Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Чего вы парня самострельщиком обозвали? — удивился Кирт. — Каждый может на лестнице споткнуться. Я, если выпимши, не раз падал и чего-нибудь ломал, не себе, конечно.
— Просто так, без мотива и повода, на Фальмире ничего не случается, друг мой, — покачал головой жрец, включая режим мудрого проповедника. — Боюсь, юный принц так мучился необходимостью, как ему подспудно казалось, нелицеприятного обмана бога, что невольно послужил причиной собственного падения.
— Это ты к тому, что парень ногу поранил, чтоб в карете честно ехать, потому что ходить теперь не сможет? Кобылу мне в жены! — изумился щитовик, в сердцах стукнув кулаком по бедру. А когда Шериф кивнул, признавая нелепость мотива, еще разок с неподдельной жалостью глянул на принца.
Да уж, повезло нам с живым ключеискателем! Прямо скажем, очень условно повезло. Нет, работать-то он работает, но чинить, как и любой прибор, его приходится регулярно. Даром, что приборчик живой, на двух ножках бегает, вернее, бегал. Теперь отбегался, лишь хромать или ползать будет.
Посетовав на Филю и посочувствовав ему же, народ разошелся досыпать, а утром... Конечно, выздороветь враз, встать и побежать принц не смог. Сопел виновато и кидал полные раскаяния взгляды на нас из-под золотистой завесы волос. Может, боялся, что мы ему к вывихнутой ноге еще и перелом второй организуем или сразу свернутую шею добавим для комплектности?
Калечить принца больше, чем он себя изувечил, разумеется, никто не стал. И ругать не начал. Жаль только, вмиг вылечить его возможности не имелось. Наверное, моментальное исцеление боги считали непедагогичным, потому скоростное целительство травм, магическое или жреческое, на Фальмире особого распространения не получило.
Вернее, дело обстояло примерно так: некоторая сила у жрецов все-таки имелась, они могли поспособствовать выздоровлению пациентов, но не враз и за минуту, как в книжках или компьютерных играх, а постепенно. Серьезно поранившихся, бывало, вообще относили в обители Первоотца или Первоматери, где за ними (не бесплатно, конечно) ухаживали, и больные на ноги поднимались быстрее, чем если бы валялись дома без жреческого пригляда, пусть и с лучшими сиделками или лекарями под боком. Молитвами ли недужных поднимали или каким-то иным методом — Кимея не интересовалась. Ее догадки о неустанных молениях усердных служителей богов я на веру принимать не спешила.
После завтрака в комнатах, Кирт посильнее натянул на глаза принцу и себе коричневые капюшоны маскировочных плащей, затем подхватил смущенного Фиилора на руки. Не служителю же бога 'паломницу на сносях' транспортировать? Шериф поправил съехавшую набок подушечку в районе живота калеки, и мы двинулись на выход.
Какой-то не в меру религиозный, то ли просто излишне деятельный юноша подскочил к лестнице и, тишком пытаясь заглянуть под капюшон Фильки, принялся настойчиво предлагать помощь паломникам.
— Помолись об успехе нашего пути, — великодушно дозволил Шериф под тихое рычание пытающегося пройти с ношей Кирта. — И о своей скромности помолись, лирт, пусть отсыплет тебе ее малую горсточку Первоотец в неизбывном милосердии своем и прозорливости.
Смазливый повеса, чьи помыслы раскусил жрец, отвел глаза от нарядного ботиночка Фиилора, выглядывающего из-под убогого рубища, и покраснел, отступив. Больше никто ни мешать, ни помогать, создавая помехи, не рвался. Керт заплатил за постой (кстати, паломникам полагалась приличная скидка!), и мы продолжили путь.
Глава 13. Хочу в тюрьму!
Дорога наша, как уже было оговорено, лежала в Исперскую кандальню со специфическим родовитым контингентом. В тот же день до обители мы не добежали — не доехали. Стало совестно беспардонно гонять щитовиков. Потому они порой бежали, порой переходили на быстрый шаг, и карета катила по дорогам Ликладика неспешно. Узнавания под развесистой маскировкой безразмерных плащей мы не боялись и двигались спокойно.
