Хоббит, который слишком много знал

— Кстати, учитель! — от волнения я назвал Уриэля учителем, а это ему теперь не нравится, он считает, что я уже не столько ученик, сколько товарищ. — Нехалления говорила, что, когда я в прошлой жизни говорил с Леверлином, он сказал, что вокруг Запретного Квадрата происходит какая-то странная волшба. Это был ты?

— А кто же еще? Конечно, я. Надо сказать, Орлангур изрядно потрудился над тем, чтобы укрыть свое убежище от посторонних глаз. Даже при наличии майарского ключа силы пройти внутрь совсем непросто.

— Ты видел Орлангура?

— Нет, и никто из ныне живущих в Средиземье не видел его. Он покинул наш мир сразу после Эльфийского Исхода, через какие-то десять-пятнадцать лет.

— Он умер?

— Нет, такие существа не умирают. Он нашел выход в другие миры. В великое множество миров. И этот выход находится в Запретном Квадрате.

— Великое множество миров? Ты же говорил, что существует только пять миров, включая сотворенный тобой.

— Тогда я так считал, но я был неправ. Есть и другие миры, причем совершенно не связанные со Средиземьем. Они чудовищно удалены, добраться до них непросто даже с ключом силы майаров, а без него так вообще немыслимо.

— Ты бывал в этих мирах?

— Я побывал в одном мире, да и то не могу с уверенностью сказать, что это можно назвать миром. Это место настолько отличается от того, что нам привычно... Такое ощущение, что творец этого мира после первых же усилий ощутил такую усталость, что бросил дело на полпути. Там есть все, без чего мир немыслим: пространство, время, предметы, души, существа, но похоже, что там нет иного пространства, кроме астрального.

— Это как? Там что, не существует материальных объектов?

— Не существует.

— Но тогда что это за мир?

— Вот и я о том же. Можно ли считать миром то, где нет ни земли, ни неба, ни верха, ни низа, ни жары, ни холода? Не знаю.

— Ты возьмешь меня в этот мир?

— Сгораешь от любопытства? — Уриэль усмехнулся.

— Ну.

— Выучишь первоосновы — возьму.

Мы еще долго говорили о всякой ерунде, потом отправились спать, а наутро я засел за средства ускоренной обработки больших массивов данных. Не понимаю, на хрена в языке первооснов вообще предусмотрены эти средства? Заклинания на этом языке и так работают много быстрее обычных.

10.

Сегодня случились два важных события: у Долгаста прорезался второй зуб, и Уриэль открыл мне великую тайну. Оказывается, высшая и низшая магия — это не просто разные способы делать одно и то же. Оказывается, любое традиционное заклинание, манипулирующее с полем маны, в ходе выполнения автоматически преобразуется в заклинание высшей магии. Строго говоря, термины "высшая" и "низшая" неправильны, поскольку диаметрально противоположны тому, что имеет место на самом деле.

Более того, высшая магия тоже существует не сама по себе. Каждое заклинание высшей магии в ходе выполнения автоматически переводится на язык первооснов, и так же, как в низшей магии имеется множество ограничений по сравнению с высшей, так и высшая магия ограничена по сравнению с магией первооснов. Интересно, что, в отличие от низшей магии, правила перевода высшей магии на язык первооснов довольно просты и доступны пониманию любого разумного. Я внимательно прочитал соответствующие страницы, и теперь вижу, что для меня несложно перевести на язык первооснов любое заклинание высшей магии. Можно сделать и обратное, только это сложнее — язык первооснов вообще непрост для понимания.

Но все еще непонятно, в чем преимущества явного использования языка первооснов. Да, автоматический перевод с языка высшей магии получается довольно глупым, но какая, по большому счету, разница? Элементалы в обоих случаях одни и те же, а суть заклинания составляют именно элементалы, а то, насколько аккуратно и изящно протянуты связывающие их нити — это второстепенные детали, не оказывающие заметного влияния на эффективность заклинания.

