Меж тем, пространство меж двумя рядами схожих, точно близнецы, трёхэтажных инсул, тянулось и тянулось, заполненное своими безликими и безразличными прохожими. Время совершенно не ощущалось, и сложно было сказать, как долго он шёл по этой улице, но дворец впереди, казалось, не стал ни на шаг ближе. Какое-то внутреннее чувство подсказывало, что продолжение пути обещало стать затяжным. Человек обернулся посмотреть, не стоит ли ему сменить направление, но к смятению своему увидал, как над крышами инсул на противоположном конце улицы возвышается всё та же громада Императорского Дворца. Он вновь посмотрел вперёд — холм со дворцом продолжал довлеть над городом и там. Снова оглянулся, и снова взгляд упёрся в монаршую резиденцию. Одновременно пришло понимание, что вдоль всей этой улицы не было видно ни единого перекрёстка. В задумчивости он замер, встав боком вдоль людского потока, и его взгляд невольно устремился в принявшийся сгущаться полумрак лавки напротив.

В неверной игре теней что-то смутное привлекло его, какая-то ускользающая от внимания, неуловимая деталь, ощущаемая, но не видимая. Заинтригованный, человек сделал шаг вперёд. В тот же момент все прохожие замолкли, остановились, обратили к нему свои лица. Ничуть уже не смутившись этому, он сделал следующий шаг — окружавшие фигуры расплылись сизым туманом. Человек прошёл сквозь него под арочный свод портика, решительно вступив в сгустившуюся темноту, выставив перед собой руку. На несколько ударов сердца тьма окутала его, а затем рассеялась, оставив перед огромным вертикальным кольцом чёрного камня, нижняя часть которого скрывалась в массивном пьедестале, сложенном из грубо обтёсанных валунов. Город, вместе с его бесконечной улицей и вездесущим дворцом, будто бы растворились в воздухе вслед за прохожими, сменившись глубоким котлованом с пологими склонами, на дне которого и стояли Врата. Врата? Да, это чёрное кольцо, поражающее своими размерами, было проходом, воротами в какое-то иное место. Отчего-то, мысль об этом вызвала у него тревогу.

Он медленно поднялся по истёртому миллионами подошв пологому каменному скату, не отводя взгляда от картины тяжёлого, серого неба в огромной блестящей-чёрной раме. Серые камни основания были искрошены, покрыты глубокими оспинами и частой сеткой трещин, но сами Врата, казалось, не несли на себе даже царапин. Его ладонь легла на гладкую поверхность, и по той тут же пробежала дрожь, а воздух наполнился низким гулом. Яркая вспышка на миг ослепила его, и кольцо затопило светящимся белым маревом. Удивления не было — где-то и когда-то ему уже доводилось это видеть. Задержав на мгновение дыхание, он шагнул сквозь марево.

Вместо мощных камней основания, его нога опустилась на поросшую травой землю. Врата исчезли без следа, а впереди развернулся строй воинов: гордо реяли в воздухе сигнумы центурий и когорт, поблескивали серебром три аквилы. Да, это несомненно были легионы, но сколько бы человек не вглядывался, никак не мог различить деталей штандартов, дабы понять, что именно это за легионы. Они точно бы расплывались перед глазами, точно так же, как и лица легионеров, ни единой черты которых не удавалось ухватить взглядом. Не мог он высмотреть ни военачальника со своей свитой, ни каких-либо следов лагеря, что было и вовсе неправильным. Остальные же детали ему открывались явственно, но ясности наблюдаемой картине они, при этом, не добавляли.

Три легиона образовывали единый широкий фронт в две линии: когорты второй линии стояли напротив промежутков между когортами первой, на флангах и в центре сосредоточилась легионная кавалерия. Каждая же когорта выстроилась "клином": впереди первая центурия и сзади по краям ещё две, на флангах которых стояло по манипуле двух центурий лучников. Подобная диспозиция хорошо зарекомендовала себя во множестве сражений и, потому, являлась одной из самых употребительных.

