Примирение

— Нельзя, — согласился Мелькор. — Но разве у нас есть другая возможность?

-Если я приду и буду говорить с Манве... не перебивай, прошу. Я должен это сделать. Потому что однажды привёл сюда войну... теперь хочу сделать так, чтобы угроза исчезла раз и навсегда. Пойми меня. А остаться...— он поднял странно блестевшие глаза, — ты знаешь: я не могу. Это означает быть без тебя. Просто — на одной земле, а если так, то... чем дальше, тем лучше. От себя не убежишь, но можно придумать себе иллюзию, что так менее больно.

Мелькор покачал головой.

— Послушай... Ты позволишь мне — быть рядом с тобою, с твоей фэа? видеть все, что происходит? Я хочу знать, что будет с тобой.

Курумо мгновение помолчал.

— Так, как... с другими? Точно так же?

— Видишь ли... когда ты будешь в Валиноре — я больше не сумею слышать тебя мысленно. И увидеть тебя не смогу тоже. Вот этого я и хочу избежать.

Он кивнул.

— Хорошо. Я открыт... Делай то, что ты хочешь.

Мелькор вздохнул, почувствовав его страх. Стянул перчатку, осторожно прикоснулся обожженными пальцами ко лбу Курумо.

Отвел руку.

— Вот и все. Теперь я всегда смогу быть рядом.

...Со стороны это было красиво и жутковато: стая светящихся вихрей взмыла ввысь и направилась на Запад.

Курумо летел первым.

"Аэанта, Олорин. Я хочу, чтобы мы втроём пришли к Манве."

"Мы придем втроем, но не думаю, что это что-то изменит, — откликнулся Олорин. — Один ли, трое — не слишком большая разница."

"Разница есть. И ещё вот что: когда Манве закроет мне память... хотя бы потом, когда-нибудь потом, прошу вас: сделайте хоть что-нибудь. Обещайте. Хотя бы просто обещайте."

"Я обещаю, — успокаивающе ответила Аэанта. — Но мы постараемся не доводить до такого..."

Впереди, над горизонтом, все сильнее становилось золотое свечение: Валинор. Промелькнуло внизу побережье, отделенное от Бессмертных Земель огромной горной грядой, потянулись внизу зеленые луга и сады, земля, казавшаяся золотой в висящем вокруг мареве. И впереди, величественная, как символ незыблемой мощи, вырастала белоснежная Таникветиль — с золотым чертогом Короля Мира на ее вершине. Уже сейчас Курумо ощущал напряженное внимание, направленное к нему: нет, он не был для Манве лишь послушной куклой: тот любил его по-своему, и страшился того, что могло с ним произойти в Смертных Землях.

Курумо ступил на сверкающий белизной пол. Манве... Он устремился к Королю Мира, низко склонился перед ним, — прямые чёрные волосы закрыли лицо.

-Позволь мне приветствовать тебя, Владыка Ветра. Прости, что заставил тебя волноваться за твоего ученика, вынудил послать в Эндорэ твоих слуг. Я не хотел этого.

Манве поднялся с трона и ступил на белоснежные плиты пола. Его рука с тонкими, красивыми пальцами коснулась волос Курумо, скользнула по его лицу. На губах обозначилась легкая улыбка. Казалось — сейчас зазвучит плавная речь... но Король Мира почти никогда не говорил вслух.

"Я рад, что мои опасения оказались напрасными, и ты благополучно вернулся. Поведай же мне — что видел ты в Смертных Землях?"

"Вначале я увидел тех, кто преступил волю Валар и ушёл через кровь Альквалондэ воевать с Врагом, — сказал Курумо. — Позволь, я покажу, чтобы ты увидел всё моими глазами. После этого — я буду просить тебя, о Король, о том, чтобы помочь Арде. Ты позволишь?"

Манве снова не ответил вслух — лишь кивнул, и в небесно-голубых глазах Курумо прочел согласие.

Курумо не оглянулся на Олорина и Аэанту, — только лёгкое прикосновение к их фэар, как будто он хотел... не то чтобы найти поддержку, но, кажется, — попрощаться.

Яркие, непривычные для Валинора краски Эндорэ возникли перед мысленным взором Короля Мира.

Феаноринги. Бурлящий муравейник — Химринг.

Майтимо. "Да, Враг принёс Сильмариллы. Да, они обещали усмирить орков, это нам на руку. Пусть. Они отправятся на юг по воздуху, — другого пути нет. И тогда... Конечно, майар не послушают меня, но есть те, кто может воззвать к их защите. Кирдан. Да... Я договорился с ним, и он не отказал в помощи. Пусть думает, что Дориату угрожает опасность, пусть попросит Тилиона защитить, сбить тёмных майар в полёте. Хорошо бы их уничтожили... если нет, — ну что ж..."

И — в памяти того же Майтимо: Кирдан. "Я говорил с Тилионом. Он обещал, что сделает."

А дальше — прикованный к стене Гортхауэр. Ненависть и ревность захлёстывают душу, всё исчезает, только яростная радость: он полностью в моей власти, и никто не помешает мне, а этот... который когда-то предпочёл его — мне, пусть он всё видит...

