— Да так... — я пожал плечами и посмотрел себе под ноги. Я совсем не знал, что ей сказать.
— Ты выяснил, как оказался так далеко? — спросил Арланд, поймав разбесившегося щенка и засунув к себе в шубу, чтобы не простудился. Щенок стал вырываться и недовольно ворчать, но вскоре угомонился, пригревшись.
Увлекшись наблюдением за Кречетом, я не сразу вспомнил, что мне задали вопрос. Арланд, заметив мой растерянный взгляд, повторил.
— Я... Я не знаю.
На самом деле я уже забыл о том, что должен был выяснить, как очутился так далеко. Теперь этот вопрос казался мне совсем не важным. Какая разница, как я туда попал? Разве это имеет теперь хоть какое-нибудь значение?
— Я устал, — не глядя на удивленную Бэйр, я прошел мимо нее в дом.
Там ко мне попытался пристать Люциус, но видя, что я никак на него не реагирую, быстро оставил меня в покое.
Есть мне не хотелось, поэтому я поднялся в свою комнату и там, раздевшись, улегся на кровать, полностью спрятавшись под большим покрывалом, пахнущим перечной мятой.
Теперь, когда я оказался в своей безопасной и теплой норе из одеяла, окруженный любимым запахом и темнотой, я мог представить, что нахожусь дома. Обычно это всегда помогало успокоиться.
Я принялся убеждать себя, что засыпаю в своей подземной коморке, что рядом трещит камин и еще вокруг пахнет недавно приготовленным ужином. А на тумбе лежит невероятно интересная недочитанная книга про жизнь прекрасных и загадочных существ — людей...
Воспоминание вызвало резкий приступ головной боли, и я свернулся в тугой клубок. Сильно заболели глаза.
Люди... теперь они были не в книжках, а в моей собственной жизни, в моей душе. И они оказались совсем не теми, кем я их вообразил. Страшные злые чудовища, скрывающиеся под масками, вот кто на самом деле эти прекрасные и загадочные создания!... даже самые лучшие из них оказались омерзительнее негодяев из книг!..
— Лео? — мои мысли прервал обеспокоенный голос Бэйр. Я слышал, как она открыла дверь и заглянула в мою комнату. — Лео, все в порядке?
— Уходи! — крикнул я, со всех сил вцепляясь пальцами в простыню и напрягая челюсть, чтобы голос не дрожал.
— Что с тобой?... Ты плачешь?
— Нет! Уходи!
Дверь захлопнулась. Я снова был один.
Появление ведьмы, ее обеспокоенный голос вдребезги разбили хлипкое спокойствие моего темного мира. Я не выдержал и судорожно всхлипнул, чувствуя, что за этим всхлипом последуют рыдания.
Мне было так больно, я готов был метаться по всей кровати, хотелось выть и рычать. Но я удержался, вцепился в подушку и уткнулся в нее лицом, не давая себе проронить ни звука.
Впервые в жизни я заставил себя унять слезы: люди, из-за которых мне было так плохо, их не стоили.
На следующий день голова оказалась удивительно ясной. Я отправился в кафе Костафа и проработал там, не думая ни о чем. Когда я вернулся домой, оказалось, что Арланд принес на ужин еду из трактира.
Люциус и Бэйр набросились на жареную курицу, как голодные животные, инквизитор, чтобы не остаться голодным, даже снял кожаные перчатки, чтобы не запачкать их о жирную кожу. За едой все они весело болтали, обсуждая события дня.
Я уселся за стол, взял себе в тарелку кусок курицы и немного картошки, я надеялся отмолчаться, но, в конце концов, Бэйр все-таки спросила, в чем дело.
— Кажется вино, которое студент принес на праздник, содержало чернохвост, — сказал я. — Возможно, я застрял в одном обличии, потерял власть над собой и улетел из города, испугавшись.
— Чернохвост? — Арланд с Бэйр и Люциусом обеспокоенно переглянулись.
