На задворках Галактики

Маркиз в бешенстве схватил со столика подвернувшуюся под руку статуэтку и швырнул ее через комнату, раздался звон разбитого витража. Но эта вспышка, кажется, лишила его последних сил, и он рухнул в ближайшее кресло.

— О, какую ужасную, роковую ошибку я совершил! Как я раскаиваюсь! И сейчас еще более чем тогда, когда считал сына своего мертвым. Кем он стал! Что они из него сделали! Не рассуждающий фанатик, прихвостень Делоиза. И это мой старший сын! Мне кажется, мне было легче думать, что он умер, когда был невинным ребенком. Не было бы это для него лучше, чем стать слепым орудием Повелителя?!

Но и сейчас я с трудом нашел в себе мужество сказать маркизу, что скоро его сын может и впрямь отправиться к праотцам.

— Как? Ему же нет и двадцати! Он же юнец совсем. Конечно, все эти годы его воспитывали в духе верности Делоизу, он не испытывал благотворного влияния и нельзя ждать, чтобы он перевоспитался в один момент. Но постепенно он все осознает и изменится!

Я смущенно пролепетал, что судьи, похоже, пришли к другому заключению.

— Да что же это такое?! — Реджинальд Дэйби сжал руками голову. — Да, мне сейчас больно. И быть может, через много лет было б еще больнее, если б довелось услышать о его злодеяниях. Возможно, я тогда горько пожалел бы, что жизнь его не оборвалась в юности, когда он только ступил на эту скользкую, кровавую дорожку. Когда еще не успел запятнать себя преступлениями. Да, быть может, так лучше. Но, Боже, ведь он так молод! В былые времена его даже не признали бы совершеннолетним. Из него сызмальства растили приспешника Делоиза, можно ли перестроиться мгновенно, отринуть все, что вдалбливали в голову прежние воспитатели? У него не было времени осознать и обдумать все, что он узнал. А вы что скажете, Гарвей? Неужели и вы считаете, что в будущем из него может получиться лишь закоренелый негодяй?!

Я ответил, что надеюсь на благополучный исход. Маркизу нужно более мягко поговорить со своим сыном, поискать к нему подход. Ведь что решат другие, если увидят, что даже отец не может найти общего языка с молодым графом.

* * *

Второй разговор закончился еще быстрее, на таких же повышенных тонах. Артур Дэйби был ожесточен и настроен враждебно, маркиз не выдержал и взорвался. Реджинальд Дэйби, естественно, был подавлен и я думал, что мы не отправимся на очередной бал. Но маркиз ответственно относился к возложенной на него задаче и коль скоро ему поручили таскать меня по балам и раутам, он был готов стойко исполнять свой долг. Однако он не мог взять себя в руки настолько, чтобы умело притворяться и на веселом празднестве был мрачнее тучи. Я подумывал, как бы нам поскорее смыться отсюда.

— Вижу, вас терзают мысли о сыне, — с сочувствием сказал я.

— Да, двойная ноша гнетет меня, — вздохнул маркиз Дэйби. — Мне тяжело видеть, каким стал мой сын и нестерпимо думать о том, что его ждет. Вы видите, я страдаю вдвойне.

— Ах, что же случилось с милым бедным Раулем? — воскликнул объявившийся рядом Альфред Косфондайлен. — Он болен? Ах, неужели ему так худо?

— Не стоит вам, право, принимать все так близко к сердцу, — в бешенстве проронил маркиз. — Уверяю вас, с милым Раулем все будет хорошо. Конечно, как всякий отец я беспокоюсь о своем сыне, но ему ничто сейчас не угрожает.

— А где же ваша дражайшая супруга? Она захотела остаться с несчастным больным мальчиком?

— Да, Лаура решила остаться с Раулем. А я, как видите, здесь и это показывает, что никакой опасности для его жизни нет.

— О, как я рад это слышать! Так его болезнь не серьезна? Он не заразен?

— Нет, — заскрежетал зубами маркиз. — Весьма признателен вам за ваше участие, но стоит ли придавать такое значение нескольким словам расстроенного отца. Ведь мы, родители, так мнительны и склонны все преувеличивать. Говорю вам еще раз, нет никаких причин тревожиться о Рауле.

