Этаж ноль

— А это и есть сказка, только очень плохая... Хе-хе... Видишь ли, Пак, эти передатчики обладают поистине циклопической мощностью. Кажется, что с их помощью можно установить контакт с чем угодно и кем угодно...

— Например, контакт с адом? — перебил профессора Пак.

— Я что, похож на дьявола? — Винсент Стауф удивился... искренне. — Зачем мне ад? Преисподняя вообще — всего лишь зеркало неба. А небо — отражение земли... Это две шкалы — положительная и отрицательная — устремленные в бесконечность. А между ними... Знаменуя начало всего и завершение всего... Нулевой уровень реальности. И этот нулевой уровень... И есть Бог.

— Бог? — равнодушно переспросил Пак Синмор. — Он-то здесь причем?

— Тебе не понять... Ты просто жертва... — голос профессора прерывался, переходя от крика к шепоту. — Я всю жизнь... Слышишь! Всю свою никчемную жизнь! Работал на других... Подчинялся... Приказывал... Пропадал в библиотеках... В лаборатории... Сжигал день за днем... День за днем, понимаешь?! И год за годом... Долго... Слишком долго... Я устал... Я почти перестал верить... Но шанс! Судьба подарила мне шанс! Тот, который один из тысячи! Понимаешь... Мне всегда не хватало... Одного... Последнего кусочка в этой головоломке...

Профессор пристально взглянул на юношу.

— Тебя.

— Меня? А чем я такой особенный? — наверное, сейчас Паку следовало испугаться, но он не чувствовал даже удивления... ему было все равно. — Да, ты там говорил что-то про Лучшего, про связующее звено... Только, как по мне, это полная чушь. Я просто человек мужского пола, которому чуть больше двадцати лет от роду. В моей жизни не происходило ничего особенного. Я не чувствую в себе никаких сверхъестественных возможностей. Никаких вселившихся в меня духов, демонов или как их там... Я просто...

— Ты просто не понимаешь! — разозлился профессор. — Твой мозг не способен вместить в себя очевиднейшие вещи! Бог... Он в каждом из нас. В каждом из нас одновременно... И во мне, и в тебе... Во всех есть частичка бога.

Винсент Стауф прервался и небрежно махнул правой рукой, будто пытаясь сбросить капли несуществующей влаги.

— Ладно. Пора заканчивать. Мы и так... — он вновь замолчал, но, на сей раз, не по своей воле. — Так... что... акххххх...

Профессор захрипел и схватился руками за грудь. Его пальцы судорожно сжимали ткань теплой куртки как раз там, где находилось сердце...

— По... че... му...

Он с трудом держался на ногах.

— Так... не... должно... быть... кхааааааа....

Бледность стала смертельной, глаза не видели ничего, с приоткрытых губ слетали последние слова.

— Я... Я... Я всего лишь хотел поговорить с богом...

Профессор бесшумно, как павший лист, опустился на пол, уткнувшись лицом в твердый холодный камень.

— Не... спра... ве... акхххх...

Легкий ветерок скользнул по полу, заставив Пака вздрогнув и унеся с собой последний хрип умирающего. Все стихло, даже потрескивание факелов было где-то далеко, в иной реальности... А Пак Синмор, совершенно опустошенный, стоял в центре зала. Он смотрел на статуи, а они улыбались в ответ. Он смотрел на профессора, казавшегося сейчас жалким и несчастным, а козлоголовые изваяния плакали невидимыми слезами, не прекращая улыбаться. Он чувствовал силу этого зала, этих стен, этого храма... Он чувствовал жизнь и смерть. Одновременно...

Наконец, исчерпав себя, Пак опустился на колени, а затем и вовсе сел, сбросив тяжелый рюкзак на пол. Он выжил, но это было просто формальностью. Без носильщиков, без сил, чувствуя себя, как боксер, отправленный в нокаут... У юноши не были ни единого шанса вернуться. Он и к подножию горы спуститься не сможет... Да даже из храма не выберется. Разве что выползет, как змея...