Я сообщил все это Уриэлю, и он сказал следующее:

— Думаю, ты узнал достаточно, чтобы посмотреть самому. Возьми элементал "Открыть разумную душу", примени его к себе, потом возьми элементал "Получить необработанные данные", входные параметры... да неважно, главное, чтобы сработало, а как именно, роли не играет, возьми, что ли, вот эти вот руны, — он нарисовал руны прямо на полях книги.

Я сделал все, что просил Уриэль, и ничего не получилось — второй элементал сообщил мне, что руны неправильны. Уриэль выдал второй вариант, и снова ничего не получилось. Тогда Уриэль предложил организовать цикл, и на тридцать четвертой итерации я получил данные.

Я разместил эти данные перед мысленным взором и ничего не понял. Это естественно, данные же необработанны. Надо пропустить их через элементалы более высокого уровня, обозначить структурные взаимосвязи, тогда можно будет сказать что-то определенное.

— Понимаешь? — спросил Уриэль.

Я помотал головой.

— Взгляни на первую руну, — сказал Уриэль. — Где ты ее видел в последний раз?

В последний раз... Обычная ганнарско-аннурская руна, ничего особенного, да я мог ее видеть где угодно. Я пожал плечами.

— А вторая руна? — не унимался Уриэль. — Но, впрочем, это тоже обычная руна. А вот комбинация трех первых рун — где ты ее видел?

Где я мог ее видеть? Да нигде, получается явная бессмыслица. Я так и сказал Уриэлю.

— Ты видел их сегодня утром, — возразил тот, — перед мысленным взором, как сейчас.

И внезапно я все понял. Это же стандартное начало заклинания на языке первооснов! Но я только что извлек их из самых потаенных глубин своей собственной души! Это означает... что...

— Так что, учитель, — пробормотал я, — мы все... заклинания?

— Ага, — сказал мой учитель, — мы все — заклинания, имеющие материальное воплощение. Впрочем, то, что мы имеем материальное воплощение, скорее всего, просто особенность восприятия. Мы привыкли, что материальное — это... вот ты можешь сказать мне, что такое материальное?

— Ну... материальное... — протянул я, — материальное — это материальное! Иначе и не скажешь!

— Вот именно. Материальность — настолько основополагающее свойство предмета, что оно просто не допускает истолкования через более простые понятия. Если бы я был... ну, скажем, умертвием... да, умертвием... причем живущим в мире, где нет никого, кроме умертвий...

— Такой мир не может существовать, — перебил я Уриэля, — умертвиям неоткуда будет черпать энергию.

— Да не цепляйся ты к словам! — вспылил Уриэль. — Если бы я был представителем мира нематериальных существ, разве смог бы ты объяснить мне, что такое иметь тело? И почему ты думаешь, что тело первично, а душа вторична? Может быть, в основе всего лежит как раз душа, причем не сама душа как объект, а те заклинания, из которых она состоит. Непривычно? А ведь так оно и есть. Мы все — заклинания.

— И кто же нас придумал? — спросил я.

— Творец. Валары. Майары. Мы сами.

— Разве заклинание может само заклинать?

— Может. Я в свое время экспериментировал с подобными вещами, потом перестал — слишком опасно.

— Что же в этом опасного?

— А ты представь себе мантикору, которая умеет творить... ну, скажем, инцинеру.

Я представил себе этот ужас, и меня передернуло.

— То-то же, — удовлетворенно произнес Уриэль. — Надо быть Творцом, чтобы работать с заклинающими заклинаниями, и при этом не уничтожить весь мир. Хотя, кто знает, может быть, этот мир — не первый для Эру Илуватара?

— Первый, однозначно первый. Иначе бы Эру не наделал столько глупостей.

Мы одновременно обернулись на звук голоса. "Какого хрена", подумал я, "Уриэль говорил, что мне хватит часа, чтобы научиться боевой магии, мог бы выбрать время и научить меня". Уриэль неподвижно застыл, явно что-то колдуя. А незваный гость спокойно стоял перед нами, ожидая, когда пройдет первоначальное остолбенение.

Высокий худой старец в длинной серой хламиде. Длинные серовато-седые волосы, столь же длинная борода. Лицо непропорционально узкое и какое-то вытянутое, глубоко посаженные глаза светятся небесной голубизной, а озорные искорки в их глубине выглядят отнюдь не по-стариковски. Голос тоже не старческий, этому человеку не дашь больше пятидесяти лет, если не видеть лица. А если сложить вместе все увиденное...

— Приветствую тебя, великий Гендальф, — сказал я, склоняясь в почтительном поклоне, — Хэмфаст, сын Долгаста из клана Брендибэк, к твоим услугам, о аватар.

Гендальф досадливо поморщился.

— Меня зовут Олорин, — сказал он. — Гендальф — это кличка, на которую я некоторое время откликался, чтобы не привлекать излишнего внимания Саурона. И не называй меня аватаром — эти нынешние попытки обожествлять все, что движется, просто отвратительны.

— Прошу прощения, почтенный Ген... то есть, Олорин, — сказал я. — Чем я могу быть тебе полезен? Впрочем, что я говорю? Прежде всего моя супруга накормит тебя обедом.

— Поесть не откажусь, — сказал Олорин. — А этому, — он указал на Уриэля, — когда он закончит разбрасывать своих зомбей по Арде, скажи, что он зря беспокоится, если бы я желал ему зла, я уже сделал бы, что хотел.

И мы отправились на кухню. Нехалления разогрела обед на четверых, Олорин загадочно цокнул языком, когда она достала еду из волшебного шкафчика, а потом он не произнес ни слова до конца обеда, если не считать восклицания "Ни хрена себе судьба!", которое он отпустил по адресу Нехаллении. Я решил не обижаться на это.

Минут через пять к нам присоединился Уриэль, который тоже поел, но было видно, что кусок не лезет ему в горло. Он старался не упускать Олорина из поля зрения, чтобы не пропустить угрожающего движения, физического или магического, и одновременно пытался выглядеть спокойным и расслабленным. Это было смешно, и Олорин смеялся одними глазами из-под густых бровей. Мне почему-то казалось, что от Олорина не исходит никакой угрозы, и не только потому, что он — позитивный аватар моего народа, но и потому, что весь его облик и все его поведение прямо-таки излучали спокойствие и доброту.

Насытившись, Олорин вытащил из-под плаща курительную трубку и вопросительно взглянул на меня, безошибочно угадав хозяина этого дома.

— Извини, Олорин, — сказал я, — курить придется на улице. Боюсь, дым твоей трубки может повредить моему сыну.

— Сыну? — Олорин выглядел удивленным, — сколько ему лет?

— Пока еще нисколько. Семь месяцев.

— Разве она... — казалось, Олорин смутился, — конечно, нет, раз... но все равно странно... но неважно... конечно, пойдем на улицу, младенцу не стоит дышать табачным дымом. Мне тоже, — он лукаво подмигнул, — но в моем возрасте уже поздно отказываться от дурацких привычек.

Мы вышли на улицу, Уриэль тащился за нами, как привязанный, и теперь он выглядел не агрессивно, а как-то... обалдевше, что ли...

Олорин сел на ступеньки крыльца, закурил, выпустил кольцо дыма, и задумчиво проговорил:

— Прямо как у Бильбо в гостях...

Я невольно ощутил благоговение, а Уриэль, напротив, возмутился.

— Почтенный Олорин, ты, случаем, не стажировался у аннурских мастеров психологии?

Олорин покачал головой.

— Нет. Я владею психологией, с течением лет это приходит само собой, но в моих словах нет скрытого давления. Я действительно вспомнил, как сидел на крыльце у Бильбо Бэггинса, курил трубку, гномы седлали пони, все было прекрасно, Саурон бесновался где-то вдали...

— Бесновался, говоришь?

