Зеркало отчаяния

Деревенька называлась 'Яблочница', и яблонь тут было видимо-невидимо. Плоды сушили, варили варенье, гнали сидр, вот кальвадос тут еще не освоили. Матильда пообещала подруге найти рецепт, но пока еще время пройдет...

А вот пирог с яблоками оказался выше всяких похвал. И легкое яблочное вино, и варенье...

Девушкам хотелось все попробовать, узнать рецепт, купить кое-что...

Когда раздался крик, Матильда насторожилась первой. Уж за ней — Ровена и Малена.

Развернулся в ту сторону Дорак, но сделать ничего не успел. Из-за сарая вылетел солдат, а за ним, потрясая вилами, гналась тетка необъятных размеров.

Сначала никто не понял, что происходит. Солдаты просто автоматически, по привычке, ощетинились саблями на тетку, но та и не подумала дрогнуть.

— Что ж это деется-то?! Охальники!!!

Мотя встряхнула подругу.

— А ну, рысью! Ты тут герцогесса! Не дай бог, Дорак все сам решит, потом не расхлебаешь!

— Но я...

— Я подскажу! Не теряйся!

Мария-Элена отбросила серую шаль и медленно вышла из дома.

Она и сама не знала, но выглядела девушка в этот миг по-королевски. Солнце окружило золотым ореолом ее голову, словно короновало на трон, величественная осанка, неспешные движения и роскошное платье дополнили картину, да и Мотя внутри не давала расслабиться.

— Рукой, вот так, спокойнее. А теперь — голос.

— Я — герцогесса Домбрийская. Что здесь происходит?!

Ровена на всякий случай держалась сзади. Мало ли...

Но нападать никто не собирался, вместо этого тетка отбросила вилы в сторону — и почти упала в ноги герцогессе.

— Что ж это деется-то, ваша светлость?!

— Что именно? — Малена трепетала, как заячий хвост, но Матильда не давала ей расслабиться. Ишь ты, рассиропилась. Выясняй! — Рассказывайте!

Ну что бы новое?

Увидел солдат красивую девушку, спросил попить, да и прижал ее в углу. Девушка отбиваться, солдат, видимо, распалился, платье рвать начал, тут мать вошла, да и приветила насильника, чем под руку попало.

— А это пострадавшая... Ага.

Матильда и Малена вместе созерцали симпатичную крестьянку. Действительно, мог солдатик и повестись. Фигурка точеная, личико очень симпатичное, копна каштановых кудрей... правда, волосы сейчас стоят дыбом, да и личико заплаканное, но все равно вид приятный. И округлости все на месте...

— Если она его не завлекала? — засомневалась Малена.

— Не думаю.

— Почему?

— Малечка, а ты на ее руки посмотри?

Действительно. Руки у девушки были вполне себе крестьянские — загорелые и натруженные. И на этой загорелой коже отчетливо проступали пятна синяков. Словно кто-то удерживал ее в жестокой хватке.

— И платье...

Платье, действительно, было порвано, но только на груди. Видимо, сильнее не успел. Мать не дала.

— Ваша светлость, — кашлянул над ухом Дорак.

Матильда, сейчас именно она, развернулась — и пригвоздила капитана взглядом.

— Вы что-то хотите сказать, любезнейший?

Эх, не слышала этого голоса бабушка Майя. А услышала бы — порадовалась. Не пропала генетика! Ее кровь, ее выучка...

Дорак аж вздрогнул. Но уже не так сильно.

— Вы бы вернулись в дом? Ни к чему вам эти дрязги...

— Вы хотите сказать, капитан, что командуете отрядом насильников? И предлагаете мне закрыть на это глаза? Замечательно...

Дорак смутился.

— Ну... не было ж ничего.

— Потому что солдата прогнали. А если бы нет?

— В таком случае он разложил бы девушку, где придется, — голос Ровены почему-то был исполнен сдержанной ярости. — И пошел бы дальше. А на ней уже вряд ли кто-то женится. Будет там ребенок, не будет — дело другое, но муж бы ее всю жизнь попрекал.

Малена прищурилась.

