Звёздная пыль... На сапогах!

Вот только поговорить с ними, увы, нормально нельзя. Физика, ети ее — только через двенадцать минут услышат они 'привет' и еще столько же на Земле придется ждать ответа. Когда мы летали на Луну, к трехсекундной задержке еще можно было привыкнуть... Скорость света, зараза, величина конечная.

По залу пошло напряжение, по графику сейчас должен включиться, для коррекции траектории, ракетный блок. Как он перенес долгий полет, не засорили ли чуткие к загрязнениям турбонасосы частички выпавшего в осадок бора? Хотя после каждого включения движок продувался специальным растворителем, риск есть. Хорошее топливо пара пентаборан-перекись, но уж больно капризное. Если что пойдет не так, то придется его бросать, отменив высадку. И корабль уже на собственных движках, привычном вонючем гептиле, пойдет домой.

Там, в десятках миллионов километров этот вопрос уже давно решен, а нам остается только сидеть и ждать, изощренная пытка. Но пришел, принятый огромными антеннами дальсвязи, очередной доклад. Ура, все в порядке, траектория расчетная, до первого касания чужого мира остается несколько минут. И мы ничем уже не можем помочь, все что могли — сделали. Ученые, придумавшие, конструкторы — нарисовавшие. Инженеры — посчитавшие и, главное, рабочие — построившие.

И где-то там, так далеко — далеко от Родины трое героев уже встретились с неизведанным. Где-то там принял на себя удар разряженной, но такой твердой на скорости в шесть километров в секунду атмосферы, щит теплозащитного экрана. Там, далеко, наши парни, стиснув зубы, терпели навалившуюся тяжесть перегрузки. Хоть и проводили они по полдня в полете занимаясь на тренажерах но долгая невесомость штука вредная. А мы опять сидим, ждем.

' — Все в норме, появилось ощущение веса...' — раздались в динамиках крайние слова, окончание которых потонуло в шуме помех.

' — Корабль вошел в атмосферу Марса, начата процедура торможения. Контакт потерян, ожидание возврата сигнала ориентировочно через девять минут...' — прозвучал спокойный голос комментатора. Сергей Павлович, с бледным лицом, сильно волнуясь, вскочил с кресла и начал расхаживать туда-сюда. М-да, и уже не подойдешь, не скажешь 'все будет хорошо', сам сижу как на иголках. Если что-то пойдет не так, если мы не правильно все рассчитали, то... То просто ничего не узнаем, останется лишь догадываться. А сейчас можно только ждать и наедятся, все уже случилось.

Тут в американском секторе центра поднялась необычная суета. Созданный когда-то для совместного управления международной станцией 'Мир', или как называли ее еще 'Терра-Орбитал', отдел сейчас был явно занят не своим делом. Один из зарубежных гостей подбежал к пульту связистов, что-то сказал. На центральном экране появилась картинка, да еще какая... На весь кадр кусочек серпа Марса, линия терминатора — и длинная искорка пламени в ночной тени планеты. Моргнув, кадр сменился на следующий, искра корабля продвинулась заметно дальше. Это один из американских 'Викингов' в реале передает картинку с орбиты!

Пусть и черно-белую, нет времени для переключения светофильтров и синтеза цветной, но такую красивую... Как-то сразу стало намного проще ждать, просто ждать ответа. Еще несколько раз сменились кадры, трансляция шла по быстрому каналу. Не зря же мы вывели за полмесяца до прилета экспедиции на стационарную орбиту четверку спутников-ретрансляторов. И сейчас зонд наших товарищей исправно отправлял домой фото, на которые мы долгие минуты смотрели, ожидая — того момента, когда...

Когда лампочки светодиодов на пультах в центре управления снова засветились, отображая поток телеметрии. Когда на экранах появилась, снова, картинка. И, невзирая на текущие по лицу капли пота, уверенным голосом Гера сообщил...

