Том 3. Древо Иггдрасиль

Во второй свой визит Эшли не заметила тумана, нависшего над городом; в нынешний же, третий — тоже. Но все равно, доверия к Токио не было. Эшли всматривалась в стекла, радугой переливавшиеся на солнце, и гадала: что скрыто за ними?

По Синдзюку были развешаны плакаты — "Я люблю свой город". Социальная реклама. На плакатах Токио выглядел почти что пристойно. Эшли сорвала один, сунула за пояс. Скомканная бумага приятно царапала кожу. "Я извращенка", — подумала Эшли смущенно.

Вступить в переговоры с Ацумори Аяо — сложная задача. Особенно если вспомнить, при каких обстоятельствах они расстались. Эшли потребуется все мастерство, чтобы угодить Аяо-куну.

Одно хорошо — он мужского пола. Будь он женщиной... то что? "Однополая связь отвратительна", — сказала бы Эшли. Тут в голову пришли слова Франчески: Бог не против лесбийской любви.

Нет, это отвратительно!

Будто Франческа со своими еретическими мыслями пролезла ей в голову.

Странная реакция, отметила Эшли про себя, ведь Дева Мира с некоторых пор оставила свои лесбийские замашки. Причина? Возможно, Франческа ди Риенцо никогда и не испытывала влечения к женщинам; а ее поведение при встрече с Эшли можно объяснить попыткой замаскировать собственный страх. "Я же монстр, — кисло подумала Эшли. — Наверное, меня даже Курумару Тацуо боялся. Даже Папа Римский. И даже сам Бог. Тот самый, который лесбийскую связь одобряет. Тьфу!"

Объяснение выглядело приемлемым. Никакой однополой мерзости, никаких грехов — ничего; ничего этого не было, и не будет.

"Коверкай мое имя на свой вкус", — предложила как-то Франческа. А потом ситуация обернулась так, что и по полному имени звать ее неудобно, и даже стыдно.

"Как будто меня это беспокоит!" — фыркнула Эшли. Никакой лесбийской связи не будет. Духовная близость, единение душ, а на самом-то деле всего лишь мерзкая похоть! Никакой близости с Франческой ди Риенцо не будет. Тем более что сама она явно растеряла всяческое желание сближаться с Эшли Лавджой.

Странно, но при этой мысли Эшли вдруг ощутила смутное недовольство. И испугалась.

Все это было слишком сложно. Да и не привыкла Эшли анализировать чьи-то мысли, тем более свои собственные.

Эшли потискала ткань на груди и успокоилась.

"Проведу переговоры, и в гостиницу вернусь", — решила она. И все, собственно. Никакой рефлексии, никаких странных мыслей.

Достаточно быстро отыскала она дом, в котором жил Ацумори Аяо со своей старшей сестрой. Не особо высокий на фоне токийских небоскребов, дом этот располагался в мирном, тихом районе: постройки — принадлежавшие чуть ли эпохе Мейдзи, люди — добрые, радушные; даже офис FTL выглядел немного приветливее, чем аналогичный где-нибудь в Синдзюку. Дородные мамаши выгуливали своих первенцев. На скамеечке сидел старичок. Под раскидистым платаном компания ребятишек сосредоточенно пинала банку; банку пинали ногами и били палками. Крупный парень стоял у телефонной будки. В руках его был компактный чемоданчик.

Эшли осмотрела экспозицию, выбрала цель — дом Ацумори Аяо — и направилась туда.

Переговоры предстоят сложные. Самое главное здесь — первая фраза. Разговор нужно начать удачно!

"Прости, я не хотела!" — банально.

"Прости, я не хотела, чмок-чмок", — глупо. Сразу лезть губами к Ацумори Аяо не стоит.

"Я не хотела, правда!" — неискренне.

"Я не хотела, меня заставили!" — пошло.

"Я не хотела, прости глупенькую!" — отвратительно.

"Аяо-кун, я соскучилась по тебе!" — а в этом что-то есть. Но все равно не то.

"Аяо-кун, я так рада тебя видеть!" — тьфу!

"Аяо-кун, привет. Есть дело к тебе. Поговорим?" — вот в устах того парня с чемоданчиком, может, и сошло бы за первую фразу. Но Эшли определенно не стоит начинать разговор таким образом.