— Может, стоит женить слишком горячего парня?

От такой перспективы побледнела даже тетка. И едва не взвыла. Матильда поняла, что тут точно все было не по согласию, и пригляделась к солдату.

Стоит, умник, штаны поддерживает, Завязать не успел толком, когда в тебя вилами тычут, не до того. И парень-то вроде не самый страшный, фигуристый, с выправкой, достаточно симпатичный, а поди ж ты...

— Женить не будем, — вынесла вердикт герцогесса. — Надо бы выпороть, к примеру, плетей пятьдесят, но тогда он в седле держаться не сможет. Всех задержит. Сделаем проще. Сколько составляет месячное жалование солдата?

— Две серебряных монеты в неделю, ваша светлость, — отчитался Дорак.

— Заплатите этой женщине три монеты золотом. Здесь. При мне, — отчеканила Малена. — Солдат...

— Варьен.

— Солдат Варьен, из вашего жалования будет удерживаться ровно половина. Пока не отработаете долг. Не захотите работать — пятьдесят плетей — и на все четыре стороны. Я жду?

Дорак, со скрежетом зубовным, развязал кошелек. В ладонь тетки легли три монеты.

Малена поглядела на нее, вздохнула.

— Выдайте дочку замуж. И пусть эти деньги станут ее приданым.

Три монеты золотом. Для герцогессы — немного. Для деревни — сумма, на которую можно купить хорошую, стельную корову. А с таким приданым не пропадешь.

Тетка рассыпалась в благодарностях. Малена взмахнула рукой.

— Мы выезжаем. Немедленно. Побудьте пока при мне, мало ли у кого какие идеи возникнут...

— Я к старосте пойду, ваша светлость. Линка с его сыном давно друг на друга смотрят...

Тетка глядела снизу вверх с искренней благодарностью, и Малена махнула рукой.

— Мы уедем — и идите.

На следующий день солдат Варьен щеголял роскошными фингалами. И немного шепелявил. Дорак не простил ему потери денег, но Малена не обратила внимания.

Пусть разбираются сами, а насильнику — поделом.

* * *

— Спасибо, ваша светлость.

Мария-Элена с удивлением поглядела на Ровену.

— За что?

— За эту девушку... вы могли бы ничего не делать. Или решить иначе.

— Могла бы. Но очень не люблю насильников.

— Спасибо.

— Не стоит благодарности, — отмахнулась Малена.

И погрузилась в разговор с Матильдой, не заметив взгляда телохранительницы.

А взгляд был хороший. Пристальный, недоверчивый, но уже теплый. Ровена и сама не знала, как относиться к нанимательнице, но уже начинала уважать герцогессу. А это — неплохо.

* * *

— Тильда, милая, спасибо тебе...

— За что?

— Когда я слышу из его уст: 'Малена'... знаешь, у меня словно все внутри поет!

— Мне несложно, а тебе приятно, — отмахнулась Матильда.

Это у Марии-Элены ничего особенного не происходило. А Матильда развлекалась вовсю.

Осваивалась на новом месте, разбиралась с клиентами и поставщиками, знакомилась с соседями...

И конечно, любовалась Антоном Великолепным.

'Малена, сделай кофе!'

'Малена, свяжись с Кобзевым, скажи, заеду завтра в два!'

'Малена, отправь факс!'

И прочее, прочее, прочее...

Операторы пока не определились со своим отношением к девушке. Приглядывались, принюхивались...

Женя смотрела недоверчиво — каждую девушку, которая появлялась в радиусе километра, она воспринимала, как покушение на своего личного Антона.

Валерия оглядела Матильду с ног до головы, тряхнула гривой волос и решила, что эта — ей не конкурентка.

Нина совершенно по-дружески пришла на второй же день за кофе.

— Малена, не нальешь чашечку? Не могу пить растворяшку, желудок сводит. А тут хоть кофеварка хорошая...

Это верно.

Кофеварка у Антона была автоматическая. Совмещенная с кофемолкой, надежная и удобная. Вид кофе на выбор, хоть эспрессо, хоть капуччино. Никаких растворяшек, никаких капсул — только зерна. Их Дина тоже заказывала сама, в маленьком магазинчике, как и пряности. У хорошей секретарши обязан быть хороший кофе.

Рецепты тоже были. По ним Матильда и готовила для Антона.

— Тебе какой?

— Тошки нет?

— Нет...

Антон действительно уехал по делам. В налоговую инспекцию.

— Капуччино, если молоко есть.

— Есть, чего ж ему не быть. Против корицы ничего не имеешь?

— Отличная идея.

Матильда достала из маленького холодильничка (час отмывала с хлоркой и сутки проветривала) молоко, залила куда надо, засыпала зерна, запустила кофеварку.

— Спасибо, — облизнулась Нина, принимая чашку с пышной пенной шапочкой. — Прелесть какая, уммм...

— Не за что.

— Тебе так только кажется. Месяца с пятого Динке тяжело стало, она отекать начала, голова кружится, сама понимаешь, такой момент... ей бы лежать, но Антона она бросить не могла.

— Они родственники? — не удержалась Малена.

Матильда только вздохнула. Ладно уж, пусть сплетничает подруга, раньше все узнает о своем 'принце', раньше разочаруется.

— Нет, что ты. У Динки такая история была... она из очень верующей семьи. Там папаша все под себя подмял, девчонки и пискнуть не могли. Ну и Динка... платье до пят, платки эти жуткие... и нарвалась она на Тошку.

— И?

— Влюбилась, конечно. У них даже ничего и не было, представляешь? Тошка только-только осаду начал, за руку ее один раз подержал и до дома подвез. Папаша увидел, и ее из дома выгнал.

— Кошмар! — искренне высказалась Матильда.

— Сказал, что ему блудницы не нужны, что одна паршивая овца все стадо портит... что-то такое. Динка и пришла сюда, к Тошке, рассказывала, сидела на ступеньках, ждала и думала, что обязательно утопится, если он ее прогонит.

— Не утопилась же?

— Правильно. Как говорит сам Тошка, лучшее средство для прочистки бабских мозгов — это секс.

Матильда откровенно фыркнула, представив Антона с ершиком для унитаза. Или с вантузом... да-да, именно там. Но Нина ничего не заметила, продолжая повествование.

— Тошка ее, конечно, не бросил. Снял на пару месяцев квартиру, посадил к себе в агентство, потом и секретаршей взял. Ну да, трахнул, есть у него такое. А потом у них как-то все потихоньку прекратилось, Динка с Петькой познакомилась, и у них закрутилось по полной программе.

— Результат я видела. А муж ее не ревновал?

— Нет. Петька к Антону пришел, когда у них с Динкой завязалось, и сказал, что былое — ушло. Но если Тошка к его девушке хоть палец протянет, он ему руку сломает.

— И как?

— Кабинет они разнесли. Стол сломали, полки пришлось новые покупать, компьютер почил смертью храбрых. Но мужики договорились.

Матильда хохотала вовсе уж откровенно. Малена смущенно молчала.

— А как же правило? Что на работе нельзя...

— Так не для шефа ж! Хотя Тошка в этом отношении парень простой. Пару раз с ним покувыркаешься, и получаешь отставку.

— А прибавку к зарплате?

— Это — нет.

— Тогда и смысла нет, — рассмеялась Матильда.

— Ну, не скажи. В постели он очень даже неплох.

— Обычно такие мальчики думают лишь о себе? — тоном умудренной жизнью женщины заметила Матильда. Она бы смолчала, но как еще объяснить подруге, что кобель хорош в будке на цепи, а не в постели?

— Это да. обычно такие считают, что если попали к женщине в койку, она им уже должна быть благодарна. Но Тошка молодец....

— В смысле... вы тоже?

— А, у меня тяжелый развод с мужем был. Вышла замуж, а он пить начал, руку на меня поднимать, когда дочь ударил, я его, конечно, выкинула. Так он ходить начал, под дверями орать, ломиться, тут меня еще с работы выкинули, я ходила по всем конторам, нигде не брали, Альке семи нет... Тошка на меня посмотрел, и сказал, что я принята.

— Благородно...