'...Земля, это 'Аэлита'. Все в порядке, маневр завершен. Импульс стабилизации орбиты по расчету БЦВК через пятьдесят шесть минут...'

Аааа!!! Не занятые работой посторонние товарищи в центре начали неуместные подпрыгивания и рукоплескание. Мы же, просто и молча, передали по цепочке рукопожатие, по всем рядам, традиция такая. Орать будем почти через год, после возвращения экспедиции.

Прошло назначенное время, еще раз пыхнул пламенем блок. Все, теперь орбита круговая, высота над целью всего пять сотен километров. Можно было бы и ниже остановится, но есть такая штука — прогноз возможного прихода 'подкрадывающегося незаметно, великого Песца'. Тут, если что случится — дождаться спасателей времени хватит. Марсианская атмосфера, хоть и в сотню раз разреженней земной, но в космос ширится почти также. Все дело в весьма заумных вещах, например — гравитационный градиент. Ну, это все не так важно, дав торжественный рапорт с орбиты упала тройка наших героев спать. И большая часть сотрудников ЦУП-а тоже. Вымотались все за этот день как следует...

Утром, космонавты тоже жили по московскому времени, вернулись в центр. А там работа кипела всю ночь, баллистики замерили остатки топлива и считали траектории. И сейчас сонно доложили результат — отличный. Отлет по топливу оптимален через тридцать семь суток вместо запланированного месяца, даже останется немного горючки еще на кое-что. И закипела работа, прильнули ребята к телескопу и иллюминаторам — любуясь видами и высматривая подходящие места для высадки. Конечно районы давно намечены, но вблизи виднее. Надо совместить две вещи — безопасность посадки и интересное место приземления. Ведь, если например, садится на Землю то самое удобное и безопасное место это пустыня Сахара. Вот только что там можно найти?

Вечный вопрос 'есть ли жизнь на Марсе' все еще занимает ученых, хотя последнее время они сходят с ума с другого — какого хрена эта самая жизня забыла на Венере!

Через два месяца после того, как мы проводили в путь 'Аэлиту', другие хорошие ребята в бочонке 'Колумбии' добрались до своей цели. Обогнавший их по пути наш вагон разделился на части, восьмерка тугоплавких яичек воткнулись в сверхплотную атмосферу. Следом торопилась четверка забугорных, из пижонства конусообразных зондов. Для американцев это была первая попытка посадить робота на Венеру, еще во время полета на парашютах порастворяло, буквально, кислотой половину приборов. В том числе телекамеры, так что трое американцев чаще сидели у пульта приема данных от советских станций — там интересней было

Уже десять лет, с момента посадки 'Венеры-3', было ясно — не курорт, температура почти пять сотен градусов, и давление тоже плющит, сто атмосфер. Поэтому картинка с четырех посадочных аппаратов ничем не удивила, хотя впервые была цветной. Застывшая лава, камни, рыжее небо. Местный воздух, сгущенный страшным давлением. На последнем десятке километров станции отстреливали парашюты и падали, как камень в воде, стараясь быстрее добраться до поверхности. Система охлаждения выдерживает в этом аду всего чуть больше часа, потом хана. За это время станции успевали передать пейзажи, провести анализ состава атмосферы. И, пробурив буром грунт, взять и изучить пробы. Все, час прошел и электроника, передав последний писк, скончалась.

И тогда американцы переключили мониторы на поток данных от второй четверки, до этого исправно записываемый на катушки магнитофонов. Эти зонды были рассчитаны на сутки работы, точнее пока не сядут аккумуляторы. Потому что болтались они, на аэростатных баллонах на высоте в семнадцать километров, там попрохладней было — всего плюс девяносто. Летели чуть ниже облачного слоя, чтобы видеть поверхность. Выше конечно покомфортней, есть слой, где вообще плюс двадцать пять градусов при давлении в одну атмосферу. И щелкали фотокамеры пейзажи внизу, курсовая видеокамера передавала, с низким правда качеством, окружающие виды. Типичная аэрофотосъемка, с привязкой по местности. Вот только от взгляда на эти виды случилось такое...

