Девочка с демоном в голове

Я захлопнула окно поплотнее. Вздохнула, откусила булочку, и задумалась. В окно осторожно постучали. Я снова открыла, и поинтересовалась:

— Ерундой страдать больше не будешь?

— Прости! Не буду! Впусти, пожалуйста, обратно!

Я отошла к своей постели, присела, отправляя в рот последний кусок булочки. Парень ужом вполз в окно, скривился от боли, но всё же вполз целиком сам. Простынка с плеча соскользнула, и стали видны повязки, туго стягивающие грудь молодого человека.

— Не понимаю, меня что, положили вместе с молодым мужчиной? — произнесла я.

— Это же священный абатон асклепиона! Лечебные покои, — пояснил парень, — а болящие и претерпевшие, как и эскулапы, как известно, пола не имут. Ну, тут, вообще-то, шторка есть, — и задёрнул шторку, которая действительно была предусмотрена для разделения палаты надвое.

(Прим. авт.: Асклепий — бог медицины; асклепион — храм, куда обращались болящие; абатон — священное место в храме Асклепия, где некоторым болящим предлагалось провести ночь.)

— Мне имя Солнцу-после-бури-подобная, — представилась я, памятуя о вежестве.

— Очень красивое имя, — отозвались из-за шторки. — А меня зовут Весёлый-путник.

— Из-за чего ты тут оказался? — поинтересовалась я, пытаясь припомнить, могло ли ещё кого-то задеть? Но беда в том, что я плохо помнила, что там случилось, на моём Испытании.

— Ерунда, право же, сущая ерунда, — Весёлый-путник отвечал очень неохотно, явно смущаясь чего-то. — Знаешь, я бы не хотел признаваться. Неловко вышло.

— Да ладно, — согласилась я.

— Вообще-то, знаешь, я сикофант. Так что, сама понимаешь... — тяжело и не весело вздохнул Весёлый-путь.

Сикофанты — частные лица, которые из каких-то своих соображений брались добровольно выслеживать преступников и собирать доказательства для суда. Отношение к ним повсеместно были весьма неоднозначным. Вот я никогда в своей жизни с сикофантом не сталкивалась.

— Это твоё дело, — заявила я.

— Вообще-то, общественное, — хмыкнули за шторкой. — Моё дело защищать интересы общества, и это мой личный выбор. Но ты не подумай, никакого преступления я не расследую и никого не преследую. Ведь разумнее преступления предотвращать. Так что я просто был там, внимательно слушал, внимательно смотрел.

— Где 'там'? — и зачем я спросила? Вырвалось как-то само.

— Так ведь на Испытаниях же! Ведь, что такое эти Испытания? Большая политика! Преступные замыслы — они ведь тоже не на пустом месте возникают. Если внимательно слушать, что люди вокруг говорят, что-то подозрительное всегда можно учуять заранее. Вот и вся магия! Да? Или вы, маги, так не говорите?

— Большая политика? — что-то у меня в груди сердечко ёкнуло.

— А то!

— Но ведь это всего лишь процедура поступления в обучение эфебов академии магии, разве нет?

— И да, но не только! Испытание легендарным артефактом позволяет судить о потенциальных задатках юных эфебов. Но те, кто сегодня ещё отрок, уже завтра станут продолжать дело отцов, а послезавтра возложат на свои плечи бремя власти. Таким образом Испытание приоткрывает завесу времени над нашим будущим. По результатам Испытаний в академии многие судят о грядущих в скором будущем изменении соотношения сил как отдельных магических фратрий, так и полиса в целом. О! По результатам Испытаний создаются или разрушаются союзы, пересматриваются стратегии, заключаются договора огромной важности! Это сродни азартной игре, в которую играют базилевсы, архимаги, архонты, и целые гильдии! Как думаешь, все ли играют в азартные игры честно?

— Рискну предположить, что ровно наоборот, — непослушными губами выговорила я. Только представить, в какой клубок интриг я влезла! Ладно бы — просто влезла, но я же влезла с электрофорной машиной и 'лейденскими банками' под одеждой! Рискнула сжульничать в игре, где жульничают архимаги и базилевсы! Да ладно бы просто сжульничать! Я же сжульничала не имея никакого плана! Вообще не имея понятия, как моё выступление скажется на азартной игре архонтов, базилевсов, партий, фратрий, и гильдий! Тартар!

