Летопись Великой войны - шесть шагов в бездну.

— Господин капитан 2-го ранга, задание выполнено! — проговорил мичман.

— Очень хорошо, мичман, присаживайтесь, расскажите подробнее. — ответил командир дивизиона летающих лодок, капитан 2-го ранга Любимов.

— Благодарю, Петр Владимирович. Вылетев сегодня, 30 мая 14-го года, ровно в 16:00 на гидроплане N3 системы "ФБА" в составе команды, состоящей из меня и наблюдателя вольноопределяющегося Дмитриева, направил гидроплан в квадрат номер 35 для выполнения задания — обнаружения и учебной атаки подводной лодки, находящейся в погруженном положении. Задание было полностью и успешно выполнено мною. Лодка была обнаружена визуально с воздуха на небольшой глубине, благодаря хорошей погоде, небольшому волнению, зоркости и внимательности летнаба Дмитриева. Лодка с воздуха выглядела как характерная продолговатая тень. В ходе учебной атаки на лодку были сброшены гранаты, после чего наблюдали всплытие подлодки. После успешно выполненной атаки, вернулись на станцию.

— Чтож, отлично, голубчик! Вы пионер! Такого ведь еще никто не делал. Жду от вас через два часа письменного рапорта о сегодняшнем задании. А я позабочусь, чтобы о нем поскорее узнали в штабе флота. Что нибудь еще? Нет? Тогда свободны.

Выйдя из свежесрубленного домика, в котором располагался командный пункт, Сергей развернул газету. На первой полосе чернел крупным шрифтом кричащий заголовок: "Выход царя Фердинанда. Болгария в войне!". Присев на скамейку, Тимофеев углубился в чтение: "София. Агентство Рейтер сообщает как сенсацию, что сегодня 30-го мая (12 июня), ровно в 10 часов утра по софийскому времени был опубликован манифест его царского величества Фердинанда I с объявлением войны Сербии и Греции и начале всеобщей мобилизации. На улицах Софии наблюдается понятное оживление, всюду слышны громкие, возбужденные разговоры. Люди, собираясь в толпы, читают расклеенные в общественных местах листы царского манифеста. Около 12 часов дня на площади перед царским дворцом состоялась манифестация, с выражением верноподданических чувств. Царь Фердинанд с супругой приветствовал собравшихся с балкона. Как возможно, уже известно читателям, Болгария ранее неоднократно претендовала на Македонию и Салоники, сетуя на несправедливость раздела земель Османской империи по итогам Балканской войны, несправедливость, допущенную в отношении страны, вынесшей основную тяжесть борьбы с турками. И Сербия и Греция были едины в своем стремлении положить предел развитию великоболгарских империалистических устремлений. Напоминаем также нашим читателям, что Болгария связана союзническими обязательствами с Россией. Заключенный в прошлом году договор носит оборонительный характер и не обязывает в текущий момент Россию вступать на стороне Болгарии, так как она сама объявила войну своим соседям. Но, как утверждают некоторые ответственные лица с Певческого моста и Мариинской площади, Россия будет верна своим союзническим обязательствам в случае, если Болгария подвергнется нападению какой-либо третей державы. Под последней явно имеется в виду Турция, хотя считается, что прямое заступничество России отвадит Стамбул от такого опрометчивого шага, как реванш в отношении Болгарии в компании своих прочих вчерашних врагов — Греции и Сербии. Будет ли джинн всеобщей войны окончательно выпущен из бутылки, или же все обернется очередной кровавой драмой на Балканах — покажет время. Следите за нашими выпусками. До новых новостей."

Сергей крепко задумался. Поднявшись со скамейки, он направился домой, оставив на скамейке забытую газету. Последние полгода он делил вместе с мичманом Василевским казенную квартиру в типовом деревянном доме для офицерского состава в небольшом военном поселке, выстроенном на берегу Круглой бухты под Севастополем. Помимо четверки офицерских домиков здесь располагались две казармы, командный пункт, баня, хозяйственный постройки, мастерские. Ближе к воде находились ангары для техники, а на самом берегу — слипы для спуска аэропланов на воду.

Войдя в квартиру, Сергей повесил куртку на вешалку, снял летное облачение, умылся из рукомойника и, осведомившись у их общего с Василевским денщика, скоро ли будет готов ужин, сел за стол писать рапорт. Споро закончив уже изложенный устно отчет кавторангу Любимову, Тимофеев встал из-за стола и, накинув на плечи китель, вышел на крыльцо. Василевского еще не было. Как сказал денщик Федор, "их благородие уехали в город и наказывали ужинать без них, будут поздно". Сергей закурил папироску. Уже вечерело. Нужно было возвращаться на КП и отдать рапорт командиру. Сделав пару затяжек, Сергей загасил огонек и, бросив окурок в пепельницу, вернулся в дом. Он взял стул и, перевернув его перед собой, уселся верхом, положив руки на спинку.

— Федор, принеси-ка пока чаю, ужинать буду позже.

Авантюрная натура молодого офицера страстно желала действия, к тому же он прекрасно помнил как отличились русские пилоты в последней Балканской войне. Это был его шанс, очередная возможность показать себя, сделать карьеру, наконец. Он не выбрал бы профессию пилота, если бы не был готов ежеминутно рисковать головой. А полеты над морем до сих пор считались верхом смелости. Виденный в Питере крест на месте гибели капитана Мациевича вдруг всплыл перед глазами. Отмахнувшись от видения, молодой офицер решился и, взяв новый чистый лист бумаги, обмакнул ручку в чернильницу. Он принялся писать, жадно прихлебывая из стакана принесенный Федором чай.

* * *

В дверь командира дивизиона осторожно постучали.

— Войдите!, произнес комдив. Через полчаса он уже собирался идти домой.

Подняв глаза от разложенной перед ним карты северной части Черного моря, Любимов увидел Тимофеева, который вытянулся перед ним во весь свой немалый рост.

— Петр Владимирович, разрешите представить рапорт, произнес мичман.

— Давайте, голубчик, его сюда. Что-то вы припозднились, не так ли?

— Виноват, господин капитан второго ранга, имею честь представить вам другой мой рапорт.

С этими словами он протянул еще один лист бумаги своему командиру. Тот, приняв его, углубился в чтение...

Японское море

Подводная лодка Российского Императорского Флота Л-39 "Кобра"

— Рули на всплытие.

— Продуть балласт.

— Глубина ноль по прибору.

— Отдраить рубочный люк.

— Оба мотора стоп!

— Запустить правую машину.

Старший лейтенант Зарубин вскарабкался по трапу и, прежде всего, огляделся. Густой молочный туман окутывал все вокруг. Лодка казалась крошечным островком жизни в безбрежных просторах океана. Небольшая океанская зыбь плескалась в шпигатах. На палубе у носовой трехдюймовой пушки в судорогах билась большая рыбина, трепеща жабрами в бесполезной попытке выжить. Вслед за командиром на мостик поднялся штурман лодки лейтенант Медведев и нижние чины верхней вахты. Оправившись от изумления, Зарубин довольно усмехнулся и, нагнувшись к рубочному люку, прокричал вниз:

— Эй, у нас тут улов! Дежурному по камбузу — наверх, приготовиться принять рыбу на камбуз!

Вслед за тем командир распорядился выставить впередсмотрящего и начать бить в туманный колокол. Взревел дизель, выдав облако густого черного дыма. Грохот двигателя в это спокойное летнее утро, казалось, разносится на сотни миль. Лихо заломив белую командирскую фуражку на затылок, Зарубин втянул носом воздух, после чего, повернувшись к штурману, поинтересовался:

— Ну что, Миша, так насколько точной ты считаешь свою прокладку? Готов побиться об заклад?

После некоторых раздумий, отразившихся как в зеркале на безусом лице офицера, штурман ответил:

— Командир, наше место в 8-10 милях от бухты Разбойника, все таки у нас не было обсерваций в течение полусуток.

— Мыслится мне, ты не прав, штурманец. Впрочем, сейчас посмотрим, осталось недолго — туман должен вскоре развеяться.

Дизель мерно стучал, заряжая изрядно опустошенные за ночь аккумуляторные батареи. Лодка лежала в дрейфе.

— Ваш бродь, — обратился к командиру Еремеич, старый седоусый кондуктор, служивший на лодках еще со времен японской войны, — дозвольте людям воздухом подышать и покурить по очереди.

— Давай, все как положено.

После этих слов Зарубин вытащил из внутреннего кармана кожаной куртки трубку, искусно вырезанную из кубанской вишни. Трубка была подарена ему на прощание несколько лет назад экипажем его старой лодки. Командир постучал инструментом курильщика по стволу орудия, выбивая не прогоревшие остатки табака. Несколько следующих минут он провел, сосредоточенно набивая трубку дорогим индийским табаком, купленным в лавке китайца Хао во Владике. Чиркнув спичкой, командир "Кобры" раскурил трубку и, упершись о тумбу орудия, задумался о чем-то глубоко своем, время от времени выпуская аккуратные колечки.

Так прошло минут 20-25, вслед за чем люди ощутили первое дуновение утреннего бриза. Прошло несколько минут, и заметно свежевший на глазах ветер начал рвать в клочья утренний туман, а вслед за тем пробился и первый луч солнца, больно ударивший по глазам людей, которые не видели солнечного света вот уже несколько дней. Вскоре слева по борту неясной тьмой проступили очертания берега.

— Штурман, место! — отрывисто распорядился Зарубин.

— Есть, командир!

Еще несколько минут, и тумана как не бывало. Очертания берега стали ясными и четкими. Под лучами солнца заиграл всеми оттенками зеленого лиственно-хвойный покров дальневосточной тайги.

Штурман припал к пеленгатору, и пару минут спустя, несколько не по уставу, начал доклад со слов:

— Хорошо, что я в этот раз не спорил.

— Ну это я, собственно, вижу невооруженным глазом, — ответил Зарубин.

После такого обмена мнениями командир распорядился запустить второй дизель, который некоторое время фыркал и плевался, выбросив облако густого черного дыма, а затем взревел, набирая обороты. Прокашлявшись от дыма, командир приказал:

— Вперед средний.

Лодка, набирая ход, взрезала острым носом морскую гладь и, оставляя пенистый след, двинулась в бухту Разбойника, чтобы вскоре встать на якорь в глубине бухты вблизи берега. Все свободные от вахт и занятий были отпущены на берег. Матрос Васильев, потомственный рыбак, организовал ловлю краба с помощью краболовок прямо с борта лодки. Моряки за несколько часов, набегавшись по сопкам, набрали кучу грибов и ягод и вернулись к костру на берегу. Не обошлось без казусов, когда квартирмейстер Сазонов и матрос Бакланов встретили в малиннике молодого медведя, практически медвежонка, который был жутко занят тем, что объедал кусты со спелой ягодой. Моряки немедленно ретировались. Встреча послужила поводом для множества шуток и подколок у костра. Здесь царила небывалая ранее для Российского Императорского флота атмосфера единства и даже братства. Подводный флот был молод, были очень молоды и все подводники. В тесной, неуютной, пропахшей соляром стальной трубе, в которой опасность быть раздавленным толщей воды одинаково угрожала всем, социальные барьеры отступали на второй план и офицеры не чурались грязной работы, так же обрастали бородами, так же предпочитали удобные куртки и робы отутюженной до блеска ткани мундиров.

Для приготовления краба брали обыкновенное ведро, зачерпнув в него морскую воду, дабы не солить, и дожидались пока вода не закипит, после чего разламывали панцири, отламывали ноги и все бросали в кипяток. За минут пять до конца готовки для вкуса добавляли черемши и укропа. Сваренного краба извлекали и раскладывали на шир окие листья лопуха. Моряки, обжигая пальцы о горячий хитин, разламывали крабьи доспехи в попытке добраться до изумительного нежного белого мяса.