Сделав шаг в сторону войска, человек не ощутил прежнего сопротивления движению. Напротив, пространство внезапно понеслось ему навстречу со стремительностью свободного падения — всего в три шага он оказался на правом фланге, лицом к лицу с легионером крайней центурии. В мимолётном замешательстве подался назад, но почти тут же замер, с интересом осматривая строй вблизи.

Над оным возвышался лес сарисс, между древками которых виднелись наконечники куда более коротких алебард, но каких-то архаичных — с прямоугольными лезвиями и плоскими копейными остриями, без втулок и крюков. Да и эфесы мечей с простыми крестовыми гардами более приличествовали минувшим векам. Впрочем, то же можно было сказать и про доспехи легионеров: все шлема украшались парой торчащих длинных перьев по бокам, что уже сотню лет как вышло из практики даже в самых отдалённых провинциях, а из лат наличествовали лишь пластинчатые ожерелья и наплечники, надетые поверх корацин или вовсе торакомахов. У тех же, кто имел защиту ног, она представлялась высокими шинными поножами, прикрывавшими не только голень, но и колено, да налядвенниками вместо привычных нынче тассет.

— Из какого вы легиона? Где мы находимся? — обратился он к ближайшим легионерам, и его собственные слова показались ему болезненно тихими, едва различимыми, как если бы звук пробивался сквозь множество слоёв ткани, прижатых к губам.

Он попробовал было форсировать голос, но ничего ровным счётом не изменилось. Воины же и вовсе не замечали обращённых к ним слов, глядя сквозь него, будто тот был сделан из чистого стекла. Человек беспрепятственно двинулся меж их рядами, и никто даже не повернул в его сторону головы. Все его обращения не достигали ушей легионеров, и он потянулся было к одному из них, но рука, словно бы увязшая в чём-то тягучем и липком, не слушалась.

Как будто ждавшие этого мгновения, заревели буцины и легионеры во вторых, четвёртых и пятых шеренгах каждой центурии опустили свои длинные сариссы, направив их острия в сторону противника. Гудящий медью звук вновь разнёсся над землёй, и людская масса слаженно пришла в движение. В первых шеренгах центурий привычно держали шаг легионеры со щитами и мечами в руках — вместе с алебардистами третьих шеренг им предстояло ворваться во вражеский строй после первого сокрушительного удара сарисс.

Всё так же игнорируемый, человек перешёл через строй на правый фланг центурии, дабы идти следом за устремившейся вперёд массой людей. Ему открылся полуразрушенный город, стоявший у реки. Его высокие стены и массивные башни, сложенные из обожженной красной плинфы, несли на себе явные следы недавнего штурма и были окружены некогда широкими, а нынче сгоревшими дотла предместьями и полуразрушенными земляными укреплениями. Прежде молочно-белые, но посеревшие от дыма пожаров, возвышались над руинами не иначе как храмы, увенчанные непривычными, похожими на луковицы куполами. Однако не это приковывало к себе основное внимание, а плотные шеренги воинов в бело-голубых одеждах и высоких цилиндрических шапках, с короткими копьями в руках. Нет, не копьями — то было иное оружие, гораздо более опасное. Но память вновь отказывалась говорить откуда было то ему известно. А потому он продолжил всматриваться в медленно приближающийся вражеский строй.

Их набиралось едва ли большего одного полнокровного легиона, и потому им ничего не оставалось, как построиться в тонкую двушереножную линию, дабы охватить тот же фронт, что и имперское войско. Единственно на самых флангах их когорты образовывали две линии, поставив по две центурии позади. Кавалерии почти не было видно, лишь три, быть может четыре сотни всадников в зеленых одеждах выстроились позади пехоты по центру.

В промежутках между центуриями, частично укрытые спешно возведёнными земляными укреплениями, деловито суетились расчёты каких-то непонятных орудий — незнакомых, но стойко вызывающих мысли о палинтонах или эвтитонах. Хотя, казалось бы, тускло поблескивавшие бронзой толстостенные трубы на колёсных станках мало напоминали оные метательные машины.