По прикидкам мужчин и указателям, до тюрьмы оставалось несколько часов езды в нашем темпе. На ночь остановились в очередном трактире с очередным поэтичным названием 'Придорожный'. Я поймала себя на мысли, что эдакая безыскусная простота начинает не столько надоедать, сколько вызывать подозрения. Особенно если сравнивать с пестрым ассортиментом земных вывесок, от креативности которых порой рябило в глазах и перемыкало в голове.
Тут у народа фантазия вообще не работает? Порылась в памяти Ким и с ужасом констатировала: и впрямь не работает. Как ушел Ольрэн, эффектно хлопнув дверью, так и стал угасать творческий пыл людей. Фальмир выцветал, становясь серой посредственностью.
Да-а-а, интересно, и чья в том вина? Божественный дар творить был тесно связан с приколистом Ольрэном и покинул мир вместе с изменчивым богом? Или же Ушедший таким образом отомстил всем оставшимся, обрекая их в конечном итоге на вечную (для бессмертных-то богов) и оттого стократ более страшную скуку?
Я не стала пока делиться своими соображениями со спутниками. Кимея слишком мало знала сама. Возможно, творчество отнюдь не в загоне или загон ему создан искусственно служителями богов при попустительстве или с подначки небожителей? Вдруг у них есть великая мысль и они ее думают? Пожалуй, стоит с Шерифом для начала поболтать, а пока отложить общий разговор о вдохновении.
Филю под оханье молодой и тоже пребывающей в интересном положении хозяйки трактира вынесли из кареты, я выбралась сама. Ее деловитый муж вместе с парнишкой-конюхом торопливо занялся лошадьми и вещами. На сей раз нашлось аж четыре свободных комнаты, чтобы всем разместиться с комфортом. Щитовики привычно расположились на пару.
Ужин в отдельный малый зал, где сидели лишь мы, паломники, вместе с парой служанок принесла сама хозяйка на трех больших подносах. Квохтала и суетилась так, будто мы были ее потерянными в младенчестве детками, помирающими от голода. Даже чуть-чуть неудобно за нашу мистификацию стало.
Я отхлебнула местного чая и чуть не подавилась. Горячим или мерзким на вкус напиток не был, зато в очередной раз со мной в западло решил сыграть дар. На хозяйке 'Придорожного' прямо у меня на глазах проступали черные пятна. Одно как раз на животе, где зрела новая жизнь, и еще два поменьше на ногах.
Когда гостеприимная хозяюшка весело спросила, не нужно ли лиртам паломникам еще чего, я с тяжким вздохом отставила кружку и сказала:
— Нужно. Знать. Скажи, лирта, ты сейчас куда-то лезть или спускаться собралась?
— В погребе надо колбасы пересчитать, — растерянно отозвалась симпатичная пухлая молодка, распахнув в изумлении блекло-голубые глазки.
— Не ходи, сегодня-завтра не ходи, а лучше попроси кого-нибудь из мужчин проверить, все ли там со ступеньками в порядке, — посоветовала я и облегченно перевела дух.
Чернота выцветала. Люблю работать с доверчивыми и поддающимися стороннему влиянию объектами. Как с ними просто! Даже давить, что-то выдумывать и призывать на помощь авторитет Шерифа не понадобилось.
— Ла-ла-ладно, — растерянно пробормотала хозяюшка и бочком-бочком, колобком выкатилась из залы.
— Пятна? — односложно уточнил Керт.
— Были, — кивнула я, принимаясь с вернувшимся аппетитом за тушеное с овощами мясо. Не картошка, репень, но ничего, пойдет. Ким к нему привычна была, да и я уже ко вкусу притерпелась.
— Ты достойно несешь тяжкое бремя, — в очередной раз поощрительно констатировал жрец.