— Именно! А ты соображаешь! — усмехнулся Путник. -Знаешь, если нам тут лежать долго, я могу многое тебе рассказать. С моей точки зрения простого и честного сикофанта, огласка грязных делишек закулисных интриганов должна быть только на пользу демократии. Многие недовольны, что сикофанты вынюхивают чужие секреты, суют, дескать нос в частные дела, так вот пусть знают правду. Хочешь послушать?

— Прости, — откликнулась я, судорожно облизывая внезапно пересохшие губы, — я что-то быстро утомилась. Слабость накатывает. Полагаю, мне лучше отдохнуть. В тишине.

— Да, да, я понимаю, — поспешил согласиться Путник. — Прости, что так набросился. Просто мне тут тоскливо валяться бревном. Но, прости! Тебе здорово досталось.

Мне досталось! Досталось! Я вспомнила!

Вспомнила трибуны, заполненные важными людьми! Вспомнила, как дрожали колени, а ноги казались ватными.

Там, на трибунах собрались влиятельнейшие деловые люди, облачённые властью решать и вершить судьбы многих. Они постоянно что-то обсуждали друг с другом, порой живо жестикулируя. Каждое новое выступление на Испытании очередного юного кандидата вызывал новый вал волнений в людском море на трибунах.

Отпрысков великих фратрий оставили на финал. Я вначале смотрела, как проходят Испытание другие. Многих уводили, заботливо поддерживая под руки. Пару раз испытуемые падали в обморок. Потом мне смотреть надоело, и я пошла гулять по аллеям вокруг академии.

Когда, наконец, настала моя очередь, и маг, проверяющий легендарный артефакт перед кадым испытанием, подал мне знак, во рту вдруг пересохло, ноги стали разом ватными и отказались слушаться, а сердце громко бухало где-то в горле. Управление взял мой демон. Он глубоко вздохнул, выдохнул, и сумел более-менее успокоить взбунтовавшие органы и части тела. Вышел уверенной походкой, назвал моё имя и фратрию громко, чётко, звонким голосом.

За Испытанием наблюдала коллегия из трёх архимагов, из числа действительных членов совета архимагов. Я оценивающе огляделся. Навес над сценой создавал тут затемнение, но будет ли его достаточно, чтобы архимаги смогли разглядеть 'огни святого Эльма', что я приготовился продемонстрировать? Впрочем, у меня в рукаве (в наручах, вообще-то) была пара фокусов позаметнее. Я собирался поднять волосы дыбом с помощью электростатики, и мог сделать довольно громкий электрический пробой.

Поймите правильно, я специально избегаю описания своего оборудования и всех принятых мною мер, дабы не вводить в искушение никого из читателей. Поверьте, доктор физики, завлаб, прошедший путь с младшего научного сотрудника, многое может запросто собрать на коленке. Многое из такого, что обычному любопытному любителю лучше не пробовать. Так что сделаем так: я тут умолчу детали, а желающие пусть погуглят 'опыты с электростатикой' — вот, основной принцип тот же. Только вольтаж у меня повнушительнее, но такое дома лучше не пробовать повторять.

Однако мой богатый лабораторный опыт как раз и сыграл со мной злую шутку. Кое-чего ваш док предусмотреть не смог. Магия! Мать её! Когда я, вытянув вперёд руки (прикрывая ладошками от зрителей электроды, выведенные из моих красивых и модных наручей, от кутюрье Камнебоя), подошёл к легендарному артефакту (похоже, окаменелый череп доисторического животного, вросший в кусок породы), лежавшему на керамическом блюде, на специальной деревянной подставке, украшенной изящной резьбой (т.е. он был хорошо изолирован от земли), нас с Солнышком накрыло. Полагаю, это можно назвать 'состоянием изменённого сознания'.

Хорошая новость: со мной снова случился катарсис, обе личности слились в полной гармонии, дополняя друг друга и компенсируя недостатки. При этом восприятие окружающего мира обострилось, истончилось, углубилось, и вообще изменилось кардинально.

