вдруг выпотрошенной горы. Кроме того, — никаких землетрясений в этом районе не бывало отродясь.

— Землетрясения бывают везде.

— Верно, — легко согласился Кэмпбелл, -но только это и вообще не было похоже на землетрясение, скорее — на громадный обвал.

— Тоже вполне естественное событие.

— Верно. Но! В район происшествия наползла чертова уйма военщины, в том числе высокопоставленной, и полетели кое-какие головы.

— Именно?

— А именно генерал-майора... подождите-ка, совершенно невозможная фамилия, — он глянул в бумагу, — ага, Безременного. Генерал-майора Безременного, того, кто в Красной Армии занимается геотектоникой и смежными проблемами, вроде организации искусственных землетрясений.

— Стоп! В районе горы Кси крутились какие-нибудь русские?

— Уже проверено, мэтр. Крутились, как же не крутиться-то. И знаю — кто.

— Пусть этот самый ваш русский друг выяснит, на месте ли крутившийся, и был ли он на месте в момент катаклизма.

— Стервец опасается проявлять слишком большое внимание. Во избежание провала.

— Как? — Пораженно воскликнул Леруа. — Вы и это предусмотрели?

Кэмпбелл с вежливой улыбкой слегка поклонился.

— Я сказал бы вам, что вы лучший секретарь в мире, но не хочу портить. А на этого — нажмите! Не тот случай, чтобы мы моглисебе позволить беречь его... Платите, требуйте, — все, что хотите, но чтобы он нам этого, как его?

— Тоже ничего себе фамилия: Рассохин. Константин Рассохин.

— Спасибо. Так вот, чтобы он нам этого, — как его? — предоставил. Что-нибудь еще?

— Касательно острова. Видимого движения не происходит, но уже не один раз отмечалось внезапное, непонятно откуда взявшееся, появление достаточно объемных грузов...

— Понятно. Равно как и то, что этот факт от наших работодателей скрыть никоим образом не удастся: спутники-то, в конце концов, принадлежат — им...

— Таким образом, — готовим доклад?

— Увы! Будет большая беда, — но уже не в наших силах контролировать обстановку.

Всецело наложить лапу на Геномный Сканер, на что он втайне надеялся, не удалось: явился Тэшик-Таш и в значительной мере сорвал всю затею просто-напросто тем, что показал полное свое понимание возможностей новой игрушки. Он появился к началу работы, и приволок с собой собственноручно извлеченную из Радужного Ядра экспертную программу:

— Я назвал это, — мельком заметил он, — "Кадастром Микробных Форм". Разумеется, — это только рабочее название.

После крайне кропотливой и непростой работы по градуированию комплекса, проводившейся на животных и высших растениях, наступило неизбежное: обкатка аппаратуры на живом человеке. Добровольцев сыскалось даже более, чем нужно, и были споры, поскольку нашлись сторонники как варианта с самыми молодыми и здоровыми, так и прямо противоположного:

— Мы же, для начала, ничего не собираемся менять! Нужны показательные объекты, накопившие в ходе достаточно-долгой жизни достаточное количество возрастных и прочих изменений... И я просто не понимаю, — причем тут безупречное здоровье?

В результате удалось достигнуть определенного компромисса, и под сканнер, перекрестившись, первым лег Тартесс. Для начала было решено оставить вне действия рецепторов по крайней мере голову. Серая струя с неприятно-живыми манерами выбралась из отверстия и тонким слоем растеклась по телу испытателя. Тартесс был совершенно гол, хотя в этом и не было истинной необходимости: квазижидкость, представлявшая из себя, по сути, некую массу сложно взаимодействующих "сборщиков", запросто проникала не только через кожу, не только через живую костную ткань, но и сквозь хрящи и даже — сквозь прозрачные среды глаза. Тэшик-Таш, стихийно выдвинувшийся на роль интерпретатора результатов, пристально глядя на экран, комментировал:

— Эпидермофитон, малопатогенная вследствие слабости энзимов групп Gil, Cer, Elas и Prc форма... Эпидермальный стафилококк на порядочной глубине в производных дермы... Гоним дальше, а то запутаемся в сапрофитах и условно-патогенных... Ага: вирус простого герпеса, внутриклеточно, в виде вирусной последовательности, индивидуальный вариант А11, А17, Т18, Г23, Ц29 — ну и так далее... То есть видно, как на ладони! Дальше... Стоп! Бог ты мой, — сколько ж это можно было бы монографий-то написать! И каких! Вот например: эндотелий сосудов нашего на редкость здорового друга почти полностью заражен неизвестной хламидией. То есть неизвестной, но вполне-вполне понятной: и родственники — известны, и отличия от таковых — видны, и почему маловирулентна — вполне понятно. Вы, друг мой, подцепили ее никак не меньше двадцати лет тому назад, и до сих пор живы... Нет! Аристид, — не лезь в просвет кишечника, а то мы за месяц не вылезем с комментариями. Так: малораспространенный, доброкачественный полипоз кишечника, частично детерминированный наследственно: во-от здесь слегка дефектный ген, ответственный преимущественно за пигментный обмен... В некоторых гепатоцитах — что-то похожее на вирусную последовательность, с множеством делеций, вплоть до полной неактивности. Да, так и есть... А, вот еще интересно: в макрофагах — еще один вирусный огрызок, но тут, — видите? — последовательность явно ревертированная, вот здесь — явный кусок какого-то Rar-а...

— Док, — озабоченно спросил Тайпан, временами проявлявший крайнюю непосредственность, — это что, — мы все такая же гниль, а?

— Да нет, не такая. Как правило, надо думать, — куда большая. В общем так: вычислительные мощности надо увеличить как просто так, так и специфически, применительно к решению топологических задач. Программу — обдуманно усовершенствовать таким образом, чтобы, при переходе от чисто интерпретационных задач к оперативным, комплекс знал бы, в каких случаях следует обратиться с запросом к оператору. Оператор — необходим. Далее: по моему мнению и в дальнейшем, после совершенствования, целесообразно будет оставить принцип нескольких относительно специализированных "прогонов" каждогочеловека, проводимых последовательно, не пытаясь одновременно решать несколько разнородных задач... Предварительно последовательность может выглядеть следующим образом: циркулирующие микроорганизмы и животные паразиты — чужеродные антигены — явные геном-ассоциированные вирусные последовательности — интроны вирусного происхождения — дефектные гены...

Фермер сидел и молча злобствовал: до сих пор швейцарец не издал ни единой фальшивой ноты. Так и всегда бывает, когда недооцениваешь окружающих... Ладно, впредь будем умнее. А тот тем временем успешно закруглял свой академический пассаж:

— ... а также позволю себе предположить, что делетированные гены целесообразнее было бы заменить заранее подготовленными векторными вставками, индивидуализированными во избежание геномных коллизий применительно к каждому отдельно взятому организму. Считаю, что с этой задачей способны справиться только Фермер и Некто В Сером. От "векторов", способных к самостоятельному проникновению в клетки, при сложившихся обстоятельствах следует безусловно отказаться.

И все-то у него предусмотрено. И все-то он обдумал. Ладно еще, что саму идею, — оставить за бортом всю неучтенную жизнь, он, кажется, поддерживает. Ах, до чего же все-таки все на самом деле выглядит по-другому, чем думалось, мечталось и предполагалось... Сложнее. Труднее. Серьезнее. Радикальнее, в конце концов, потому что сказавший "а" непременно должен сказать и "б"... Мы, как и всегда, оказались способны только положить начало событиям, а потом уже они начали развиваться в соответствии со своей логикой, вынуждая нас делать то, на что мы вовсе и не рассчитывали. И по-прежнему бесконечно далеки мы от Божественного Произвола... И мне, как это выяснилось только сейчас, хотелось именно его, и ничего другого, чего бы я там о себе не мнил... Ничего, будем надеяться, что наш реванш — еще впереди, и нужно только постараться, чтобы, когда придет этот момент, никому даже и в голову не пришло бы спорить. Чтобы нечего было — оспаривать.