Пак Синмор, забывший свое настоящее имя, сидел рядом с мертвым телом профессора, устроившего все это безумие. Юноша пока мог думать, но мысли постепенно угасали, метались среди бездушных стен, растворялись в пламени факелов... Он вспоминал слова, разные, сказанные сегодня и вчера... И позавчера... Особенно одну фразу...

"Чтобы спуститься вниз, лестница совершенно необязательна".

Да, это правда... Для того чтобы спуститься вниз, нужна только...

Тьма.

-0 (по ту сторону)

Лучи солнца, проникающие в помещение сквозь грязные окна, вспарывали, разделывали и потрошили все, до чего могли дотянуться. Под их вялым напором в воздухе кружилась пыль, а стекла сверкали, как драгоценности. Желтый прямоугольник, упавший на стену, обнажил потрескавшуюся краску и множество надписей очень неприличного содержания. Да, здесь когда-то была школа. Да, лучшего способа замести следы и придумать нельзя...

Я сидел на самой нижней ступеньке, твердой и холодной, положив руки на колени и внимательно следя за надвигающимся рассветом. Было нечто таинственное в этих скупых утренних часах, когда все живое и неживое освобождается из цепких объятий ночи. Даже ветхое здание, в котором я сейчас находился, на мгновение пробудилось, подставляя свои старые стены теплу и свету.

Так продолжалось довольно долго, а потом... Я вспомнил ночь. И то, что происходило этой ночью. Будто бы я видел три чужих фильма... И один — свой. Трудно сказать, иллюзия то была или реальность. Может, игра воспаленного воображения. Может, просто мираж. Я не знал.

Конечно, самое простое решение — списать все на ложную память, на сон, который я спутал с явью, на призрачный замок мечты, построенный из обломков сказок. А потом перечеркнуть, выбросить, забыть навсегда. И жить дальше, если судьба позволит мне это сделать... Но...

Было еще кое-что. Точнее — кое-кто.

Я встал, разминая затекшие ноги. Мышцы побаливали, суставы сухо хрустели. Ну вот, мое тело настоящая развалина... Стоило больше заниматься в свое время. Год, месяц, день назад... У меня были возможности, но не было желания. Тогда... А сейчас... Все перевернулось... Какая ирония.

— Доброе утро, — Петр, которого в иной реальности звали Пи-31, стоял у входа. — Как спалось?

Он был бодр, свеж и полон сил. Как спортсмен после легкой разминки. А я... Рядом с ним я напоминал старый дребезжащий трактор, тогда как он был сверхсовременным танком. Да, именно — танком. Хоть у моего знакомого не было оружия, но я чувствовал угрозу. Пока еще неясную, промелькнувшую где-то на горизонте...

— Издеваешься? — я демонстративно скривился. — У меня была та еще ночка...

— Ты видел лестницу, — Петр не спрашивал... тут и спрашивать, собственно, было не о чем. Мы оба и так все знали. — Ты спускался вниз.

Ух! Опять эта надменность! Как же он начинает меня раздражать! Даже бесить... Но приходится терпеть его повадки — мяч на стороне Петра, он затеял эту странную игру и он же сделает очередной ход... Должен сделать! Пусть только попробует обмануть мои ожидания!

— Ну, я бы не назвал небольшую прогулку в зыбком мареве грез спуском... — фраза, брошенная будто бы невзначай... посмотрим на реакцию Петра. — Так, проверка крепости рассудка и резервов воли.

Я догадывался, что грезы — не совсем грезы, но нужно же заставить собеседника немного потрудиться? Пусть спорит, доказывает, убеждает. Пусть рассказывает все, что ему известно. А я... Сыграю новую роль — внимательного слушателя.

— Иллюзии... Реальность... Ты знаешь, чем они отличаются? — флегматично заметил Петр, ловко обойдя расставленные ловушки. — Знаешь, что делает мир существующим?

— Нет, — я действительно не знал, меня мало интересовали псевдофилософские рассуждения на тему сущности мироздания. — А ты?