Это войско, бесспорно, было сильно меньше имперского, и ни у кого в нём не было ни доспеха, ни, хотя бы, щита. Но всё же, на древках, увенчанных орлами, столь похожими на имперские аквилы, гордо реяли сигны из трёх вертикальных полос лазоревого, серебряного и червленого цветов, вдохновляя воинов перед сражением.

Что-то внутри него протестовало против открывшейся картины, нашёптывало о неправильности увиденного. К чему было выходить из под защиты пусть и повреждённых, но всё же крепких городских стен в чистое поле, в разы уступая противнику числом? Подобное решение являлось признаком либо глупости, либо хитрости.

Человек и сам не заметил, как вырвался вперёд легионеров подобно застрельщику. Он повернулся, глядя вдоль строя, дабы лучше оценить обстановку, и в этот момент загромыхало: странные орудия, одно за другим, откатывались назад, выплёвывая вперёд снопы дыма и пламени. Спустя мгновения, шагах в пяти оземь ударился выпущенный снаряд, подпрыгнул и дальше пролетел у самой головы так близко, что ощущался его жар и волна горячего воздуха. Донёсся лязг металла, тут же заглушённый вскриками боли и стонами раненых. Исторгнутые орудиями ядра, ударяясь о землю, поднимали фонтаны пыли и, рикошетируя, летели дальше, врезаясь в строй легионеров. Нескольких человек в первой шеренге снесло начисто, лишь было видно, как во все стороны разлетелись детали их доспеха. Ядра прыгали и скакали, будто гуттаперчевые мячи, отрывая легионерам ноги, руки, головы, проделывая в рядах глубокие просеки из убитых и раненых. Сраженные снарядами люди падали как подкошенные, крича от боли и обливаясь кровью.

Ощетинившаяся бронированная стена точно бы споткнулась, вздрогнула, но быстро пришла в себя, продолжая надвигаться на тонкую вражескую линию. Из глубины строя вылетела дюжина объятых пламенем сфер и по широкой дуге понеслась в сторону вражеских шеренг — ответ легионных магов не заставил себя долго ждать. Однако расстояние и неглубокое построение сыграло на руку воинам в бело-голубом, когда большинство магических снарядов врезалось в землю спереди или позади их тонкой линии, почти не принеся потерь.

Вражеские орудия продолжали стрелять, извергая из жерл клубы дыма, и ядра вновь наносили удары, оставляя за собой в воздухе шлейф кровяных брызг, подобно мясницкими топорами разрезая шеренги. В ответ летели огненные шары, внося свою лепту в смертельную жатву. Легионы упорно шли вперёд, приближаясь к противнику. Легионеры слаженно закрывали прорехи в строю, вставая на место павших, и только крепче сжимали в руках оружие. До противника оставалось уже совсем немного: всего сотня-полторы шагов, и в дело уже смогли бы вступить лучники, пронзая стрелами тонкую бело-голубую "нить" вражеских шеренг, а затем в их расстроенные ряды ударили бы наконечники сарисс.

Странные орудия вновь огрызнулись, отскочив назад на три-четыре шага, и траву будто бы пригнуло порывом ветра. Человек лишь стиснул зубы, когда шквал металла ударил по легионерам и отбросил назад, смятенных, окровавленных — передние шеренги повалились, окутанные кровавой пеленой, как если бы их срезало чудовищным серпом. Попавшие под удар когорты первой линии смешались и замерли, как оглушённые, не в силах сдвинуться с места. Раздались крики брани и команд, но слишком много офицеров или погибло, или пребывало в полнейшем изумлении, чтобы быстро восстановить порядок. Грохнул новый залп — и новые легионеры рухнули на землю окровавленными тряпичными куклами. Многие выжившие бросали на землю алебарды и сариссы, выставляя перед собой щиты и хватаясь за мечи. Над одной из когорт в небо взметнулась туча стрел, её примеру последовали и другие, умывшиеся кровью. Лучники жаждали отомстить за павших соратников, но расстояние было слишком велико, и стрелы не смогли заставить замолчать вражеские орудия. Они вновь окутались дымом: некоторые из небольших, но куда более многочисленных ядер взбили пылевые фонтанчики перед строем, безвредно зарывшись в землю, но большая их часть попала в цель, проламывая оказавшиеся бесполезными щиты и доспехи, убивая и калеча людей.