Например, мне вдруг стало очевидно, что всю жизнь мы только скользим по поверхности, как жалкие водомерки. По поверхности чувств, по поверхности бытия. Мы слепы и глупы. А мним себя чёрт-те знает какими важными, словно мы прям, горы! А на деле — так, клопы. Потому что мир вдруг приоткрылся мне. 'Открылась бездна звезд полна!' — ну, в таком духе.

Плохая новость: что-то пошло не так. Я не знаю, может, на какое-то мгновение я утратила контроль над движениями рук, ухватилась рефлекторно за электроды, а может что-то ещё. Но с электродов сорвался разряд прямо в пасть артефакту.

Меня изрядно долбануло током! Что там, ощущение было такое, будто в меня врезался паровоз на полном ходу! Тело моё отправилось в полёт на несколько шагов (из-за судорожного сокращения мышц, полагаю). И к моменту, когда моя голова встретилась с полом (дощатый настил, на моё счастье, а не распространённый в здешних краях мрамор), я видела клубы чёрного дыма, огненные искры, и нечто вроде северного сияния над артефактом. Хотя, допускаю, что искры и прочие эффекты могли существовать исключительно у меня в глазах.

А дальше я очнулась в лечебной палате. То есть в абатоне асклепиона при академии. Так что, мне бы надо осторожно выспросить у кого-нибудь, чем там всё же закончилось моё Испытание?

— Скажи, а ты видел моё Испытание? — пугаясь заранее ответа, робко спросила я у занавеси.

— Да! О! Да! — восторженно воскликнул Путник, но как раз в этот момент дверь отварилась, и в палату вошла седоволосая женщина в длинном сером хитоне без узоров и украшений, волосы охвачены белой повязкой. Эскулап.

— Молчать! — рыкнула она на Путника. — Я предупреждала тебя!

Тот затих, даже, кажется, дышать перестал на всякий случая, но я поспешила заступиться:

— Простите! Это я задала ему вопрос...

— Дитя моё! — когда женщина повернулась ко мне черты её лица разгладились, а голос стал кротким и ласковым. — Не волнуйся, милая, всё хорошо, никто не пострадал, артефакт в полном порядке, и ты ни в чём не виновата. Ты ведь это хотела спросить.

— Вообще-то да, благодарю, — пискнула я.

— Я рада, что ты проснулась, Солнцу-после-бури-подобная, — мягко продолжила женщина, ощупывая мой лоб, и пульс на шее, заглядывая в глаза. — Дыхание нормальное, пульс слегка повышен, цвет ногтей в норме. Цвет радужки изменился, — констатировала она.

До меня вдруг дошло: Путник назвал меня 'синеокой'! У меня чёрные глаза! Были. Я взглянула на потолок, отметила мимоходом, что качество зеркал великолепное, и что зеркало такого качества размером во весь потолок, должно быть, купцу какому-нибудь там обошлось бы в целое состояние. Не, купцу такое не по карману. Вот фараон, скажем, тот мог бы купить. 'Шикуют местные маги! Ну, это же академия! Во, дают!'

Осмотрев себя в полоточном зеркале, я решила, что такой вот потрясающе насыщенный синий цвет глаз мне очень даже идёт. Но вот волосы бы чуть светлее к таким глазам. Волосы послушно посветлели на тон. Челюсть у меня, кажется, отвалилась, а глаза полезли из орбит.

— Ясно, ясно, — спокойно покивала себе женщина, внимательно глядя на это вот всё. — Не волнуйся и не сомневайся даже: выглядишь писаной красавицей! — заявила она мне. — Но имей в виду: это твоё нынешнее могущество — это не на долго. Многих сразу после Испытания и инициации переполняет магия. Проявляется это, конечно всегда по-разному. Но быстро проходит. Тебе придётся долгими десятилетиями упорных занятий возвращать себе по крупинкам то, что ты легко имеешь сейчас.

— Это со всеми так? — удивилась я.

— Конечно, — заверила меня эскулап. — А ещё это часто сопровождается видениями, голосами в голове, свиданиями с мёртвыми или с богами, ну, и прочим таким всяким.