Ожидая ответа, я невольно разглядывал собеседника. Свет, падающий из окон, становился все насыщеннее, а Петр, одетый в белую рубашку и тонкие белые брюки, казался облаком, застилающим солнце. Он расставил руки в стороны и, откинув голову назад, прошептал так тихо, что я смог разобрать слово только по движению губ.

— Вера...

Пальцы, окутанные белым светом, слепили, а Петр будто бы не замечал меня. И продолжал говорить...

— Реальность это то, во что ты веришь... Вера одного человека сильна, но она не выше и не ниже убеждений другого. Так на чьей стороне истина? И есть ли она вообще? Может, скитаться в лабиринте иллюзорных мгновений, и есть наша судьба? Но... Я знаю ответ.

Петр опустил руки и пристально посмотрел на меня. Пробирающий до костей взгляд. Бррррр... Он меня пугает.

— Совокупность нескольких несовпадающих систем отсчета дает объективную картину... В какой-то степени объективную... Это уже частичка истины. Ради которой можно пожертвовать многим... Пожертвовать почти всем. Семья, друзья, работа, сама жизнь... Становятся пылью, солнечным зайчиком на осколке разбитого зеркала. Но даже в этом случае остается одна маленькая проблема...

Он отряхнул руки и, сцепив пальцы в замок, брезгливо поморщился, отведя глаза в сторону.

— Выбор... Нужно оставить только одну систему отсчета, которая и будет главной. Которая и будет истиной. А остальные... Станут составными частями, полностью потеряв индивидуальность. Совокупность... Объединение... Слившись воедино, они перейдут на более высокий уровень... Или более низкий — это как посмотреть.

Так-так-так. Нечто подобное пришло и мне в голову. Подсказки были разбросаны везде, словно чья-то заботливая рука заранее подсуетилась... Но пока я не видел смысла, цели, ради которой все затевалось. Не видел, пока Петр не рассказал про истину... Вот оно как... Да, ради этого уже погибли тысячи и тысячи. Кровавый след тянется из мрака тысячелетий, через наполненные болью и криками жертв подвалы инквизиции, к... к чему?

— Совершенство... вот единственная вечная ценность, — ответил Петр на невысказанный вопрос... странно, надо сказать, ответив. — Твое число — четыре, мое — пять. Ты ближе, чем я... Понимаешь?

— Нет.

Терпеть не могу двусмысленностей... Пусть уж говорит напрямик.

— Мой эксперимент подходит к концу... Уже подошел, — продолжает гнуть свою линию... ну ладно-ладно. — Было четыре тени... Стала одна реальность. Войди, ты теперь один, понимаешь? Все ненужное отброшено и линии сошлись в точку... Полная сила... Как и у меня.

Он тихо вздохнул и прикрыл глаза. Актер, блин, нашелся... Павлин недоощипанный. Ну, ничего, сейчас все будет...

— Ты свихнулся! — мое возмущение даже мне самому казалось преувеличенным. — Что за бред ты несешь?

— Бред? — удивился Петр. — Ты успел забыть увиденное?

— Нет, но кто может гарантировать, что это не было просто сном?

— Никто... Только ты сам... Это только твое решение.

Хха! Попался!

— Мое? Но ты привел меня сюда, ты рассказал мне историю про маленького мальчика, — сказал я и зевнул, демонстрируя скуку. — Оставил одного в пустом здании... Ночью... А теперь вернулся и вешаешь мне на уши мегатонны несвежей лапши... Что тебе надо... От меня? Или в компании слетать с катушек веселее?

Петр аж поперхнулся и захлопал глазами, как невинная девушка. Ну что, съел? Как теперь выкручиваться будешь? Какую сказку скормишь мне на этот раз? Хха! Нет уж, сейчас ты расскажешь все... Все-все-все, что знаешь... Иначе... Иначе и быть не может.

— Ты слышал о Бритве Оккама? — внезапно спросил Петр. — Ты знаешь, что это?

— Ну... — на этот раз он застал меня врасплох... почти застал. — Допустим, знаю.

— Тогда, ты должен понять... — яркие лихорадочные огоньки появились в глазах собеседника, а маска равнодушия разбилась и осыпалась пеплом... я уже видел нечто подобное... печать фанатизма... да, это ни с чем не спутаешь. — Понять, что именно произошло.