— Да ну тебя, Уриэль! Нет, конечно же, не бесновался. Занимался своими нелепыми делами, пытался всем доказать, что он самый крутой в Средиземье. Ладно, чего уж теперь ворошить прошлое...

— Нет уж, нет уж, почтенный майар! Давай поворошим. Почему вы не остановили Саурона, когда это можно было сделать, не прикладывая больших усилий? Почему вы позволили ему развязать войну?

Олорин вздохнул.

— Ты, Уриэль, судишь предвзято. Ты видишь только одну сторону. Я знал Саурона еще тогда, когда он был одним из нас, майаров, надо сказать, одним из лучших майаров. Мы были друзьями, если то, что бывает среди нас, можно назвать дружбой. Хотя бы... впрочем, нет...

— Давай, давай, договаривай, почтенный! — зло выкрикнул Уриэль. И чего это он так бесится?

— Ну ладно, раз ты настаиваешь... я не хотел этого говорить, потому что это может обидеть Хэмфаста, но...

— Ничего, ничего! — Поспешно вмешался я. — Я не обижусь.

— Ну, в общем... не секрет, что это я сотворил хоббитов...

— Ты?!

— Ну да. Хоббиты, вообще, мой любимый народ Средиземья. Так вот, однажды сидели мы с Сауроном за кувшином хорошего вина... мы, майары, обычно не пьянеем, но если захотеть самому... в общем, я тогда как раз придумывал лесных гномов, так они назывались в проекте, а Саурон возьми да и ляпни, сделай их как людей, говорит, только вдвое меньше, и приделай им что-нибудь эдакое, скажем, ноги мохнатые. У него вообще было странное чувство юмора... В общем, вот так вот хоббиты и появились... извини, Хэмфаст.

Мда... Никогда не думал, что мой народ обязан своим обликом глупой шутке, произнесенной по пьяни, да не кем-нибудь, а самим Сауроном. Брр... Да и Гендальф, то есть, Олорин, тоже хорош...

— Ничего страшного, — сказал я, — я не обиделся. Неважно, каковы были причины, побудившие тебя создать нас, хоббитов, но, раз ты сотворил наш народ, спасибо тебе... отец.

Олорин поперхнулся дымом и закашлялся. Уриэль захохотал. Он упал на землю и катался туда-сюда, поднимая облачка пыли.

— Отец... ха-ха-ха! Отец, мать его Моргот... ха-ха-ха! — Он с трудом поднялся на четвереньки, — тебя, Олорин, даже не обругаешь как следует.

— Да уж, — согласился Олорин, — только ты, пожалуйста, не употребляй слово "Моргот". Тебе ли не знать, что это не имя, а эльфийское ругательство.

— А что, Мор... то есть, Мелькор, тоже, по-твоему, хороший?

— Он понес наказание, теперь он полноправный майар.

— Раньше он был валаром.

— Разжаловали. Пять тысяч лет лишения свободы плюс разжалование до майара, таков был приговор Эру. Теперь Мелькор отбыл наказание и восстановлен в правах, хотя валаром ему уже никогда не стать.

— Круто, — Уриэль выглядел немного сбитым с толку, — особенно если учесть, что именно валары позволили Мелькору совершать все его преступления. Они что, считают, что наказывать более правильно, чем предотвращать?

— Вначале многие хотели пресечь действия Мелькора в зародыше. Но Манве настоял, чтобы Мелькору дали порезвиться, он считал, что мир нуждается в проверке корректности построения, и что эту проверку надо делать в экстремальных условиях. Он говорил, что если один-единственный валар может причинить миру существенный вред, то этот мир никуда не годится, лучше создать новый, который будет более устойчив к разного рода флуктуациям.

— И как, проверка показала, что мир хорош?

— Да. Мелькор так ничего и не добился. А когда валарам надоело наблюдать за его потугами, Мелькора поймали и заточили. В общем, проверка надежности прошла замечательно.

— А как насчет Саурона?

— Что насчет Саурона?

— Почему ему позволяли так долго... гм... бесноваться?