Осложнения, как это бывает всегда, начались неожиданно и с той стороны, с которой не ждали: молодой вождь, подопечный Хагена, вместе с несколькими товарищами по Союзу Истинных Чаяний вдруг угодил за решетку. Формально им инкриминировалась пропаганда нацистских взглядов, но любому мало-мальски понимающему человеку было совершенно ясно, что истинная подоплека неожиданного задержания, скорее всего, совсем иная. Хаген был понимающим человеком. Более того, — ему было присуще какое-то особое чутье на запах серы. Он ураганом примчался в Гамбург, нажал на все педали, нанял дорогого адвоката из числа старых знакомых, внес залог и освободил "мальчиков" под подписку о невыезде до суда. С некоторым облегчением убедился, что в городе, если и не противодействуют анонимным заказчикам ареста, то уж, по крайней мере, и не проявляют какого-то особого усердия: то ли просто недолюбливают бесцеремонных американцев, то ли, что вероятнее, власти прознали что-то, почувствовали, как их оттирают от серьезного дела, и решили не проявлять инициативы, помогая старшему партнеру. Впору было облегченно перевести дух, когда внезапно забеспокоился художник. Впрочем, — термин "беспокойство" не вполне отражал существо дела, потому что Сен — просто видел угрозу в структуре ситуации. Проверка показала, что вмешательство его имело под собой серьезные основания, потому что у дома, где, в специально снятой квартире располагались задержанные, оказалось установлено негласное наблюдение, — даже не слишком замаскированное. В машине, стоящей у единственного выхода, сидели, сменяя друг друга, какие-то странные личности, меланхолично пережевывающие жвачку, а консьерж, похоже, тоже был специальным человечком. И телефон не работал. Таким образом, была налицо только видимость соблюдения законов. Художник сказал:

— Люди, которые затеяли все это, попали в ложное положение... Понимаете? Может быть, — отчасти в этом виноваты мы сами с нашими действиями... Даже точно виноваты... Но, с другой стороны, если бы мы со всей решительностью не вмешались в действия неизвестных легитимными путями то... Скорее всего было бы и еще хуже. Теперь они лишены возможности решить все... Без огласки, да? Поэтому теперь следует ждать какого-то спектакля при полнейшем попустительстве властей... Наш Великий Воин был прав, когда говорил о неизбежной неразворотливости официальных властей, когда объект — мелок и неочевиден, а область поиска — весь мир... Рискну предположить, что наш друг опередил... противоположную сторону буквально на несколько часов...

— Чего ты ожидаешь?

-Скорее всего, — имитации похищения.

— Вы потрясающий логик.

— Я никакой логик, и вы об этом великолепно знаете...

— Но все-таки это — не слишком ли?

— Простите... Прием, описанный уже у Сун Цзы: увезти этих несчастных детей, а потом оставить свидетельства того, что их освободили их сотоварищи. Причем имитация может быть сколь угодно... Понимаете? Сколь угодно грубой, потому что в тщательном расследовании никто не будет заинтересован.

— Понятно. Потом можно будет даже поднять по ложному следу шум по поводу беспардонной наглости экстремистов, и даже всех собак по следу пустить. А что? Для лишней гарантии. Страшный вы человек, живописец: этак вы меня последних иллюзий лишите... Срочно наклеиваем Локус Поглощения непосредственно около подъезда и начинаем усиленно следить. Неподалеку на стоянке разместим автомобильчик, истинной тягой которого будет геминер-привод, — и пожалуйста! Пусть являются.

— Извините... Я должен участвовать.

— А смысл? Назовите мне хотя бы одну причину, по которой...

— Это... Вытекает из структуры ситуации. Нет, я понимаю, что вы сомневаетесь в моей... полезности, да? Но... извините, я бы никогда не стал навязываться, если хотя бы на одну секунду усомнился в том, что не буду... обузой, да?

— А что, — с любопытством осведомился Хаген, — имеете опыт?

Азиат улыбнулся особой, очень понятной улыбкой, показав длинноватые зубы, и промолчал.

— Нет, — сказал Статер, — я категорически против автомобиля. Мы по-прежнему недопустимо грешим стереотипностью мышления, совершенно забывая о наших возможностях. Нет совершенно никакой необходимости устраивать гонки в голливудском стиле и беспокоить дорожную полицию... Пусть даже и на трижды полуинерционном приводе. Я в два счета сделаю черные комбинезоны с ма-аленькими такими геминерчиками, — и летите себе, на здоровье, вслед за кем угодно, и никто вас ночью на высоте пятидесяти-ста метров сроду не заметит. Кто?