Расстегнув верхние пуговицы рубашки и стерев с лица проступивший пот, Петр шагнул ко мне. Похоже, ему было жарко, но я чувствовал только могильный холод.

— Давно... Мне тогда едва исполнилось двадцать... Я понял, как найти истину, как коснутся недосягаемых небес... Я знал, что со мной что-то не так, я был особенным, я ощущал в себе силу... И еще кое-что. Будто нити исходили из моего сердца, исчезая в никуда. И я задумался... Я много знал, много читал, много разговаривал. Много спорил... Постепенно, сопоставив легенды, теории и факты я нашел ответ. Такой простой... И такой сложный.

Я нашел путь наверх. Но для того, чтобы ступить на призрачную лестницу, мне нужно было встретить остальных... Еще четыре меня... Скованные, как цепью, намертво привязанные к этой земле, к этому миру... И тогда...

Улыбка Петра стала безумной. Впрочем, меня это не удивило...

— Я избавился от лишних сущностей. От всех, без исключения, — он счастливо рассмеялся. — Но ты... Ты сделал то же самое! Абсолютно то же самое! Я избавился от них, чтобы стать сильнее. Ты поступил так же. Мы одинаковые, как клоны из пробирки. Только ты покрасивше, да понаивнее... Правда, это проходит со временем... Но для тебя...

Пи-31 поднял голову.

— Будущего не будет.

Ах, вот как ты заговорил, дорогой товарищ... Непонятно только — угроза это или предостережение. Или, может, Петр решил в оракула поиграть. Дельфийского, блин... Кто знает, слишком уж зыбкими кажутся его мотивы... Нет, не оправдывают его слова фанатизм, пылающий в его же глазах. Ни капельки не оправдывают. Не хватает в них... жизни? Скорее веры... Петр сухо излагает известные ему факты, как уставший лектор, год от года читающий один и тот же курс... Но почему? Разве он не должен пытаться убедить меня? Перетянуть на свою сторону? Чего он вообще добивается?

— Войди, ты любишь планы? — не переставая улыбаться поинтересовался Петр. — Точный расчет... Знать, что будет завтра... И послезавтра... И через год... Шаг за шагом... Неторопливо исполнять задуманное... Восхитительно, правда?

— Кому как, — я презрительно фыркнул и спросил прямо, без этих ненавистных словесных игрищ. — Чего ты хочешь?

— Я? — по-детски удивился мой приятель. — Всего ничего... Прямой выход на нулевой уровень...

— Куда-куда?

— Нулевой уровень... — Петр, казалось, не услышал моих слов. — Что произойдет, если воссоединившаяся сущность найдет тропу? Куда эта тропа приведет ее? Хеееее... Я уже предвкушаю...

Хха! Предвкушает он...

— Смотри, язык не прикуси... — съязвил я. — Пред... вку... ша... тель.

Хм... паясничать, конечно, забавно, но еще бы толк от этого был... Что-то Петр совсем уж непробиваемый. Как стальная стена. Не, как титановая. Долбишь, долбишь, а толку чуть. Хм... Что-то здесь не так. Он не похож...

Тут я похолодел, стайки предательских мурашек пробежались по спине, а мышцы противно заныли. Петр ведь и правда не похож... Совсем не похож... На образ созданный мною. В моем же воображении. И...

"Вот смех, да? Мы тут решаем судьбы мира, а мир даже об этом и не подозревает... Мерзавцы, как и прежде, остаются безнаказанными, пророки пребывают в полном забвении, правда хуже клейма прокаженного... Вот весело будет, когда мой план завершится! Вот умора! Ахахаха! Эти жалкие никчемные людишки..."

Тот единственный монолог, много дней назад. Я почти забыл, что у Пи-31 может быть совершенно иное лицо... Иные мотивы... Иные цели... Иная жизнь. Жизнь? У него? Хха! Не смешите! То, что я вижу сейчас прямо перед собой можно назвать как угодно — безумием, высокомерным презрением, равнодушием... Да даже слепой верой! Но только не...