— Его постоянно добавляют в дешевое вино: он дает хороший вкус, — объяснил я. — Вы не знали?
— Это сильнейший ингредиент для зелий! — воскликнула Бэйр.
— И его часто используют темные для призыва: он помогает призраку удержаться в оболочке, — добавил Арланд, странно посмотрев на меня. По его глазам я понял, что сказал что-то очень важное. — Леопольд, где вы берете такое вино?
— У мэра целая цех за городом. Ну, возле кладбища, знаете? А при ней склад, — рассказал я, стараясь припомнить все до последней детали. — Дочь мэра, — девушка в очках, которая выступает за права рабочих, — часто выбивает нам бочонок или два с этого склада, а приносит их обычно студент.
Больше Арланд ничего не сказал, но весь оставшийся вечер сидел задумчивый. Бэйр с Люциусом не подавали виду, что что-то не так, но я заметил, как они переглянулись после моих слов.
Возможно, я спросил бы, в чем дело, но усталость была слишком сильной, да и желания говорить хоть о чем-то, что связано с театральной компанией, у меня не было.
Зелье для Райнара
*Бэйр*
После праздников для нас с Арландом жизнь вернулась в свою привычную колею. Он снова начал пропадать в Ордене, а я — в университете. Совсем иначе потекла жизнь Лео.
Бедняга после того, как узнал о нечестности Шарлотты, впал в глубокую депрессию. Он полностью ушел в работу в кафе, брал на себя все, что только мог. Дома мы его почти не видели, разве что поздно ночью, когда он возвращался на сон.
Только после праздников отдыхавшие работники бакалейной вышли на работу, и тогда Лео получил передышку: вместо десяти часов работы стало семь. К тому же, босс сжалился над оборотнем, к которому посетители постоянно приставали с расспросами о театре, — знаменитость, покинувшая сцену — его история наделала много шума, — и перевел его на кухню, где Лео мог общаться только с мукой и яйцами.
У печки оборотень тоже оставался недолго, его лошадиное трудолюбие не прошло даром, и он доказал, что способен не только готовить. Он стал заниматься закупками ингредиентов, придумывал рецепты и помогал с интерьером, можно сказать, стал правой рукой Костафа Деноре.
Помимо работы Леопольд увлекся рисованием, он снял себе студию и нанял лучшего учителя, — все это не без помощи Люциуса и его таланта творить золото из воздуха.
Все мы заметили, как сильно повзрослел оборотень после того случая. Леопольд начал одеваться скромнее, если готовил для себя, то обходился без изысков, а людей стал сторониться. Если он и общался с кем-то вне рабочего времени, то только с леннайями, его знакомыми торговцами пряностями.
На целую неделю он уезжал к матери и Лорену, проведать их и сестру. Они теперь жили в своем уединенном доме на берегу моря, Лорен вел какие-то лекции по истории в местном университете и оба были счастливы. Большего мы из оборотня так и не вытрясли;
Арланд попробовал проверить фабрику и ее склады, но, как ни странно, его туда не пустили, прикрыв все производственной тайной. Как ни старался, инквизитор не смог выбить себе пропуск, а после того, как его вызвали в мэрию на серьезный разговор, и вовсе оставил это дело. Он стал больше времени проводить в Ордене, помогая лекарям: зима в Трехполье выдалась холодной и больных оказалось больше, чем обычно.
Больница здорово преобразила инквизитора: не знаю, что он там делал, но я никогда до сих пор не видела его таким живым. Когда он возвращался, его глаза горели так же, как у Леопольда, когда тот смотрел на выпечку. Между нами я подшучивала, что такое воодушевление Арланда на работе вызвано молодыми лекарками, сходящими с ума от графа, оставившего наследство ради того, чтобы помогать людям. Поначалу я только смеялась над этим, но потом, когда эти лекарки начали ходить к нам в дом якобы чтобы занести печенье, мне стало не до смеха.