Осознавшие опасность орудий маги сосредоточили против оных свои атаки, и даже смогли проредить обслугу некоторых из них, но расстояние, дым и необходимость действовать из-за спин легионеров не позволили достичь большего. Огненные шары взрывались рядом с земляными насыпями, оглушая и сбивая людей с ног, однако на место выбывших тут же приходили другие. Тем временем, когорты второй линии уже поравнялись с понёсшими наибольшие потери и отставшими когортами линии первой — кое-как восстановив порядок и почувствовав появление поддержки своих боевых товарищей на собственных флангах, те вновь пришли в движение.

Передние шеренги вражеских воинов опустились на одно колено, направляя своё оружие на приближавшихся легионеров, как и их товарищи из задних шеренг, оставшиеся стоять. На острых наконечниках тревожно замигало огоньками солнце, когда до слуха человека долетел обрывок команды на незнакомом языке. Над вражескими рядами вырывался шквал огня, линия окуталась сизым дымом, в котором с ужасающим непрекращающимся шумом, напоминавшим треск сухого хвороста в костре, ежесекундно вспыхивали несколько десятков снопов вылетающего пламени. Несколько пуль, ноя, безболезненно пролетели мимо человека, заставляя того невольно втянуть голову в плечи, а легионеры точно бы оказались под залпом тысяч пращников: с глухим стуком пули врезались в щиты и доспехи, пробивая или проминая их, словно и не замечая расстояния от стрелков. Людей в передних шеренгах повалило как снопы вдоль, теперь уже, всего фронта. Крики, стоны, да процеженные сквозь зубы ругательства уцелевших, что занимали места убитых и раненых, сливались в одну общую какофонию, разрываемую вражескими залпами, что, казалось, продолжали звучать непрерывно, расходясь от центра шеренг к их краям, и свинцовый дождь не прекращался ни на мгновение.

Недвижно хмурясь, человек смотрел, как обливаясь кровью, когорты упрямо продолжали двигаться вперёд сплошной стеной, растеряв прежнюю чёткость построения. Иное войско после такого удара могло бы уже обратиться назад, но железная дисциплина, вбитая за годы службы, не позволяла легионерам ослушаться приказа. А ещё злость за павших товарищей и понимание того, что откатись они сейчас назад, то вновь придётся наступать под губительным обстрелом, расплачиваясь кровью за каждый шаг. Наверное, им казалось, что ещё один рывок — и они прорвут тонкую линию противника, пронзая кончиками сарисс и мечей прикрытую лишь бело-голубыми одеждами плоть вражеских стрелков.

Человек почувствовал, как позади стал нарастать гул, и задрожала под тысячами копыт земля — приближалась кавалерия. Топот лошадей становился всё ближе, и даже сквозь грохот пальбы пробивались резкие высокие ноты рожков. Покуда вражеская пехота оказалась связана боем, было самое время отправить алариев ударить той в уязвимые фланги и смести её строй.

Ему понадобилось лишь обернуться, чтобы обнаружить себя буквально в паре шагов от клиньев турм, скачущих по полю и вздымающих клубы серой пыли. По ушам ударил шум от звона кольчуг и конской сбруи, скрипа сёдел, всхрапов лошадей, криков и гиканья кавалеристов. Пролетавшие близ пули не могли отвлечь его взгляд от зрелища лёгкой легионной кавалерии: сверкали шлемы с начищенными до зеркального блеска медными щитками, хищно поблескивали металлом наконечники пик, бликовали умбоны лёгких овальных щитов и вплетённые в кольчуги доски.