И — ни капли Света не остаётся в душе. Перед глазами темнеет, только — помертвевшее лицо Гортхауэра, его боль, тускнеющее сознание...

Курумо перевёл дух, поднял руку безмолвной просьбой: дай мне секунду, дай вздохнуть, я всё расскажу. Но дай мне только два мгновения. Я продолжу.

Король Мира уже вновь сидел на троне, прикрыв рукой лицо. Что он ощущал, видя это — Курумо и представить не мог: ни тени мысли не долетало до него от Манве. Только короткий взгляд — да. Я жду. Продолжай.

Он перевёл дух.

Дальше...

Дальше — безумный вихрь сквозь ночь. В никуда. Валинор, его покой, — этого как будто никогда не было, воздух Эндорэ дышит жизнью. И — мысль: ты хочешь мира, ты отдал себя феанорингам в заложники этого мира, так я воспользуюсь этим, я — меч Валинора, я сделаю всё, как захочу, я смету вас с лица земли, по моему слову придёт сюда войско Валар...

И — невозможно выдержать, невозможно оторваться: глаза Мелькора. "Откуда в тебе столько ненависти, Курумо?"

Курумо закрыл глаза. Пусть он видит... Манве. Он знал, он догадывался о том, что не было тогда сказано прямо — обезумевшим от отчаяния беглецом из Эндорэ, каким он тогда был, Курумо Морхэллен.

-Война — моих рук дело, — ровно сказал Курумо вслух. — Первая война в мире, который вы — ты, твои братья и сёстры — создали для жизни и счастья. Я прошу тебя, о Король Мира, о благе для Арды. Я слишком опасен. Мои чувства захлёстывают меня, я не смог научиться обуздывать их. Я прошу тебя о помощи. Избавь Арду от чудовища, которое, подобно тварям Пустоты, приносит лишь разрушение. От меня.

Манве отвел руку от лица.

Жалость. В голубых глазах сейчас светилась искренняя, всепоглощающая жалость к Курумо — как к страдающему, измученному существу, обезумевшему от боли. Теплая пронизанная светом волна коснулась Курумо, омыла его прохладой.

"Это не так. Ты не виновен ни в чем. Тогда ты принес нам вести — но война была неизбежна и без тебя. Откуда в тебе эти сомнения?.. Ты видел Отступника, он смотрел в твою душу... Как он посмел!!."

Вспышка гнева: голубые глаза на мгновение становятся исчерна-синими, как грозовое небо. И следующим ударом — не отступить — Оссирианд, ночь у костра, Мелькор рядом, прощальный разговор... Манве листал его память, как открытую книгу, и Курумо, бессильный помешать этому, чувствовал нарастающий гнев Короля Мира.

-Нет, Владыка, — тихо сказал Курумо. — Он не виноват. Точнее, он виноват — но не в том разрушении, которое принёс я. Сейчас в Белерианде мир, и если бы не нолдор с их жаждой убивать, как будто они — твари Пустоты, то войн не было бы вовсе. Я свидетельствую об этом, Владыка, но теперь — ты можешь не поверить мне, сказать, что Враг завладел моей душой... Спроси у них, у твоих посланцев. Они чисты, их души никогда не сжигала ненависть, они никогда не видели Врага, — они скажут то же самое. Мы попались на уловку Майтимо, — Тилион, после я. Никто не виноват, кроме тех, надругавшихся над законами чести.

Манве молча наклонил голову. Взгляд его упал через плечо Курумо — туда, где чуть позади стояли Олорин и Аэанта. И Курумо вновь услышал его голос.

"Ты была в Эндоре, сестра моя. Что скажешь ты?.. "

Курумо отпрянул, обернулся.

-Ниенна? — растерянно спросил он вслух. — Ты... пошла сама? Зачем?

Аэанта — Ниенна — только чуть развела руками, безмолвно спрашивая: разве ты сам не понимаешь?

-Я скажу то же, что и он, твой ученик, — в голове её была печаль. — Мы поймались. Ненависть разрушает, самое страшное оружие Пустоты — это она... Ненависть в душе Майтимо. Раньше — в душе Курумо... Единственное, чего хочет созданная нами земля, — это мира, и вовсе не войной достигается этот мир. Путь, что избрал наш брат, — путь к миру. Да, — мы не видели раньше, чтобы такое удавалось, но дадим ему возможность попробовать. Пусть. Пусть пройдёт время, и ты увидишь сам этот мир, о котором мы так мечтаем.

Манве долго молчал, и Курумо не мог уловить даже отголоска его мыслей. Его — и прочих Валар: не было никакого сомнения, что сейчас Манве говорит с ними.

Наконец он поднял взгляд на Курумо.

— Мы решим, — произнес он вслух. — Тебе же, Курумо, нужен отдых. Покой. Иди в Сады Ирмо. Пусть он дарует тебе сон, который смоет горе с твоей души.

