Горец. Вверх по течению. (Горец-1)

И еще один серьезнейший фактор, мешающий ритмичной работе тыла обеспечивать армию всем необходимым это перегрузка железнодорожного транспорта в прифронтовой зоне и его недогруз в глубоком тылу, что создает ощутимые препятствия в деле подвоза сырья, топлива и вывоза готовой продукции. Правительство пока видит выход в немедленном объединении всех железнодорожных компаний в единое министерство путей сообщения. Но может быть вы нам подскажете менее затратный способ, нежели все бюрократизировать.

И последнее. Резкий рост потребностей вооруженных сил вызвало резкое повышение цен на военную продукцию, часто необоснованное, и это создало не только благоприятные условия не только для развития военных отраслей промышленности, но и широчайшие возможности для тривиальной спекуляции и мошенничества. Предупреждаю, что за необоснованное повышение цен на военную продукцию будем расстреливать владельцев предприятий как за пособничество врагу. Такой указ лежит у императора на столе и ждет только его подписи. Игры кончились. Война идет на выживание. Или мы или нас.

У меня все, господа, теперь правительство хотело бы послушать ваши конструктивные предложения, для чего собственно мы вас здесь и собрали, оторвав от насущных дел.

— Так это что же получается, ваше превосходительство, — раздался мощный бас. — Пушки вместо масла?

— Да, именно так, — спокойно ответил премьер — Пушки вместо масла, пока мы не победим. Потому что если мы проиграем, то наше масло будет жрать оккупант, и нам оно все равно не достанется. А победим, так будет вам не только хлеб, но толстый кусок масла на нем. Даже с колбасой.

Тут из зала вышел озабоченный Вахрумка и отправил меня с запиской в штаб, чтобы ему там срочно подобрали необходимые справки и поэтому саму дискуссию власти и бизнеса я пропустил. А жаль. Весьма интересно и познавательно. Да еще их первых рук.

В штабе меня посадили на попу ровно, дали в руки пачку свежих газет и приказали ждать.

На первых страницах всех газет напечатан указ о введении военного положения по всей территории империи. Отныне вся полнота власти сосредоточена в руках императора, как верховного главнокомандующего.

Ниже напечатали еще несколько разъясняющих указов.

О комендантском часе в темное время суток. О специальных пропусках, позволяющих гулять по ночам особо доверенным людям. Также об органах наделенных правом выдавать такие пропуска. И категории должностей, которым такие пропуска положены априори.

Об ускоренном военно-полевом судопроизводстве в тылу за гражданские уголовные преступления. Особо отметили грабителей, которых в тылу приравняли к мародерам, и они с сегодняшнего дня подлежали расстрелу на месте преступления без суда и следствия. Простым военным или полицейским патрулем. Полиция также получала расширенные права. Обычные уголовники вместо тюремной отсидки теперь получали каторгу с кандалами и должны были с кайлом в руках заслужить себе прощение на рудниках, где стал ощущаться недостаток рабочей силы.

О введении военной цензуры во всех печатных изданиях империи.

О приостановлении на время войны действия всех политических партий и их политической борьбы в империи. 'Осталось только две партии — патриоты и враги', писал император в указе. Все выборы на местах замораживаются до победы. Избранные до войны на местах сеймы работают до победы. Новые выборы состоятся только после окончания войны, ибо большинство граждан мобилизовано в армию, а армия в империи традиционно вне политики. С начала войны один день службы в действующей армии приравнивается к трем дням службы в мирное время. Соответственно количество имперских граждан существенно повысится в процентном отношении после победы. Когда их демобилизуют тогда и будут назначены новые выборы. Фактически по всей стране введено прямое правление императора, точнее его правительства.

О единоначалии армии и флота. Все королевские и герцогские армии теперь напрямую подчинялись военному ведомству и генеральному штабу империи, как неотъемлемые части имперской армии. Короли и герцоги отныне не командующие своими армиями, а их шефы.

О шпионаже и пособничестве врагу. Основные тезисы этого указа уже прозвучали в речи канцлера. Для промышленников было два наказания за длинный список преступлений. Первое — предупреждение и гигантский денежный штраф. Второе — для гражданина потеря гражданства, а для подданного — расстрел с конфискацией всего имущества. Третье предупреждение — для бывшего гражданина расстрел с конфискацией.

О создании подчиненного лично императору Департамента имперской контрразведки для противодействия шпионажу, диверсиям, панике и пособничества врагу. Самый короткий указ. Больше в нем ничего не было.

О введении поста офицера контрразведки в отделах квартирмейстеров в дивизионных, корпусных и армейских штабов. С очень широкими полномочиями.

Круто взялись. Видимо действительно империя встала на край пропасти. И видимо что-то страшное произошло на западном фронте, так как у нас никаких условий для таких резких движений не наблюдалось.

В этих указах и проявилась дуалистичность имперской монархии в том, что весь либерализм и парламентская демократия и до войны были спущены на места, а центральная власть, объявив военное положение, получала по факту ничем не ограниченные диктаторские полномочия. Собрание глав субъектов империи — Имперский совет, старое феодальное образование и раньше-то имел только совещательный голос при императоре, а теперь и вовсе стал только декорацией.