— А я был даже готов извинить вам цвет этих пуговиц! Ведь я полагал, что только глубокое горе способно вызвать такую небрежность в одежде.

— Да?! — спросил, выходя из себя, Реджинальд Дэйби. — А я-то надеялся угодить вам в этот раз своими пуговицами. Пойду оплакивать свою неудачу.

— Ну что вы, — смягчился граф Косфондайлен, — не надо впадать в такое отчаяние. Не всем ведь дан от природы такой утонченный вкус, как у меня. Но нужно, конечно, заниматься самообразованием. Вот вы, молодой человек, кажется, делаете успехи.

Наш навязчивый собеседник вытащил меня на освещенное место и принялся бесцеремонно крутить и поворачивать во все стороны. Мне стало неловко.

— О, вижу некоторые мои советы пошли вам впрок. Хотя до совершенства, конечно же, еще далеко, ах, как далеко. И все же приятно сознавать, что не все мои старания пропали втуне. Поверьте мне, милый юноша, я желаю вам добра, только добра, не сомневаюсь, что под моим руководством вы способны продвинуться далеко вперед, я мог бы сделать из вас настоящего светского человека. Как талантливый скульптор лепит из податливого материала... Не желаете ли нанести мне визит завтра вечером? Будет самое изысканное общество.

Еще совсем недавно я не отказался бы от возможности пообщаться с местными аристократами, узнать ближе представителей здешней элиты. Но сейчас я не мог принять приглашение. Артура Дэйби должны были вскоре увезти, и я попросил разрешения покинуть поместье вместе с охранявшими графа людьми и Джерри. После того, что произошло на моих глазах я не мог больше здесь оставаться и мотаться вместе с вымученно улыбающимся маркизом по балам и светским приемам. Еще я надеялся с глазу на глаз поговорить с Роуменом и рассказать ему о душевном состоянии Реджинальда Дэйби. Я просил бы принять во внимание чувства маркиза, пусть даже тот не смог наладить контакт со своим сыном. Вот-вот мы должны были отправиться в путь. Поэтому я был вынужден отклонить настойчивые приглашения Косфондайлена, сказав, что возвращаюсь домой.

— Уже?! Так скоро? Сколь много вы потеряете, молодой человек! Но надеюсь, что вы не совсем забудете мои наставления и понесете, так сказать, свет в ваши края. Что может быть ужаснее знатного человека, который не умеет прилично одеваться! Вот маркиз Нидлет, взгляните! Ну что это за жилет? И это при его-то комплекции, — гаденько подхихикивая, добавил Косфондайлен. — Как он нелеп в этом наряде и как при всем том важничает! Разве это не уморительно?

И граф принялся перебирать присутствующих, смачно обсуждая их физические и душевные (на его взгляд) недостатки. Я поспешил избавиться от неприятного собеседника.

— Знаете ли, что мучит меня? — доверительно прошептал я, склоняясь к самому уху Косфондайлена. — Маркиз Дэйби говорит, что болезнь его сына не заразна, но боюсь, что это не так.

— Да что вы?! — завопил граф.

— Да-да, у мальчика такая ужасная сыпь и доктор сказал, что следы могут остаться и навсегда обезобразить его лицо. Потому-то маркиз так угнетен и встревожен.

— Да как он смел! Как он мог... скрывать такую... такое! А... А вы общались с больным? — отодвигаясь спросил граф.

— Я сидел у постели несчастного ребенка, — еще ближе склоняясь к его лицу, ответил я.

— Да вы!.. Знаете, я вдруг вспомнил, что у меня куча неотложных дел! — отбегая в сторонку, заявил граф Косфондайлен. — Вот все забочусь о других, забочусь, с приятным человеком некогда поговорить. Разрешите откланяться.

Мы с маркизом Дэйби оставили веселое общество задолго до окончания бала. Покидая шумную залу, я видел, как Альфред Косфондайлен, приторно улыбаясь, вел светскую беседу с маркизом Нидлетом.