— Ну да. на следующий день муж ломиться начал, Тошка подъехал, морду ему начистил так, что общественность стоя аплодировала, и головой в мусорный бак сунул. С тех пор — как отшептало.

— Замечательный рецепт.

— Ага... Дальше, сам понимаешь, он ночевать остался... но так, на пару раз. Я все понимала, я ж его на десять лет старше. Ничего серьезного нам не светило, но вспомнить и сейчас приятно.

— Поняла?

— Тильда, он ведь помог. И ей, и Дине...

— За что с ним расплатились натурой. Хочешь такое же? На пару ночей?

— Нет!

— На нет — и спроса нет. Слушай дальше...

— С Лерой понятно. А Женя?

— Влюбилась. Тошка и решил, что проще ее на работу взять, чем отбиваться. С тех пор надеемся, что у нее это пройдет. Но не проходит.

— И не лечится.

— Примерно так.

— Нина, открой мне страшную тайну. Неужели шеф и с Сергеем тоже спал? Тенденция, однако...

Женщина едва не подавилась печеньем.

— Уффф! Н-нет! Кха! Тошка в этом плане четкий гетеро. Хоть и говорит, что все надо попробовать, но не до такой степени.

— Жаль...

Нина подавилась второй раз.

— П-почему? Кха!

— Шеф-гомосексуалист — мечта любой секретарши, — абсолютно серьезным тоном поведала Матильда. — И не пристает, и косметикой поделиться может. Тут главное с ним на одного и того же парня глаз не положить.

— Я кому сказал — не сплетничать на работе?

Антон стоял в дверях злой, как шершень. И по всему выходило, что последнюю фразу он слышал. А до того?

Матильда пожала плечами.

— Извините, шеф. Я просто рассказала о своем идеале работодателя. Но если вы будете регулярно выплачивать премию — я закрою глаза на эти недостатки.

— Я за кофе забежала, — Нина сделала невинные глазки. — Тоша, ты же знаешь, я жить без него не могу.

Воистину, наглость — второе счастье. Антон выдохнул, и уже вполне спокойно уточнил:

— Значит, не приставать — и косметика?

Матильда невинно кивнула.

— Извините, шеф. Но девушки должны иногда мечтать...

— Не приставать — обещаю. А с косметикой сложнее. Но вон там, в шкафу, от ремонта краска осталась. Пользуйтесь, не стесняйтесь.

— Благодарю вас, о великий, — поддержала игру Матильда. — Вы так щедры!

— Мудры, добры и великолепны, — Нина улыбалась вовсю.

Малена млела. Антон махнул рукой на нахалок. Инцидент был исчерпан.

Его величество Риний VI Эларский, Элар, Ларейя.

— Проходи, Лера, садись.

Ее высочество Дилера Эларская присела перед отцом в почтительном реверансе, и послушно опустилась в кресло.

Риний проследил взглядом за любимым дитятком, и вздохнул.

Да...

Дитятко.

Любимое.

И ничего этот факт не меняет. Ни нескладности, ни неуклюжести — ничего. И винить в этом некого.

Короли редко женятся по любви, Риний исключением не стал. Женился достаточно рано, на женщине, которая была выгодна. Ее величество Вивиан, в девичестве Салейнская, была из достаточно знатного и богатого клана.

Элар — страна купцов. Так было, так будет, так остается, и это неплохо. Клан Салейнских был не настолько знатен, чтобы стоять рядом с троном, зато им принадлежало (и сейчас принадлежит) примерно двадцать процентов всех кораблей Элара. Это много. Это очень много...

Родители Вивиан согласились на королевское предложение с радостью. Но...

Девушка была откровенно некрасива.

Темные волосы непонятного оттенка, сухопарая фигура, которую одень в штаны — и от мужика не отличишь, да и зубы великоваты.

Дилера взяла от матери все эти не слишком приятные черты, и добавила еще подбородок от отца. И бородавку.

Понятное дело, придворные крутились рядом, все же принцесса, но Дилера была еще и умна. Не в кого ей было дурочкой рождаться. И она прекрасно понимала, что восхищаются не ей. Восхищаются тем, что она может дать.