Ко всякому привыкли в центрах управления, но раздающиеся от летящего в десятках миллионов километров экипажа вопли 'Боже мой!', 'Это что за...' и, тем более, '....!!!!' душевному спокойствию сотрудников точно не способствуют.

Даже трудности перевода не мешали, за прошедшие годы с чужим языком освоились, сразу пришло волнение — как будто за своих переживаем. Ну, так оно и есть, точно.

' — Здесь Хьюстон, ответьте, 'Коламбия' — в чем проблема...' — похоже, что кэпком сильно растерялся. Спрашивает, как будто в реальном времени, хотя запаздывание семь минут в одну сторону. Но астронавты не теряли времени, понимая наше беспокойство.

' — Джон, канал на линию три-б. Ли, камеру тащи, срочно! А то там внизу, думают что мы рехнулись. Да не пялься ты в экран, насмотришься еще...' — опыта Алану Шепарду не занимать, первый астронавт, обязывает.

У нас, в центре управления, связисты оперативно переключали кучу тумблеров на панели — готовясь принять картинку. Сейчас с наших зондов шла только трансляция телеметрии, нам уже известно, что все сработали штатно. Но данных пока нет, упали они в центре дневной стороны — недоступной для связи с Землей. И лишь пролетающий над планетой корабль ловил информацию, записывая основной поток на катушки носителей.

На центральном экране появилась дергающееся изображение ручной камеры, разматывая шнур летел астронавт через отсек. Затормозил, и навел ее на пульт. Это было похоже на взгляд через замочную скважину — сигнал от одной камеры шел через другую, и, выплескиваемый из остронаправленной антенны корабля пролетал миллионы километров. Пойманный тут, дома, раскиданными по всему миру ушами антенн, собирал вновь на экранах картинку. Невероятную, невозможную — но реальную. Один из наших зондов не летел свободно в атмосфере, как планировалось.

А лежал на поверхности, чего-то, слов не подобрать для описания — просто нечто! Курсовая камера маленькая и чахлая, всего двести пятьдесят шесть на пятьсот двенадцать точек разрешение... И не цветная, но шустрая, аж двенадцать кадров в секунду, давала шокирующий вид.

Целое поле, размером больше футбольного — плавно колыхалось, бугристое и покрытое непонятными наростами, края заметно двигались вверх-вниз. Пролетали в вышине облака, и передвигались в поле зрения непонятные движущиеся объекты. Вот один из них заинтересовался зондом, развязка наступила быстро.

Как описать это зверюшку? Уже потом ученые, крепко подумав, составили подробный анализ, даже завели классификацию инопланетной живности. Ну а тут, подошел к аппарату гибрид попугая с рыбой, пощелкивая клювом. И все — сигнал пропал.

Два других аппарата штатно отработали положенное время, вот только на многих кадрах были видны огромные, не с чем сравнить, штуковины. Похожие на земных мант, парящие в плотной атмосфере горячей сестры Земли левиафаны. Четвертый тоже работал успешно, пока не свалился стремительно вниз. Конечно, падая картинки он передавал красивые, пока не умер от перегрева, но всем было больше интересно — кто же его укусил?

Так что крепко чесали на Земле голову ученые, пытаясь представить и рассчитать метаболизм и вообще состав этих тварей, ну а священники по всему миру пришли в ступор — пытаясь объяснить все неисповедимой шуткой выдуманных богов... Когда-то, около десяти миллиардов лет назад почти все атомы, из которых собрана по кусочкам вся Солнечная Система, наше солнышко, планеты — были частью примерно трех древних звезд. И когда осознаешь это, понимаешь что ты тоже был когда-то частицей звездного пламени — такими смешными кажутся все религии, выдуманные властью для управления народами. Самое главное — мы уже знаем, что не одиноки во Вселенной. Кого мы там встретим, друзей или врагов — пока неизвестно.

Ну а сейчас наши космонавты с надеждой вглядывались в проплывающий внизу мир, все в предвкушении! Отстрелились и ушли вниз четыре марсохода, попрыгали в надувных шарах амортизаторов по поверхности. И развернулись, снимая намеченные места посадки. Так как управление шло в реальном времени, и связь была с близким кораблем, то удалось сделать их маленькими и легкими, ребята развлекались, гоняя их по планете. ///найти карту с названиями, была же где-то.../ Все районы имели свои плюсы и минусы. Кратер Гусева, например, привлекал символичностью названия и ровной, без крупных камней поверхностью. Окраина великого марсианского каньона с видом на гору Олимп тоже манила, но вот посадка там рискованна. Очень сложный рельеф и возможны сильные порывы ветра. Пусть и разряженного, но решили не рисковать. Долго еще спорили космонавты на орбите и ученые на Земле, пока не пришли к компромиссу. Все внимание сосредоточилось на третьем районе, //название/. Изрезанный эрозией высокий берег древнего, давно высохшего моря манил геологов, русла впадавших в него когда-то речушек биологов. А ровное, покрытое невысокими дюнами, дно обещало сделать посадку безопасной.

//фото примерного места высадки, посмотреть координаты и название/

http://i003.radikal.ru/0909/47/bbdcbecf4ce3.jpg

Еще в первый день на орбите, отоспавшись, космонавты выходили в открытый космос. Развернули радиаторы и концентраторы, отстыковали аккуратно силовые фермы и панели батарей от теплозащитного экрана. Тщательно проверили десантный и орбитальный корабль, осмотрели ракетный блок на предмет повреждений. К счастью, все было в порядке. И вот, наступил, наконец — День. Именно так, с большой буквы. Ибо ждали его столетиями и десятилетиями, да что там — может быть, еще древний питекантроп засматривался на яркий, алый глаз в ночном небе.

Правда, к сожалению, его наступление омрачал большой скандал. Королев открыто вступил в конфликт с некоторыми маразматиками из Политбюро, категорически отказавшись приурочить посадку к празднику. Подковерная грызня была страшная, //описать потом подробней с ФИО, может кто поможет? Хороший повод послать Суслова и пр. на юх/.

В результате сегодня, третьего мая тысяча девятьсот семьдесят шестого года почти все телестанции планеты передавали лишь одну программу.

' — Есть отход, осевая нольтри, норма!' — бортинженер Гречко контролировал расстыковку, очень осторожно выводя хрупкие панели из купола экрана. 'Аэлита' за прошедшее время превратилась, как в сказке, из толстушки — в красавицу. Изящная, похожая на стебель белоснежная конструкция, увенчанная зелеными лепестками цветка солнечных батарей. Сверкая в лучах восходящего солнца отходила подальше от второй части корабля — шляпка тормозного экрана, с укрытым внутри сорокатонным десантным кораблем, разворачивалась на вектор. Там, пристегнувшись уже у пультов, Герман и Борис готовились к посадке.

' — Системы в норме, готовность к высаде в квадрате три, импульс через семь минут сорок секунд...' — спокойно доложил Титов. Значит, уже все — там, в реальном времени, 'Лось' падает, тормозной экран второй раз готов встретить ярость атмосферы. Сильно добавляло волнения в центре непривычная невозможность прямо руководить и помогать космонавтам, обо всех событиях мы узнаем лишь спустя двенадцать минут.

Ну а космонавты сейчас слушают, поглядывая на таймер, торжественное напутствие. Прочитавший его недавно Сергей Павлович с усталым, но довольным видом, развалился в кресле. Персональном, никто его не смел занимать в отсутствие Шефа. Но вот только тревожила взор пара врачей, постоянно находившихся неподалеку...