* * *

Мы решили отправиться в дорогу ранним вечером, несмотря на то, что было еще довольно светло. Во владениях маркиза нам ничто не могло угрожать, а потом путь наш пролегал по глухим местам, где нас не должны были увидеть. Мы все собрались вместе. Ребята, чьей обязанностью было охранять графа, связали его и заперли на время. Один из них пошел проверить, готовы ли наши лошади, а мы стояли у дверей. К нам подошел Реджинальд Дэйби.

— Можно мне поговорить с ним наедине? Я хотел бы попытаться еще раз... Напоследок... Несколько слов..., — глухо произнес он.

— Ну конечно, маркиз, — воскликнул я.

Тут я запоздало сообразил, что не главный здесь и не мне принимать такие решения, но Джерри и ребята промолчали. Джерри отпер дверь, и маркиз Дэйби вошел в комнату к сыну. Из-за массивной двери не могло донестись ни звука, хотя бы за ней орали не своим голосом, топали ногами или разносили мебель. Впрочем, мы и не собирались подслушивать. Беседа, однако, длилась недолго. Дверь стремительно распахнулась и Реджинальд Дэйби опрометью выбежал из комнаты, бледный как смерть.

— Нет, это невозможно! Он... Он неисправим! Я сказал... Я сказал ему, что отрекаюсь от него! — крикнул маркиз. — Не надо, не говорите... Пожалуйста, оставьте меня! — и рванув на себе воротник рубашки, он бросился прочь.

Вскоре вернулся наш товарищ, и мы тронулись в путь. У границ поместья мы возвратили лошадей слугам маркиза, которые сопровождали нас и те поспешили домой. Дальше, до укромного места, где были спрятаны наши флаеры, нужно было добираться пешком. Ребята из Движения тесно окружили Артура Дэйби. Совсем недавно я тоже был пленником, но теперь оказалось, что быть конвоиром мне нравится еще меньше. Я шел в сторонке, усиленно любуясь красотами природы, вроде я тут и ни при чем. И потому проглядел начало событий. Услышав громкий вскрик Джерри, я резко обернулся. Один из парней, охранявших графа, уже корчился на земле. Двое других в следующий миг полетели в разные стороны. Артур Дэйби, с совершенно свободными руками, метнулся в ближайшие заросли то ли высокого кустарника, то ли низкорослых деревьев. Не могу сказать, что я не успел даже ничего сообразить, тем более что-то сделать. Кто-нибудь другой мог бы так сказать с чистой совестью. Но не я. Все-таки нас в Академии учили не ворон ловить в такие моменты. Конечно, я мог броситься Дэйби наперерез, сцепиться с ним, самое малое, задержать пока не подоспеют остальные. Мог бы. Но я, балда, стоял как пень и только глазел на происходящее. Что-то внутри удержало меня. Однако ребята из Движения недаром ели свой хлеб у Роумена. Это были крепкие, проворные, хорошо тренированные парни. Их в свое время тоже учили не на земле отлеживаться в такие моменты. Они сразу вскочили и бросились в погоню. Тогда мне показалось, что шансов у графа нет никаких. Неширокие заросли поднимались с одной стороны по склону высокого холма, не доходя до его вершины. Больше здесь укрыться было негде. Ребятам оставалось лишь хорошенько прочесать эти заросли. Они тут же рьяно взялись за это и, в конце концов, наткнулись бы на беглеца или выгнали бы его из своего убежища. Джерри остался, чтобы подать сигнал остальным, если тот выйдет на открытое пространство. К тому же, Дэйби был безоружен, а у наших парней имелись пистолеты и я не сомневался, что в случае необходимости они будут стрелять не раздумывая. Вдруг Джерри удивленно присвистнул. Я тоже увидел, что Артур Дэйби уже высоко наверху, там, где заканчивались заросли, и намного опередил своих преследователей. Да уж, это был просто рекорд скорости, прямо на грани человеческих возможностей. Но этот отчаянный рывок, кажется, отнял у него все силы, он пошатывался и теперь еле брел к вершине. Джерри громко позвал своих товарищей. Они выбрались из зарослей и заторопились наверх, на ходу доставая пистолеты. В конце концов, им надо было только подойти на расстояние выстрела и графу ничего бы не оставалось, кроме как сдаться. В общем, его отчаянный поступок был напрасным. Хотя вначале он так сильно оторвался, зато теперь шел с трудом и его преследователи успокоились. Они тоже замедлили шаг и позволили себе идти не торопясь, делая передышки. Мы с Джерри тоже полезли наверх. Дэйби добрался-таки до вершины, но тут ноги у него подкосились, и он обессилено опустился на траву. Наши ребята тем временем поднимались потихоньку и вот уже стали подходить на расстояние выстрела. Тут Дэйби поднялся во весь рост... и запел.