Не меньшим успехом пользовалась и более привычная простым русским парням уха из разнорыбицы, которая шипя и булькая варилась в огромном казане. После шикарного ужина были поменяны вахты, дабы никто не остался обделенным дальневосточными деликатесами. Командир, вернувшись на лодку, вновь обратился к карте, расстеленной на штурманском столе. Предстояла зачетная боевая стрельба по буксируемой мишени у мыса Путятина на приз Императора. Зарубин вспомнил, как накануне выхода в море их, командиров всех подлодок первого дивизиона, собрал комдив, капитан 2-го ранга Унгерн-Штенберг. Он зачитал тогда приказ командующего Тихоокеанским флотом адмирала Иессена, согласно которому весь флот, фактически, приводился в состояние повышенной боевой готовности. Назначались внеочередные учения, корабли спешно завершали ремонт, вскоре должны были прибыть и резервисты. Унгерн не скрывал, что вызвана вся эта суета была обстановкой в Европе, которая накалялась все более после вступления Болгарии во Вторую Балканскую. Здесь, на Дальнем Востоке тоже становилось неспокойно, вновь возобновились походы браконьеров в курильские и сахалинские воды. Недавно произошла даже перестрелка с небольшим японским вспомогательным крейсером.

Ранним утром, снявшись с якоря, лодка исчезла в безбрежной глади океана, оставив за собой на берегу основательно прогоревшее кострище и обглоданные панцири крабов. Спустя сутки она вышла в назначенный для учений по торпедной стрельбе квадрат, зарядив ночью аккумуляторы. Утром "Кобра" вновь кралась на небольшой глубине, время от времени показывая трубу перископа, чтобы спрятать ее снова.

— Убрать перископ! — скомандовал Зарубин.

Блестящая труба с жужжанием поползла вниз. Мерное гудение электромоторов убаюкивало.

— Транспорт находится примерно в пятнадцати кабельтовых, пеленг восемнадцать. Кроме того, три эсминца, крейсируют кабельтовых в пяти от мишени.

Подойдя к карте на столике, командир провел с помощью карандаша, линейки и транспортира линию к цели, отметив примерное положение списанного транспорта на ней жирной точкой.

— Что думаешь, Михаил? — обратился Зарубин к Медведеву.

— Предлагаю погрузиться поглубже и пройти тихим ходом вот сюда, не поднимая перископа. Затем подвсплыть, поднять на короткое время перископ и затем идти в атаку.

— Недурно. Позиция выгодная, торопиться некуда.

— Разрешено стрелять боевыми?

— Представь, да. Если не попадемся с подъемом перископа, эсминцы нас не обнаружат — они слепы, пока мы под водой.

Последовали новые приказания. Рулевой-вертикальщик провернул колесо, в машинном прибавили оборотов — лодка уходила на глубину. Остановившись на 30 метрах, "Кобра" направилась в точку встречи с целью, неспешно подползая к своей жертве.

— Послушайте, Константин Иванович, — сказал мичман Бессонов, протягивая командиру рожок звукоподводной связи. Зарубин прижал аппарат к уху и прислушался. Вскоре, сосредоточившись, он услышал тонкий верещащий звук, прерываемый каким-то гулом и звяканьем. Винты и машины старых угольных эсминцев. Они были почти над головой. Ах, если бы слышать их дальше! Зарубин с сожалением передал рожок обратно мичману. Вскоре тот доложил, о том, что звуки, выдававшие положение эсминцев, остались позади. Все находящиеся в центральном посту облегченно вздохнули. Осталось совсем немного. Торпедисты завозились у аппаратов, производя последние приготовления.

Зарубин взглянул на хронометр и кивнул Медведеву. Какое-то шестое чувство претило ему громко разговаривать и шуметь в близости от "противника". Медведев, сверившись со своим циферблатом, ответил также кивком.