"Аяо-кун!" — пожалуй, оптимальный вариант. "Аяо-кун!" — и помолчать чуток, и так смущенно опустить глазки к полу. Все фразы в одной. Пусть думать, что хочет.

Для уверенности Эшли еще раз провела рукой по груди — и подошла к двери. Постояла немного, не решаясь войти. Ужасно громко колотилось сердце в груди. Страшно!

— Можно пройти? — спросил кто-то.

Эшли обернулась. Позади стоял тот парень с чемоданчиком. Его брови сосредоточенно двигались, подобно большим мохнатым зверькам.

Цепочка ассоциаций: брови — лицо — голос — "Ммм, небольшая, зато какая упругая. И эти сосочки, просто чудо какое-то!" — женская школа — Танимура!

Эшли невольно вскрикнула и прикрыла грудь руками. Ей было не до жезла; ведь это был Танимура, тот негодяй, что облапал ее в гимназии имени св. Марии! Мерзавец, из-за него она столько раз просыпалась в поту, испуганная до дрожи, со странными мыслями в голове!

— Чего? — хмуро осведомился Танимура. Его брови изогнулись.

Эшли смогла только пискнуть:

— Не трогай меня! — но сделала это настолько тихо, что Танимура не услышал ее.

Он осторожно взял Эшли за плечо — она чуть не завопила от страха — и отодвинул в сторону.

— Я пройду, — сказал он.

"Он не узнал меня!" — мелькнула мысль. Может, все обойдется?

Рационально объяснить свой страх перед Танимурой Эшли не могла; по крайней мере, в тот момент.

Танимура взялся за ручку двери — круглую, стальную — и аккуратно провернул ее. Домофон отсутствовал, и это в Японии-то! Воистину, район был очень тихим.

Эшли перестала дышать.

Танимура взялся за ручку двери — а дверь открылась изнутри, и на пороге возникла молодая женщина в джинсах и безрукавке. Эшли узнала ее: старшая сестра Аяо, Ацумори... Аяне? Аясе?

"Вот включу режим Судии, — лихорадочно подумала Эшли, — и тогда точно узнаю, как ее зовут". Мысль показалась здравой. Эшли почти что активировала режим — и только тут поняла: зачем ей вообще знать, как зовут сестру Аяо?

А Ацумори Аясе выглядела весьма озабоченной. Она посмотрела сначала на Танимуру, затем на Эшли, и буркнула:

— Вы к Аяо-куну?

"Она меня помнит!" — поразилась Эшли.

И спешно кивнула.

— Его нет дома, — столь же неприветливо продолжила Аясе.

— А когда?..

— Не знаю. Мне нужно идти, — Аясе прошла мимо Эшли, даже не извинившись за свое поведение.

А говорят, японцы вежливая нация.

Аясе быстро шагала по тротуару. Эшли смотрела ей вслед.

— Ребенок дома болеет, — сказал Танимура негромко. — Пошла за лекарствами, наверное.

"Ребенок? Он говорит об Аяо?"

Танимура молчал. Его огромное тело загораживало проход. Эшли следовало бы уйти — и вернуться в гостиницу, но она и сдвинуться с места не могла. Ей казалось, что таким образом она привлечет к себе внимание; и тогда Танимура догадается, что эта встреча их — отнюдь не первая.

— Прошу меня извинить, — произнес Танимура. Потоптавшись немного, он развернулся. И побрел куда-то прочь.

Эшли стояла и сосредоточенно вглядывалась в удалявшуюся спину Танимуры; не верилось, что он ушел просто так.

Рука судорожно потянулась вверх, к груди.

Эшли выдохнула.

— Боже мой! — нервно рассмеялась она. — И кого я боюсь? Он же просто... просто,.. — Эшли так и не смогла подобрать нужное слово, а потому смолкла.

Машинально она схватилась за дверную ручку.

"Аяо-кун болеет, — подумала она, — один дома, вялый такой, слабенький. И, наверное, очень уступчивый. Я уговорю его с легкостью, вот!"

Танимура ушел, Аясе эта ушла, Аяо беспомощен — сегодня Бог определенно благоволит Эшли Лавджой!

Нервно хихикнув, она крутнула ручку. Дверь распахнулась.

Вахтера либо никогда не было, либо он куда-то ушел.