Не подозревая, с кем говорят, эти дурочки на перебой расписывали мне, какой Арланд замечательный и талантливый, как быстро всему учится, какой он добрый и ответственный... Я слушала все это, сжав челюсти, но не убирая с лица милой улыбки. Через несколько подобных встреч женитьба перестала казаться мне такой уж бессмысленной затеей, хотя говорить я об этом не стала и принялась ждать лета, регулярно выбрасывая в помойку выпечку бестолковых лекарок.
Усугубляло ситуацию то, что я регулярно натыкалась на запечатанные письма на рабочем столе инквизитора. Этот несчастный параноик как знал, что я полезу их читать, потому зачаровывал конверты едва ли не сильнее, чем свою одежду! На все мои вопросы Арланд только широко раскрывал глаза и принимался рассказывать про свою великолепную любовницу, которая якобы и посылает ему эти письма. Я так и не узнала, что было в тех конвертах, но подозревала, что инквизитор переписывается со своим любимым учителем из Ордена: на них стояла печать с крыльями.
Наверное, я бы докопалась до сути этого дела, но времени на ревнивые расследования у меня не было. Да и желания, честно говоря, тоже.
Мы с Люциусом обустроили себе лабораторию: благодаря талантам метамага Черный Рынок был у наших ног! Лучшее оборудование, чистейшие ингредиенты от надежнейших поставщиков, даже склянки, и те у нас были исключительно хрустальные!
Через несколько дней, когда наш подвал мог сравниться с лабораторией Истэки, мы с Люциусом принялись за работу над амулетом для Ордена, благо, все необходимое Райнар мне уже достал. В тот месяц я почти не спала, возвращаясь из академии, я просиживала внизу по десять часов, даже еду Леопольд приносил мне на подносе. Мир метамагии и законов тонких материй, изучаемых инквизицией, поглотил меня с головой.
Я обнаружила, что левая рука отлично работает с любым проявлением духа, я даже могла влиять на кружево так, как это делают инквизиторы. Это оказалось очень кстати, учитывая то, что мой амулет должен был быть связан с душой человека, защищать ее от любых воздействий.
Чтобы добиться должного действия, мне приходилось смешивать многие материи. На фабриках, где часть работы автоматизирована благодаря станкам на магических кристаллах, некоторые соединения можно было получить за секунды, в то время как в простой лаборатории на это могли уйти дни. Люциус научил меня управлять веществами, перемешивать их друг с другом прямо в воздухе и творить необходимые реакции. Сначала это были жидкости, потом желеобразные материи и, наконец, твердые вещества. Сложнее всего пришлось с деревом и другими органическими материалами: чтобы отделять друг от друга клетки, не разрушая их, требовалось колоссальное сосредоточение и ювелирная точность! К счастью, с пресловутым деревом мне возиться так и не пришлось, нашлись более подходящие соединения из местного каучука. Кроме того, из памяти всплыло удивительно много знаний о духах и устройстве души, о ее связи с физическим миром и с тем, что позволяло прежней Бэйр путешествовать во снах в другое измерение.
Я вспомнила, как однажды, сама того не понимая, явилась в комнату Дейкстера и смогла предупредить его о Хранителе, скребущемся в дверь. Это воспоминание совершенно поразило меня теперь, когда знаний о таких вещих у меня было куда больше. Сумасшедшие идеи, которые закрутились в моей голове, я записала в дневник Маггорта и заставила себя забыть о них до тех пор, пока не закончу амулет для белых сов.
Когда амулет был готов, я не спала уже пару дней, потому сил на то, чтобы радоваться, у меня просто не осталось. Откинувшись на спинку кресла, я закурила и уставилась в пустоту. Впервые за месяц в моей голове не оказалось ни единой мысли.