'Хоть ты, Исаич, не подкалывай', — мрачно засопела я, не зная, как объяснить Шерифу свои отношения с даром. Наверное, больше всего подходило 'чемодан без ручки: нести неудобно, а выбросить жалко'. Привыкла, что ли? Или лестно было хоть такую особенность, выделяющую из толпы, иметь? Детально никогда не анализировала собственных ощущений, а потом новое стало настолько привычно-досадным старым, что и желание разбираться сгинуло в круговерти бесконечных забот.
А сейчас... Не знаю. Поставь меня снова перед тем зеркалом и скажи: заглянешь — встретишь Смерть при портфеле, зажмуришься — дар мимо пройдет. Обычную жизнь проживешь. Самой интересно, что бы я выбрала теперь, находясь в мире, где есть место волшебству? Думаю, лишиться дара и стать совсем обычной не захотела бы.
Ужин почти закончился. Я специально выжидала, чтобы серьезными темами не портить людям нагулянный, то есть набеганный и наезженный, аппетит. Дабл Кей, понятно, ничто не смутило бы, ибо еда для щитовиков — это святое, но Шерифа я пожалела. Человеку и так в последнее время досталось изрядно. С еретиками бок о бок путешествует, в руках себя держит, не шпыняет никого, проповедей не читает и покаяться не призывает. Филя, опять же, натура утонченно-проблемная, неустанного внимания требует.
Шум за тяжелой дверью послышался такой, будто к нам прорывался с боем отряд наемников. Мужчины насторожились, руки щитовиков скользнули под плащи к спрятанным клинкам.
Паломников вовсе не обязывали следовать по городам и весям Фальмира безоружными, в пути всякое порой случается, и не божеское это дело за каждым шагом верующего наблюдать, опекая. Не одобрялось лишь открытое ношение и обнажение железа в пустых сварах. Потому под плащами у дабл Кей был их обычный арсенал.
В залу ворвалась не штурмовая группа короля Ламильяна, жаждущего возмездия за злодейски погубленную дочь. Бешено вращая глазами, из двери выпал трактирщик и сходу, плюхнувшись на колени, пополз к столу, захлебываясь бормотанием:
— Сам Первоотец вас к нам послал! Ступенька сгнила! Моченое яблоко упало! Не заметили!..
Пока мужчина пытался подергать каждого из нас за плащи, мы уясняли: в погребе в самом деле могла случиться трагедия, потому что 'Аннушка уже пролила подсолнечное масло'. Одна из ступенек прогнила достаточно, чтобы подломиться под весом раздобревшей хозяюшки, а стоило бы ей ступить на следующую, так и вовсе могла оскользнуться на оброненном неловкой служанкой моченом фрукте.
Но поскольку в подвальчик после панического лопотания жены о советах паломницы отправился сам трактирщик с хорошим фонарем, то все эти дефекты-ловушки смог обнаружить без членовредительства. О чем теперь в красках и состоянии крайнего возбуждения норовил нам поведать три раза кряду. Жрец пошевелил пальцами, встал и, подхватив взволнованного мужика, повел прочь. Вот так обломалась я с разговором. Зато поужинали без докучных изъявлений благодарности. Не знаю, что уж там Шериф втирал трактирщику, но к нам лобызать плащи тот больше не прорвался. Зато Филя благоговейно-восхищенными взорами достал. Будь я более восприимчива, давно бы от такого подавилась куском.
Какое же счастье, что у нас нынче отдельные комнаты с щеколдой! Я скинула надоевший плащ и еще более надоевшее платье с подушкой и, накинув халатик, выделенный Фиилором в мою личную собственность, с наслаждением плюхнулась на кровать. Эх, еще бы книжку хорошую! Да кто ж даст-то? И взять самой негде. Здешние высокопарные словеса в прозе или, что хуже, вирши ничего кроме зевоты у меня не вызывали.
Стук с одновременным голосом Шерифа раздался минут через десять блаженного лежачего одиночного безделья в позе морской звезды:
— Лирта Кит, мне показалось или ты искала беседы?
— Искала, — согласись я, даже без стона сожаления слезла с кровати и впустила гостя.
Шериф не Филя, играть в стесняшки не стал. Прошел и сел спокойно на стул, улыбнулся краешком рта, огладил бородку и чуть подался вперед, демонстрируя интерес к беседе.