Лифт не работал. Аяо жил на десятом этаже; десять этажей по лестнице — сложное препятствие для человека неспортивного. К несчастью, Эшли была именно что такой.

— Пророк Исайя — лжец! — выдохнула она, достигнув наконец нужного этажа. Эшли устала, дыхание ее сбилось; по шее стекал прозрачный пот.

— Открывай, Аяо-кун!

Она вытащила жезл и постучала им в дверь — покрытую жестяными листами, окованную по краям сталью; звук что надо. На той же площадке располагалась вторая квартира. Оттуда, привлеченная шумом, высунулась девичья голова; соседка Аяо оказалась блондинкой с лучистыми глазами. Эшли фыркнула. Не удостоив любопытную блондинку вниманием, она продолжила стучать в дверь.

— Аяо-кун! Аяо-кун!

Соседка попыталась что-то сказать — но Эшли замахнулась на нее жезлом и рявкнула:

— Дура!

Испуганная, блондинка поскорее спряталась за дверью.

"И чего это я?" — подумала Эшли отстраненно. Она утратила самоконтроль, что могло привести к печальным последствиям; а причина — в проклятом Танимуре, и в проклятом Аяо, который живет на проклятом десятом этаже!

Эшли вспомнила, как они с Аяо взбирались по лестнице, что вела в Канкешин, и заскрипела зубами.

— Аяо-кун!

Дверь тихонько скрипнула.

— Ну наконец-то! — произнесла Эшли довольно, и тут же осеклась.

Дверь ей открыла Франческа ди Риенцо.

7.

"Как это у нее получается? — думала Эшли, разглядывая нежное девичье личико Франчески — лет двенадцати-тринадцати на вид. — Полный контроль над собственным телом? Даже закон сохранения массы сумела преодолеть. Мне следовало бы ее бояться".

Молчание затягивалось.

Франческа вдруг пошатнулась — и упала бы, если бы не ухватилась за дверной косяк. Только сейчас Эшли заметила, насколько бледным и болезненным выглядело лицо Франчески: под глазами темнели синяки, губы побелели, словно от холода, а щеки, наоборот — горели от прилившей крови. Прядка волос, свисавшая с виска, слиплась от пота.

Спохватившись, Эшли перешагнула через порог; чуть приобняла Франческу, помогая удержаться на ногах — и суетливо произнесла:

— Зачем вы так?.. Не мучайте себя лишний раз. Давайте, обопритесь на меня. Вот так, увереннее. Не бойтесь, ничего я с вами не сделаю. Обещаю.

Эшли хотела прибавить: "Я ведь не монстр, на самом-то деле", — но так и не решилась, опасаясь быть обвиненной во лжи.

— Ммм, — пробормотала Франческа, и разом обмякла, всем телом повиснув на Эшли. Франческа была легкой, практически невесомой — что неудивительно, с ее-то телосложением. Намного ниже Эшли, тоненькая и слабая на вид — не сравнить с той, взрослой Франческой, что рассуждала утром о монстрах и переодеваниях. Против воли Эшли почувствовала прилив нежности.

Она отволокла Франческу в комнату — план квартиры еще не выветрился из памяти — и уложила на кровать. Темно-синие волосы разметались по белой подушке. Франческа попыталась встать, но Эшли удержала ее — придержав за плечи. "Вам лучше полежать," — сказала Эшли, но Дева Мира вряд ли слышала ее. Она стонала и пыталась сказать что-то — но что именно, непонятно.

"Что случилось?" — от этого вопроса Эшли благоразумно удержалась. Рукой она проверила лоб Франчески и поразилась — под кожей у той будто пылал огонь. Эшли поднесла ладонь к глазам. К пальцам пристали капельки пота.

"С утра же была совершенно здоровой", — растерялась Эшли.

Это заклинание? Или проклятие? Или грипп, который можно подцепить где угодно, и от кого угодно?

— Я принесу вам воды, — сказала Эшли. Франческа слабо кивнула.

На кухне стоял чайник, почти доверху наполненный кипятком. Эшли смешала горячую воду с холодной, из емкости с фильтром, и попробовала на язык — вроде достаточно теплая, чтобы согреть, и губы при этом не обожжет.

Вода плескалась в чашке.

"Франческа ди Риенцо знакома с Ацумори Аяо", — подумала Эшли.