Это были какие-то дворянские песни. Про шпагу, которой защищают честь, про бой, в котором сражаются за святое дело, про звон оружия и свист пуль, про долг, отвагу и верность... Красивые песни. Красивый страстный голос захватывал, увлекал за собой, будоражил что-то в душе. Смутно хотелось самому выхватить шпагу, скакать куда-то на коне, биться за какие-то высокие идеалы, бесстрашно глядя в глаза смерти.

Вообще-то мне и раньше приходилось иногда слышать, как граф Дэйби напевает что-то, в усадьбе Дэнкфорта. И тогда я признавал, что получается это у него чертовски здорово. Но как он пел сейчас! Я распрямился, машинально сжимая в руке воображаемый клинок, чувствуя себя таким красивым, стройным и страсть каким благородным. Мы все остановились и притихли. Голос на время замолкал, мы приходили потихоньку в себя, в глубине души желая еще что-нибудь послушать. А тут начиналась новая песня. Вот так мы и не заметили воздушных катеров. Точнее, заметили их слишком поздно. К тому же, они подлетели к нам сзади, и солнце за спиной Дэйби светило нам в глаза. Все еще словно одурманенные мы несколько секунд тупо смотрели, как катера зависли над холмом и из них стали выпрыгивать военные в синих мундирах, с антигравитаторами за плечами. И у каждого в руках фазер. В следующий миг до нас дошло, что то, что стало спасением для Артура Дэйби, было для нас смертельной опасностью. Мы со всех ног бросились к зарослям. Куда там...

* * *

Когда я очнулся, голова была тяжелой и тело слегка занемело, но главное — я был жив. Оглядевшись, я обнаружил, что лежу в одежде на огромной кровати под роскошным балдахином. Видел я уже раньше такие. Рядом никого не было. Голова гудела, но я пытался соображать. Итак, фазеры были поставлены не на смертельный уровень. Или просто расстояние ослабило удар? Нет, не таким уж большим было оно для фазера. Если б нас хотели убить, а не оглушить, сделали бы это. Я с трудом сел на кровати. Да, такие я не раз видал в Картасоне, когда убирал в спальнях.

Похоже, за мной каким-то образом наблюдали, потому что теперь, когда я подал признаки жизни, в комнату вошли люди. Синие мундиры, кто б сомневался. Меня куда-то повели. Да, точно, я в Картасоне. Или в очень похожем на него дворце. Мы поднялись по лестнице в небольшую залу. Тут меня тщательно обыскали и заковали мне руки и ноги, да так, что я едва мог пошевелиться. Отодвинулась тяжелая портьера и в комнате появился человек, которого я совсем недавно надеялся долго еще не увидеть. Увы, моим надеждам не суждено было сбыться. По мне соскучился граф Дэнкфорт. Выглядел он усталым и каким-то изнуренным. Видать, совсем не жалеет себя на государственной службе: заговоры раскрывает, галактических шпионов ловит, и отдохнуть-то ему, бедненькому, некогда.

— Все благополучно: он не сможет причинить никакого вреда? Проверьте все еще раз, — сказал Дэнкфорт, бросив на меня хмурый взгляд. Приказание тут же исполнили.

С чего бы это граф стал так меня опасаться? Убедившись, что все в порядке (с его точки зрения), он отослал своих подчиненных. Одни отправились по лестнице вверх, другие вниз, а третьи за портьеру. Судя по всему, там была дверь. Дэнкфорт обратился ко мне сухим официальным тоном.