— Ой! — сказала я, припомнив свои видения.

— Это пройдёт, — мягко улыбнулась мне она. — Всё проходит.

Если подумать, новость-то хорошая! Выходит, Пена мне просто примерещилась! Уф! Прямо, камень с души!

— Итак, меня родители назвали Винноцветной-розой, — представилась добрая женщина. — Но давно уже никто не кличет меня иначе, как 'Мудрая'. Я здешний эскулап. Мне радостно познакомиться с тобой, Солнцу-после-бури-подобная.

— Хайре, София! — отозвалась я традиционным приветствием.

— Если у тебя ещё достанет сил, — внимательно глядя мне в глаза заговорила та, — то там за дверью рвутся с тобой побеседовать двое наглых стариканов. Как себя чувствуешь? Я могу прогнать их, придут попозже как-нибудь. Ничего страшного для них, уверяю тебя, голубушка!

— Нет, что вы! Я должна ответить уважаемым на их вопросы! — с жаром попросила я, внутри обмирая: если это про мои конденсаторы пришли спрашивать (а когда я очнулась, то своего оборудования тут не обнаружила), так лучше сейчас! Я же изведусь вся от страха, если придётся ждать!

— Хорошо, — ответила после некоторого раздумья Мудрая, и направилась к двери. — Только не на долго! — строго объявила она в открытую дверь. — Бедная крошка сейчас очень слаба! Утомите мне её — обоих пущу на компост!

— Конечно, Розочка! — откликнулся кто-то.

— Не волнуйтесь, досточтимая Премудрая! — отозвался ещё кто-то (прозвучало как 'Архи-София').

Затем в палату вошли двое. Один — статный седовласый мужчина со строгим лицом и развитой мускулатурой в форменном плаще магов академии, небрежно наброшенной на плечи поверх хитона моднейшей в этом сезоне расцветки. Второй тоже был в таком же форменном плаще (правда, хитон скромный, серый), худой и высокий, смуглолицый, и на голове у него был намотан белый платок. 'Чалма' — всплыло из памяти Андрея Владимировича.

— Радуйся, Солнцу-после-бури-подобная! — мягко поздоровался первый. — Мы пришли, чтобы официально уведомить тебя о результатах твоего Испытания. Это — известный маг и наш академик Тариф ибн Магир ан-Мариб, — жест в сторону худого мага в чалме. На этом маг замер, очевидно, ожидая, что его самого мне представит его коллега. Но тот заявил:

— Радуйся, эфеб Солнцу-подобная! Я — твой мастер, а ты — мой личный ученик, а это — маг и академик Приносящий-победу.

— Тариф! — возмутился Приносящий-победу.

— А чито? — делано удивился тот, — Досточтимая Премудрая просила быть кратким. Я краток!

— Этот вздорный восточный варвар поспешил, — обратился Приносящий-победу ко мне. — Мы с ним оба претендуем на роль твоего индивидуального мастера и учителя. Выбор — за тобой, дитя.

— Простите, но я не понимаю, — пробормотала я растерянно. Нет, кое-что я поняла: похоже, меня зачислили в эфебы академии. Но вот дальше — про мастера-учителя — ничего не понятно.

Смуглолицый Тариф ловко уселся на единственный стул перед моей кроватью, и оттуда хитро улыбнулся оставшемуся стоять коллеге. Тот, впрочем, не растерялся, но полным достоинства движением присел на край моей кровати, из-за чего оказался ко мне ближе оппонента.

— Очень просто, — поспешил меня успокоить Победоносец (так буду, для краткости). — Здесь, в академии, учителя уделяют внимание всем ученикам, кто этого внимания желает. Читают лекции, отвечают на вопросы. Но при этом у каждого академика есть небольшое число личных учеников. С этими учениками этот учитель занимается дополнительно. Как известно, у нас тут не гимназиум, но академия. То есть нет единого и обязательного плана занятий, и каждый эфеб сам волен выбирать на какие занятия ему ходить, а какие можно пропустить. Но будучи твоим персональным мастером, я буду определять расписание твоих занятий.