Что их связывает? Были они знакомы раньше? Или же познакомились только сегодня?

Представим себе ситуацию, прикинула Эшли: Франческа стучит к дверь к Аяо, он выходит, она говорит "Привет, Аяо-кун!" — и что дальше?

"А дальше — Аяо пытается причинить ей боль", — возникла абсурдная мысль. Но с чего бы? Эшли не могла понять. Для любой агрессии нужна причина. У Аяо нет такой причины. Наверное.

"Или это из-за меня?" — вдруг дошло до нее.

Эшли Лавджой предала Аяо, бросила умирать в замке Канкешин, в черной грязи — а он выжил, и у него возникло предубеждение против христианской церкви. Аяо мог напасть на Франческу, которая, ничего не подозревая, пришла к нему с какой-то своей, невинной целью...

"Невинной?" — засомневалась Эшли.

Франческа лежала на постели; ее грудь часто-часто вздымалась и опускалась — она задыхалась, ей не хватало воздуха. Эшли протянула Деве Мира воду. Франческа благодарно кивнула, взяла чашку обеими руками — и не удержала, само собой; вся вода пролилась ей на ночную рубашку.

Эшли вздохнула.

— Лежите, не двигайтесь, — сказала она твердо. — Все в порядке. Сейчас принесу полотенце.

"Что ей нужно от Ацумори Аяо? Папа Римский заинтересовался японским еретиком, так же, как и Его Высокопреосвященство? И послал на задание Франческу ди Риенцо? Значит ли это, что поиски Хасегавы Нагисы — всего лишь ширма для других, неявных манипуляций?.. А она не притворяется? — Эшли бросила взгляд на бледную, чуть живую Франческу, и отрицательно покачала головой. — Вроде нет".

Обтерев беспомощную Деву Мира полотенцем, она принесла еще воды — и в этот раз сама напоила Франческу.

Тонкой струйкой вода втекала в чуть приоткрытые губы. Франческа то и дело останавливалась: ей требовалось время, чтобы сделать глоток. Вода в чашке наконец закончилась; Франческа икнула — и тут же прижала ладошку ко рту, смущенная. Ей полегчало, раз уже она заботится о нормах приличя. Эшли вспомнила себя в десятилетнем возрасте. Это придало ей уверенности.

— А теперь у нас будет серьезный разговор, Ваше Святейшество, — сказала она.

Франческа кивнула. Было заметно: ей трудно сфокусироваться на теме разговара. Но Эшли решила быть безжалостной до конца.

— Не буду спрашивать, зачем этот образ, — Эшли показала на детское тело Франчески. — Кажется, я догадываюсь.

"Дети прекрасны, — говорил Его Высокопреосвященство. — Бытует мнение, будто дети чисты от греха. Но я не разделяю его. Пребывая еще в утробе матери, дети получают вместе с питательными веществами вирусы греха и порока. И рождаются уже ущербными. Одно удовольствие смотреть на их чистые лица и видеть скрытые семена греха, и думать — каким же образом они прорастут, как проявят себя? Это как юные, еще не затасканные проститутки. Дети такие милые".

Эшли помотала головой, отгоняя воспоминания.

Франческа тяжело дышала.

"Трудно, наверное, находиться рядом с монстром", — с внезапным раздражением подумала Эшли.

Монстр помогает тебе, монстр обтирает тебя полотенцем, приносит воду — а все равно монстр, и находиться рядом с ним ужасно неприятно. И как это Франческа еще не отодвинулась от мерзкой Эшли Лавджой? Давно пора уже закричать: "Фу, гадость!" — и отвернуться, чтобы не видеть мерзкого монстра".

От недавнего умиления не осталось и следа. Эшли захотелось ударить Франческу. Нет, нельзя. Она стиснула зубы и немного успокоилась.

Вдох-выдох. Спокойствие.

— Чего вы добиваетесь? — спросила Эшли наконец.

Франческа слабо шевельнулась.

— Я всего лишь...

И голос у нее тонкий. Чуть-чуть невнятное произношение звучит очень мило. Похоже на голос обычной Франчески, но именно что похоже — в целом, различий можно найти достаточно. Эшли разозлилась. Франческа ди Риенцо изменила и голосовые связки. Ради Ацумори Аяо, значит? И чем он заслужил такую честь?