На следующее утро, как только Арланд встал, я показала образец ему. Благодаря его скрытым способностям, — тем самым, которых ни у одного порядочного экзорциста быть не должно, — мы смогли испытать вещицу в действии. Оказывается, к прочим плюшкам, полагающимся рожденным демонам, добавлялась возможность проникать в мысли человека. Я вспомнила, что именно это делал Истэка: пытаясь заставить меня зазубрить жизненно важные формулы, он не оставлял меня в покое даже в ванной, звуча голосом в голове. Выяснилось, что подобные фокусы были ничем иным, как частичным подселением.
Амулет прошел испытание, и тогда мы отправились в Орден. Спустя сутки, — я как раз успела немного отоспаться, — умные старички в рясах признали мое изобретение гениальным и немедленно пустили в производство. Они были так милы, что решили вывести меня на площадь перед всем городом и прилюдно погладить по головке, мол, хорошая ведьма, берите с нее пример. Я была не в себе от усталости, вся растрепанная, с чудовищными синяками под глазами и осунувшимся лицом, да и чувствовала себя не лучше. Я почти ничего не соображала и просто делала, что говорили.
Когда же до меня дошло, что мужик, до боли в костях сжимающий мою левую руку, — это мэр Трехполья, я округлила глаза от удивления. Он спросил меня, чего не хватает столь талантливому созданию для работы, и я от растерянности ляпнула, что академия отнимает слишком много времени.
Через пару дней после этого мне поставили досрочные экзамены и я, кое-как подготовившись, сдала все, кроме того предмета, который вела Ионора Лабава — преподавательница, видящая ауры. Ее экзамен единственный принимался письменно, а, так как писать я толком не умела, вредная библиотекарша отказалась зачесть мою работу. Пришлось сдавать второй раз. Арланд купил мне букварь, я с трудом заставила себя просидеть над ним несколько часов, а потом еще пару дней выравнивала почерк. К счастью, этого оказалось достаточно, чтобы Ионора осталась довольна. На прощание она неожиданно попросила меня подождать ее в кабинете.
Я отправилась туда, едва не засыпая на ходу, и уселась на стул возле рабочего стола.
Все тут было так ровненько, листочек к листочку, даже перья в подставке стояли прямо, как столбы. Находиться в этом кабинете мне было ужасно неуютно, я чувствовала себя грязным веником на вылизанной кухне, хотелось поскорее убраться отсюда домой.
Наконец, Ионора зашла внутрь и закрыла дверь. Поправив рукав светло-сиреневой мантии и очки с бордовой оправой, преподавательница прошла к столу. Я выпрямилась, приготовившись к серьезному разговору. Скорее всего, речь пойдет о том, что я ничего не знаю и вообще грех давать такому дикому чучелу диплом такой престижной академии...
— Я слышала, Райнар предложил тебе заниматься у него дома? — спросила она без обиняков.
— Да, — оторопело ответила я. От неожиданности я даже не успела ничего соврать.
— Что ж, поскольку здесь ты, как я вижу, больше не появишься, я должна кое-что тебе рассказать, — проговорила она. Ее голосе, обычно полный высокомерия, теперь звучал даже покровительственно, словно я была ее любимой отличницей.
— Я слушаю, — пробормотала я, пытаясь понять, что вообще сейчас происходит.
— Я знаю, кто ты, — проговорила она, не сводя с меня внимательного взгляда сквозь очки. — Я видела прежнюю Бэйр, когда во время отпуска уехала в Рашемию к матери.
После этих слов всю мою сонливость как рукой сняло. Я обратилась в слух.
— Странная девочка заявилась к нам в дом под видом бродяжки, а ночью пробралась в мой кабинет и стала задавать странные вопросы. То, что стало с твоей рукой, — она скользнула взглядом по перчатке. — Бэйр пыталась исправить ужасную ошибку, совершенную больше десяти лет назад. Она спрашивала меня о том, какой материал лучше всего подойдет для магического предмета, который она хотела создать. Когда она описала свойства, я ответила, что нет материала совершеннее, чем тело человека, и рассказала ей о ритуалах инквизиции, меняющих кружево. Я не думала, что она решится сделать с собой то, о чем мы говорили.
