Замполит не пытался защищаться. Он только недоуменно смотрел на Гордунова. Было очевидно, что они не понимают друг друга.
Гордунов отпустил молодого офицера.
— Радуйся, — сказал он Левину. — Просто радуйся... Если завтра в это же время ты будешь жив.
Сержант Брончевич спешил к нему через бардак на улице, неся на спине рацию. Несмотря на темноту, он быстро нашел Гордунова, как будто его вел инстинкт.
— Товарищ командир, "Сокол" срочно вызывает вас.
Гордунов взял у него микрофон.
— "Сокол", я "Орел".
Сначала Гордунов не узнал голос в микрофоне.
— Я "Сокол". Майор Духонин погиб. Нас теснят. Мы рассеяны.
Это был Карченко, командир роты. Гордунов ожидал от него большего самообладания.
— Я "Орел". Возьми себя в руки. Что с мостом? Мы можем выдвигаться к вам?
— Я не знаю. Мы взяли мост под контроль. Но здесь полно английских солдат. И немецкие танки дальше в городе. Их действия несогласованны. Но они здесь везде.
— Просто держись, — сказал Гордунов. Он переключил частоту. — "Гриф", я "Орел", прием.
Ничего. Только белый шум.
— "Гриф", я "Орел".
Только далекий шум стрельбы.
Гордунов повернулся к Левину. Замполит никуда не делся. Казалось, он не испытывал никакого страха даже после такого обращения, просто оценивающе смотрел на него.
— Две вещи, — сказал ему Гордунов. — Во-первых, пристрой куда-нибудь пленных, чтобы один человек мог за ними следить. Не трать на них время. Затем отправляйся к южному мосту и найди капитана Ануреева. Просто возьми одного-двух солдат, так будет спокойнее, и сможешь дойти тихо и быстро. Если Ануреев взял мост под контроль, возьми у него один взвод и выдвигайся на тот берег реки. Не ввязываться в бои, которые не имеют отношения к захвату мостов. Если Ануреев нашел взвод ПТО, пусть перебросит на север два отделения. И скажи этому козлу, чтобы наладил связь.
Гордунов повернулся к радисту.
— За мной, — сказал он Брончевичу, — Держись позади меня. Мы идем через реку.
Гордунов, прихрамывая, побежал во тьму, согнувшись, словно горбун. Добравшись до середины моста, он дал очередь в темноту. Не было никакого ответа, только ощущение холода от текущей воды.
Никто не стрелял в них пока они двигались по темному мосту. Мост был крепким, двухполосным, отлично подходящим для прохождения тяжелой бронетехники. И он был в их распоряжении. Гордунов был полон решимости удержать его.
Боль в лодыжке действовала на него удивительным образом. Ожесточала. Напоминала, что ничто не дается легко.
На дальнем конце моста их окликнул кто-то на русском языке. Сержант Брончевич ответил, и они проследовали на берег.
— Где командир? — Спросил Гордунов у часового.
— Дальше по этой дороге. Где-то на улице.
Гордунов не ждал большего. Он не собирался останавливаться, пока не найдет Карченко. И не возьмет ситуацию под некое подобие контроля.
В нескольких сонях метров дальше по дороге между зданиями кипел бой. Ближе к мосту расположились солдаты, прикрывающие главную дорогу и боковые улицы. Пулеметы. Гранатометные расчеты.
— Где ваш командир роты? — Спросил Гордунов у ждущего пулеметчика.
Темная фигура что-то пробормотала, оторвав почерневшее лицо от оружия.
— Он не понимает русского, — отозвался голос из тени.
— Где капитан Карченко?
— Он был здесь только что. Но ушел. — Затем голос сильно изменился. — Извините, товарищ подполковник. Я не узнал вас.
— Где ваш взводный?
— На наблюдательном пункте к северу.
Они потеряли слишком много времени.
— Бронч, дай мне связь.
Сержант замешкался на минуту, но затем протянул ему гарнитуру.
— "Сокол", я "Орел", прием.
— Я "Сокол", прием.
— Я на вашем берегу. Где ты сейчас, севернее моста?
— Немного ниже. У главной дороги.
— Хорошо. Я рядом. Следите за улицей, я иду. — Гордунов передал гарнитуру связисту и хромой рысью двинулся вперед. — Пошли!
Взрыв выбил последние остатки стекол из окон. Гордунов продолжал бежать. На дальнем конце улицы загорелись несколько домов. В свете пламени носились темные фигуры, но нельзя было понять, это были советские солдаты или противник.
— Сюда!
Гордунов бросился через улицу, кувыркнулся и вскочил в дверной проем. Его тело уже покрылось ссадинами и царапинами, этими неизбежными последствиями боя в городе. Вместе с болью в лодыжке, они заставляли Гордунова ощущать себя раненым. Но он знал, что испытания только начались.
Брончевич подождал, пока Гордунов освободит дверной проем, и тоже побежал к нему, будучи неспособным так кувыркаться с рацией на спине.
В слабом свете пожаров Карченко, казалось, ожидал, что само небо в любой момент может упасть на него.
— Ты хоть как-то контролируешь этот бардак? — Потребовал ответа Гордунов.
— Товарищ командир, мы пытаемся наладить оборону.
— Кто блокирует дороги?
— Лейтенант Свиркин отвечает за прямую оборону. Гуртаев занимает позиции вокруг въезда на мост.
Прямую оборону, подумал Гордунов. Чтобы это не значило, лейтенант будет стоять насмерть. Гордунов немного успокоился.
— А сам ты чем занят? — Спросил он у Карченко.
— Здесь командный пункт роты. Между передовым заслоном и мостом.
— Где майор Духонин?
— Погиб.
— Я знаю. Но где он? Где тело?
Карченко не ответил.
— Я тебя спрашиваю, где тело?
— Я не знаю.
— Вы бросили его?
— Нет, он уже был мертв.
— И вы бросили тело.
— Его просто на части разорвало. А мы должны были двигаться. Там были танки.
— Вы бросили его, — сказал Гордунов с холодным отвращением в голосе. Это не было вопросом эмоций. Гордунов считал себя жестким человеком и гордился этим. Он был самым жестким курсантом в своей группе и чемпионом училища по боксу. И гордился своими крепкими нервами. Но когда он в первый раз увидел, что душманы делали с погибшими советскими солдатами, у него отняло дар речи. Зрелище наполняло низ живота льдом. Именно поэтому десантники не бросали погибших. И никогда не сдавались в плен. Тела предназначались только для похоронной команды.
Для Гордунова не было разницы между бойцами, погибшими в Афганистане и теми, кто погиб здесь от рук британцев или немцев. Это был вопрос воинской чести и гордости, такой же, как ношение чистой и хорошо подогнанной формы на параде. Десант всегда забирает тела своих убитых.
— Танки бы передавили нас всех, — сказал Карченко, просто умоляя командира понять его. — Мы должны были оставить ту позицию.
Духонин всегда оставался невредим. Он был ветераном. Профессионалом. Он пережил страшные бои в провинции Герат в Афганистане. Его грудь была так исполосована швами, что, казалось, расстегивается на "молниях". Теперь он ушел.
— С боеприпасами все в порядке? — Спросил Гордунов, тщательно контролируя голос.
— У нас осталось все, что мы взяли. Похоже, в полете Анурееву досталось гораздо сильнее.
— У тебя и целей больше, — сказал Гордунов. — Слушай внимательно. Я отправил Левина на юг за еще одним взводом. Мне нужно, чтобы вы перекрыли все подходы к мосту, все сто восемьдесят градусов. Можешь сконцентрироваться на северном участке, но я бы не стал бросать туда все. И перемести КП ближе к мосту. Здесь его могут захватить раньше, чем ты поймешь, что происходит. И организуй побольше наблюдательных постов.
Серия взрывов сотрясла улицу.
— Меня удивляет, что противник так запросто ведет огонь по зданиям, — сказал Карченко. — В домах полно гражданских, вы же знаете. Да, их не видно, но они здесь. Шестеро прячутся в этом подвале. У них такой вид, будто думают, что мы собираемся их съесть.
— Держи бойцов под контролем, — сказал Гордунов. — Что скажешь о противнике? Кого здесь больше, британцев или немцев?
— Смешанные силы. Танки немецкие. Похоже, что мы наткнулись на немецкую танковую часть, которая переправлялась через Везер по понтонным мостам. Но около зоны высадки были британские силы.
— Ну, англичанам все равно, куда стрелять. Это не их страна.
— Это серьезные ребята. Особенно, для тыловых частей.
— А мы серьезнее. Возьми, наконец, этот бардак под контроль. — Гордунов посмотрел на часы. — Через полтора часа прибудешь в больницу на том берегу. Возьми с собой Левина, если он к тому времени подойдет. Я буду ждать там Ануреева. И я хочу быть, черт тебя подери, уверен, что до рассвета все наши силы займут позиции. Мы взяли мост достаточно легко. Теперь нужно удержать его.
— Как долго? Как вы думаете, когда подойдут наши?
Пулеметная очередь просвистела по улице, ударив в стену над их головами.
— Скорее всего, завтра. — Гордунов поднялся на ноги и вышел в темноту. Брончевич последовал за ним.
Карченко не справится, подумал Гордунов. Но он не знал, кем его можно заменить. Духонин был надежным человеком, его продолжением на этом берегу реки. Теперь Духонина не было. И не было больше никого, кому бы он мог настолько доверять.
Он подумал о Левине. Тот не имел никакого опыта, но и замполита приходилось принимать в расчет, раз уж дело зашло так далеко. Возможно, Левин был еще на восточном берегу, а, может быть, уже перебрался с взводом на западный, туда, где действовал Карченко. Или туда, где бой был еще более напряженным. Гордунова коробило от мысли, что ему придется полагаться на замполита. Он вообще терпеть не мог полагаться на кого бы то ни было. Он мог рассчитывать только на Духонина, потому что оба они были из афганского "братства".
В темноте Гордунов столкнулся с выскочившей из тени черной фигурой.
Они оба упали. Фигура окликнула его на чужом языке.
Гордунов выстрелил в нее в упор.
Из темноты раздались ответные выстрелы. Гордунов залег и открыл огонь из-за тела солдата, которого только что застрелил. Когда тело начало двигаться, Гордунов выхватил нож и вонзил ему в горло.
Несколько чужих голосов перекликались где-то впереди. Вокруг захлопали незнакомые звуки выстрелов.
Гордунов вытащил из разгрузки гранату, привстал и бросил ее в переулок.
Раздался взрыв. Гордунов подобрался к двери ближайшего здания. Она была заперта.
— Я ранен, я ранен...
Бронч. Рация.
Гордунов замер. Радист лежал, распластавшись на дороге. Он кричал снова и снова, жалуясь на боль от ранения иностранным оружием.
Гордунов смотрел в темноту. Он ждал, когда они покажутся. Как будто по команде, рация затрещала. Затем раздался искаженный электроникой голос на русском языке.
Идите к ней. Ну же, подумал Гордунов. Я знаю, что вы этого хотите.
Радист стонал, лежа лицом вниз, а рация продолжала дразнить вражеских солдат.
Пользуйтесь возможностью, думал Гордунов. Давайте.
Глаза уловили движение. И Гордунов словно вернулся в смертельно опасные афганские горы. Он не дал идущему впереди врагу отвлечь себя. Он заметил в темноте, что еще один солдат прикрывал первого. Как только он застыл, Гордунов дал по нему очередь, а затем перевел оружие на того, что двигался впереди вдоль стены.
Тот открыл ответный огонь. Но дико мазал.
Гордунов толкнул дверь достаточно сильно, чтобы выломать ее. Затем он потащил внутрь раненого радиста.
Руки были залиты кровью. Как будто он тащил мокрую свернутую палатку. Казалось, парень должен был развалиться оттого, что его тащили. В него попали полной очередью. Удивительно, что он все еще подавал признаки жизни.
Гордунов стащил рацию со спины парня, взяв окровавленный микрофон.
— "Сокол", я "Орел".
— Я "Сокол". Вы в порядке? Нам показалось, что вы попали в перестрелку.
— Радист тяжело ранен. Я дальше по улице от вас, на углу одного из переулков. Можете прислать кого-нибудь сюда?
— Отправляю помощь.
— Назад! — Закричал Гордунов. Он резко повернулся, выпустив из рук раненого, и нажал на курок, не отпуская, пока затвор не щелкнул в последний раз, говоря, что магазин пуст. Тень в последний раз дернулась у стены, где ее настигли пули. Гордунов поспешно вставил новый магазин и, вытащив фонарик, осторожно осветил помещение.
Это был старик. С охотничьим ружьем.
Придурок, подумал Гордунов. Долбаный старый придурок.
Но он испугался. Впервые за многие годы его кто-то застал врасплох.
Раненый парень молился. Это не удивило Гордунова. Он знал по Афганистану, что многие умирающие молились, независимо от того, были они верующими или нет. Даже замполиты, которые были профессиональными атеистами, обращались к богу в свои последние минуты жизни. Гордунов заставил себя вернуться к задаче.
— "Гриф", я "Орел".
— Я "Гриф", прием.
— Что у вас?
— Заняли южный мост. Спорадические бои по обе стороны реки. Силы, которые вы запросили, в пути.
— Потери?
— Тяжелые. Британцы поймали нас в засаду, когда мы в первый раз вошли на мост. Но мы заняли его.
— Насколько тяжелые?
— У меня осталась сотня солдат.
— Вместе с твоей ротой?
— Так точно. Мы так и не нашли взвод ПТО. Должно быть, они погибли. У нас около двадцати пленных. И столько же раненых.
— Тогда все нормально. Закрепитесь в зданиях и держитесь. Я отправлю к вам врача из больницы. Поддержите "Сокола" минометным огнем. Нужно создать эшелонированную оборону по обе стороны реки.
— Я сделаю все возможное.
Радист умер. Гордунов словно ощутил изменение в комнате. Когда парень затих, ему показалось, будто он оказался в доме с призраками.
— "Орел", это "Сокол", прием.
— Я "Орел", прием.
— Мы не можем вас найти. Где вы сейчас?
— Не важно, — ответил Гордунов. — Помощь уже не нужна. Просто смотрите внимательно, я выхожу.
Гордунов мгновение сидел в тишине, собираясь с силами. Поблизости было тихо. Только приливы и отливы стрельбы на улицах. В этот миг почти полной тишины, боль в лодыжке, казалось, усилилась, как будто кто-то начал методично увеличивать поток сообщений по нервам в ноге.
Гордунов поднялся на колени. Глубоко дыша, он надел рацию на плечи. В последний момент он вспомнил, что нужно проверить карманы радиста на предмет данных для работы с ней. Документы были пропитаны кровью. Он вытер руки о стоящий рядом стул, проведя руками вперед и назад по грубой ткани обивки. Затем поднялся на ноги.
И упал. Лодыжка не смогла принять дополнительный вес рации. Когда он упал, угол стола впился ему в спину.
Глубоко дыша в попытке заглушить боль, Гордунов заставил себя снова подняться на ноги.
Один шаг. И еще один.
Он вышел на улицу. Не было никаких признаков Карченко. Просто замечательно, подумал он. Вверх по ведущей на север улице, у того, что казалось отсюда железнодорожным переездом, горели здания, освещая черный корпус танка. В переулках кипел бой.
Свет вырывал из темноты мертвые тела. Гордунов не испытывал никаких эмоций. Трупы были абстракцией, которая сейчас не имела никакого значения. Он медленно пошел. Каждый шаг, в сочетании с тяжестью рации, отдавался дикой болью в ноге. Казалось, что боль была жидким пламенем, разливавшимся по нервам. Нельзя было и думать о том, чтобы двигаться тактически грамотно.
Разгорающиеся пожары освещали улицу ярче, чем могла бы полная луна. Гордунов приблизился к позициям у моста, но никто не окликнул его. Вместо этого он заметил, как к нему бросились Карченко и еще один солдат.