-Благодарю, Владыка, — Курумо склонился перед Манве, пряча страшную тревогу в глазах. На мгновение задумался: всё ли сказано, или нет, но что же, что ещё сделать для того, чтобы мощь Валинора не обрушилась на Мелькора...

А после — стремительный вихрь рванулся прочь из чертогов, перечеркнул неживое небо Валинора, чтобы обрести плоть там, в Лориене, где тёмные ветви переплетались, чтобы соткать тихо шелестящий зелёный полог.

Он прошёл несколько шагов по дорожке.

-Владыка Ирмо... Отзовись.

Облаченная в темно-зеленые одежды фигура появилась чуть позади него. Прохладная рука легла на плечо Курумо.

Он обернулся — плечи ссутулились.

-Владыка Ирмо... Ты знаешь.

Бездонные глаза Владыки Грез затягивали, словно в омут — и Курумо понял, что даже если хотел бы воспротивиться им — не сумел бы.

"Знаю. И в этом он прав — твоя душа измучена страхом и болью... Иди за мною, Курумо. "

Курумо пошёл следом, — обречённо. Не сказал ни слова. Вот и всё... Дальше — не будет ничего. Не будет памяти о Мелькоре, не будет рвущих душу долгих лет... будет пустота. Будет только любовь к Королю Мира... причины которой скроются во мраке. И, быть может, это к лучшему...

Покой, которого не было никогда... Мёртвый покой. Не тот звенящий жизнью ночи покой Оссирианда, когда так тихо и радостно оттого, что ты вместе с тем, кого любишь, и осознание, что чужая душа тоже открыта — для тебя...

Ничего этого больше не будет.

Мёртвый покой.

Что ж...

Пусть.

Он знал, на что шёл, и давно уже скрутил в кулак крик — нет, оставьте, пусть это боль, но она — моя, и впереди может быть иначе...

Он узнал этот уголок садов Ирмо — сюда почти не проникал вечный золотой свет Валинора, и деревья, которые росли здесь, были такими же, как в Эндоре... как те, немыслимо далекие, в краю рек, Оссирианде. Ручьи были и здесь, в садах Лориэн — и сейчас Курумо слышал их тихие голоса.

Они остановились. Вокруг цвели ирисы... те самые, что когда-то, давным-давно, росли в Лаан Гэлломе. Курумо знал: именно здесь все и происходило, когда давным-давно ушли Эа ученики Мелькора, когда дети эллери забыли себя... Здесь, среди этих цветов. Впрочем, нет, цветы выросли позже, а тогда здесь была просто трава, густая трава с крошечными белыми огоньками звездчатки — вот она, растет и сейчас...

Травы были живыми. Они расступились перед Ирмо и Курумо и поднялись вновь за их спиной. Ирмо опустился на траву — и Курумо, не в силах возразить велению его взгляда, сел рядом. В воздухе плыл едва заметный сладкий аромат, и сон начал подступать к майа, медленно, неотвратимо.

Он почувствовал, что не может более удержаться, — земля неодолимо притягивала, звала, словно сама хотела дать покой... вечный покой. Последним усилием воли он сумел заставить всплыть в памяти это — лицо Мелькора, тот миг, когда Курумо пришёл прощаться...

Он успел прошептать только — простите меня, и дальше наступила тьма.

Видения поднимались из глубины темного сна. В них время оборачивалось вспять.

Не было войны. Не было сожженного Гэлломе. Не было суда и трехсот лет заточения. Он снова стоял там, в горной долине, он пришел туда из Валинора — и снова смотрел в глаза Мелькору, и тот протягивал ему руки.

Не было непонимания. Они жили — все вместе, и Курумо смеялся, глядя на своего брата, они были рядом — огненный Ортхэннер и вдумчивый Морхэллен; они творили вместе, и создавали такое, что даже Мастер Гэлеон изумлялся красоте их творений. Они летали в высоком небе, втроем — там, на самой границе Предвечной Тьмы, откуда земля кажется шаром, и звезды Эа пели им песни.

Не было — войны. И с лица Манве падала холодная мертвая маска, голубые глаза загорались свободным огнем, прозрачные крылья распахивались за спиной Короля Мира — и они летели над землей — черный ветер Мелькора и небесно-прозрачный, голубой и солнечный, золотой — его младшего брата. А внизу оживала Арда, пела новую песню, в застывший покой Валинора приходила весна, движение жизни и времени. Не было Замысла — осталось одно лишь движение, песня, полет — замкнутый круг размыкался, превращаясь в спираль, уходящую в Эа...

...может быть, впервые с того дня, когда эта беспокойная душа обрела плоть, на лице Курумо было такое умиротворение. Счастливая улыбка сделала его лицо живым... если бы не закрытые глаза.

Ниенна коснулась плеча Ирмо.

"Жаль, что нельзя дать ему это — наяву..."

"Он забудет многое, когда проснется, — ответил ей Ирмо. — Но останется главное: память о том, что счастье — возможно. И ненависть уйдет из его души. Он никогда больше не сможет радоваться чужому страданию."