В местной 'Королевской хронике' еще напечатаны указы ныне сидящего на троне Бисера о принятии на себя в этот трудный для отечества час должности командира Ольмюцкой Гвардейской артиллерийской дивизии особого могущества и вступлении его самого в имперскую службу в действующем чине генерал-лейтенанта, в каковом он пребывал со дня собственной коронации.

И еще указ — о назначении младшего Бисера, который кронпринц, начальником Ольмюцкого интендантского управления военного ведомства империи по согласованию с главнокомандующим, то бишь — императором.

Напоследок шел королевский указ о передаче штаба Ольмюцкой армии в непосредственное подчинение имперскому генеральному штабу, а не опосредованное, как было до того. Теперь все кадровые перестановки у нас зависели от имперской столицы.

Тут увлекательное чтение пришлось мне прервать, так как принесли заказанные Вахрумкой справки, и я галопом помчался в оперу, зажав под мышкой планшетку с запечатанным пакетом.

Перемены не заставили себя ждать. Не прошло и двух недель от большого совещания в оперном театре, как у нас в штабе произошли большие перестановки. Можно сказать стратегические.

Штуру присвоили чин полного инженер-генерала и перевели в имперский генеральный штаб на повышение. Теперь он начальник штаба всех инженерных войск империи.

Капитан-лейтенант Плотто окончательно прописался в дирижабельном эллинге, но теперь как командир Королевского воздухоплавательного отряда и тоже покинул дворец. Пользуясь создавшейся кадровой неразберихой, мудрый моряк утащил с собой моего снабженца-ефрейтора.

Новая метла тщательно вымела места для своих ставленников. Единственно кто остался на местах — это мои мажоры, вернувшиеся из учебных лагерей.

Даже 'родственника' короля Вахрумку назначили командиром имперской военно-железнодорожной бригады на постройке важной в стратегическом плане железной дороги в горных бебенях от южного моря в Отогузию. Видимо кто-то очень влиятельный не просто убрал майора из штаба, но и двинул его на очередную ступень войсковой стажировки перед занятием более высокого штабного поста. Его величество ценз в офицерской карьере по-прежнему всем рулит.

Майор, уезжая, приватно пообещал меня к себе перетащить, как только сам устроиться на новом месте. Но как только Вахрумка уехал, то новый начальник королевских инженерных войск генерал-майор Штепке на следующий день сослал меня на полигон. Помощником начальника полигона по военно-технической части. Формально повышение, обер-офицерская должность, а фактически ссылка.

Когда провожали Вахрумку на вокзал, от перрона медленно отходил санитарный поезд.

В раскрытых дверях одного из вагонов стояла в небрежно накинутой на плечи длинной дорогой шубе знакомая мне чернявая незнакомка и курила черную пахитоску через длинный янтарный мундштук.

Дама с Вахрумкой любезно раскланялись, но они даже перекинуться словом не смогли из-за паровозных гудков.

Я все смотрел в хвост поезда и как наяву вспоминал пляшущий перед моим носом заряженный револьвер под аккомпанемент сладострастного женского рычания. И ее расфокусированный взгляд новорожденной. И сладкое лоно ее...

Вахрумка потянул меня за плечо.

— А?.. — вздрогнул я, отрывая свой взгляд от далеко уже ушедшего от вокзала хвоста санитарного поезда.

— Понравилась? — усмехнулся майор, кивая на ушедший поезд.

— Понравилась, — не стал я лукавить. — Кто она?

— Она... — Вахрумка покрутил в пространстве распяленными пальцами. — Красивая женщина... Светская дама... Львица... И по совместительству супруга известного тебе барона Тортфорта.

19.

Опять мне обшлага менять, теперь на красные. Не шить же, в самом деле, новый мундир каждые четыре месяца. На кепку скрещенные пушки цеплять. Я теперь артиллерист.

И опять фотографироваться на парадный портрет, тем более что с новым званием я этого еще не сделал. Семья Оле, наверное, уже не столько гордиться будет мной, сколько надо мной же смеяться. Там в горах любят стабильность во всем. А я с места на место службы как кузнечик прыгаю.

Далековато полигон от города — двадцать километров по проселочной дороге. На автомобиле добираться — плюнуть и растереть, а вот на неторопливом стерхе? С грузом так практически целый день ушел. Ровно столько понадобилось мне, чтобы добраться до полигона с оказией. В состоянии свежее замороженного бройлера.

Старый усталый капитан — начальник полигона, в жарко натопленном бревенчатом доме напоил меня горячим чаем, по косой пробежал глазами мои бумаги и языком поцыкал.

— Савва Кобчик... Рецкий горец... Из крестьян... Деревенский кузнец... Три языка... Арифметика... Алгебра... Геометрия... Землеустроение... Черчение... Рацпредложения... Две королевские награды... Два повышения в звании... Мне офицеров качеством похуже присылали. Ладно, — подписал он отрывной лист моего направления. — Поймешь службу, Савва, сработаемся. Ничего что я к тебе по имени?

— Что вы, господин капитан, вы же мне в отцы годитесь, — несколько смутился я.

— Это ты правильно подметил, сынок, — мелко захихикал мой новый начальник. — Гожусь.

Капитан Многан был действительно, если считать по военному, в пенсионном возрасте. Уже за полтинник мужику. А служить он начал как все в двадцать один год рядовым солдатом, еще до реформы, когда солдатчину тянули четверть века. Долго проходил в унтерах и офицером стал поздно — в тридцать семь, капризом короля. Но в отставку по выслуге он не выходил принципиально, так как надеялся выслужить майора и получить дворянство. Была у него такая мечта-идея.

От этого стремления у него две семьи распалось. Это при всем притом, что в империи разводы хоть и существуют, но не поощряются, ни властью, ни общественным мнением. Но торчать в полигонной глуши его избранницы не желали. Сам он из деревни, а вот баб себе выбирал исключительно городских... балованных...

Неудовлетворенность собственным статусом у капитана выливалась в покровительстве выходцам из крестьянского сословия и излишнем цукании по службе офицеров из дворян. Они у него мухами по полигону летали и долго тут не задерживались. Но это я уже потом узнал.

Вот и меня сюда сослали на давно освободившееся место, которое не торопились занимать карьерные офицеры.

А пока капитан вызвал местного 'завхоза' — сорокалетнего фельдфебеля сверхсрочной службы Эллпе и приказал ему обмундировать нового помощника как то на полигоне положено. И поселить в своем домике, а то Эллпе целый коттедж на одного — жирно. И отпустил нас.

Но нет худа без добра. Эллпе, окормлявший все полигонные склады, из мелкого подхалимажа выдал мне кроме нового мундира вполне приличную белую бекешу и белую овчинную шапку с козырьком типа финской. И бурки из толстого войлока. Теперь морозы мне не были страшны. Хотя и без больших морозов задувало на полигоне знатно. А я только-только отболел.

— Ты как к бабам относишься? — спросил меня фельдфебель, выдавая мне это овчинное богатство. — Любишь женский пол?

— Пользовать люблю, а так нет, — перефразировал я старый грузинский анекдот.

Похихикав над шуткой, Эллпе пояснил.

— Я это о том, что ко мне тут иногда женщина ночевать приходит из деревни... и вот... постирать там... подшить... сготовить...

— Если для меня подружку приведет молодую и красивую, я в претензии не буду, — выставил я встречное предложение.

— Я так и предполагал, что мы с тобой сработаемся, — обрадовался Эллпе. — Одевайся и пошли заселяться. Завтра тебя представят подчиненным, а сегодня можно и по пять капель принять в связи с морозом. Ты как питаться будешь? Отдельно или вместе с солдатами из котла?

— А как солдат тут кормят?

— Так себе... Хорошего повара из срочников у нас забрали в действующую армию и прислали вместо него мобилизованного ополченца второго срока. Готовит он — есть можно, но однообразно.

— Вода с капустой, капуста без воды, вода без капусты? — пошутил я.

— Ну, не совсем чтобы так... Однако баба что ко мне приходит готовит вкуснее, чем в городском ресторане. Поэтому я свой порцион сырыми продуктами беру. По мелочи еще в деревне покупаю — там дешево. Можешь влиться в кумпанство. На двоих оно дешевле выйдет.

— Извини, но сегодня я такие вопросы решать не в состоянии. Проснемся — разберемся. Оглядеться сначала надо, что почем...

— Я тебя не заставляю, — слегка обиделся фельдфебель.

— А я еще не отказался, — парировал я.

И началась служба. Нормальная строевая военная служба, не штабная, хотя и не совсем войсковая. В мое подчинение попали практически все рядовые и ефрейторы, которые делились на мишенную команду и команду обустройства полигонных сооружений — где-то два взвода организационно, по списочному составу восемьдесят три человека. Из них два старших ефрейтора и восемь просто ефрейторов, которые жили вместе с солдатами в казарме.

Второму помощнику коменданта — лейтенанту Милютину Щоличу подчинялись караульный и хозяйственный взвода.

Также на нем висела организация обучения 'переменного состава', то есть пришлых, тусующихся на полигоне временно для обучения или испытаний нового оружия. На мне — материальное обеспечение этого учебного процесса: мишени и препятствия.

В настоящее время в разгаре шло строительство проволочных заграждений по царскому типу и в плане уже стояло обучение пехоты их преодолению.

Плюс имелась нехилая команда кладовщиков под началом фельдфебеля Эллпе. Но они были на полигоне государством в государстве, даже казарма у них была отдельная. Потому как относились они к полигону опосредованно только в оперативном подчинении, а непосредственное его начальство сидело в городе и здесь показывалось редко. Два ряда одноэтажных длинных складов на краю полигона занимали приличную площадь, огороженную колючкой и вышками для часовых.