— Мне мысль одна неприятная в голову пришла. О Фальмире и Ушедшем. Я помню все, что помнит Ким, но через призму ее восприятия анализировать сложно. Скажи, — я вздохнула и спросила в лоб, без иносказаний: — Мне кажется, или вместе с Ушедшим из мира сбежало само истинное вдохновенье? Как ушел Ольрэн, так постепенно стала угасать жажда творчества людей. Ким, к примеру, не помнила ни одной по-настоящему новой песни или стихотворения. Да что искусство, я как названия трактиров вижу, меня на нервический смех пробивает. 'На площади', 'На перекрестке', 'Придорожный'... Ха!
— И как ты бы ты назвала этот трактир? — аккуратно уточнил Шериф.
— Да как угодно! После сегодняшнего, его вообще можно переименовать в 'Ступенька и яблоко', 'Четыре плаща и жрец', 'Место для чуда' или 'Предсказанному верь!'. Интригует, и все спрашивать будут 'Почему так?', глядишь, на постой встанут, лишнюю монетку за рассказ заплатят. Развлечение тоже денег стоит! — всплеснула я руками.
— Я понял, что ты имела в виду, пусть и не замечал очевидного сам, — медленно прикрыл веки жрец. — Боюсь, ты права. Мы не умеем думать иначе. Возможно, разучились с уходом Ольрэна.
— Тогда понятно, почему так злятся на Ушедшего здешние боги. Они же наверняка привыкли развлекаться, наблюдая за людьми, а теперь никакого веселья нет, одна сплошная скука с рутиной остались... — озвучила я свои недавние мысли умному человеку.
Шериф задумчиво промолчал. Соглашаться со мной вслух означало критику того, кому служишь. С другой стороны, возражать жрец тоже не спешил. Аргументы говорили не в пользу Первоотца и Компании. Пожалуй, молчание было воистину не только золотом, но и лучшей дипломатической тактикой. Шишки, желуди и прочие более тяжелые предметы на голову, как последний аргумент в споре, вызывать никому не хотелось.
После чудесного спасения хозяйки за постой с нас категорически отказались взять даже символическую плату. Еще и продуктов в дорогу напихали, как в голодный год на армейский обоз. Перед отъездом я выглянула из кареты и увидела, как торопливо снимают массивную трактирную вывеску работники.
Вопросительно покосилась на проверяющего крепления дверец, чтоб не распахнулись при движении, жреца. Неужто он подсказал идею о замене? Шериф усмехнулся краешком рта, подтверждая предположение, и я не выдержала:
— Какая?
— Они пока сами не определились. Увлеклись, спорят, — ответил этот коварный тип гражданской наружности, подбросивший парочке владельцев идею о переименовании и варианты в несвойственном миру ассортименте.
Наши спутники мгновенно заинтересовались сутью вопроса. На этот раз я уже не стеснялась и озвучила во всеуслышание обкатанную на Шерифе мысль об угнетении творческой мысли на Фальмире. Заставила компанию призадуматься, удивиться и неохотно согласиться с идеей проклятия. Легко ли записать себя и всех вокруг в проклятые волей одного своенравного божества? Да еще так хитроумно, чтобы не замечать собственной ущербности!
Но ничего прямо здесь и сейчас для развеивания 'эффекта тупицы' мы предпринять не могли, пришлось тему вынужденно оставить. Зато еще минут двадцать дабл Кей и Филя развлекали нас громкоголосым спором на тему: какое из названий лучше.
Практичным щитовикам нравились конкретные версии 'Ступенька и яблоко' и 'Четыре плаща и жрец', а Фиилор склонялся душой к волшебным вариантам. Но, и это я отметила, как должное, никто не предложил нового варианта названия, пусть даже совсем неудачного. Этот факт лег в копилку еще одним доказательством божественного проклятия.
— А как мы в тюрьму попадем? — озвучил на обеденном привале наивный вопрос Фиилор, аккуратно обкусывая жареную птичью ножку.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |