Пре-Вращениe

Дальше шли ряды умствующих художников.

Например, представьте себе диптих, изображенный в манере Бидструпа: на левой составляющей маршировало подразделение самураев с мечами наголо, в гэта, кимоно и почему-то буденновках. Только без звёзд.

Над головами марширующих нависала чья-то чудовищная стопа с когтистыми пальцами. Вместо неба, так сказать.

А в качестве строевой песни самураи исполняли, — во всяком случае, такова была подпись под картиной, — "Выходи-ила на берег Годзилла! На высокий берег, на крутой!.. "

Правая картина диптиха изображала развалины Нью-Йорка. На переднем плане, чуть-чуть слева от статуи Свободы, с отбитыми, — на манер Венеры Милосской, — руками, стоял самурай с первой картины. Персонаж широко, на манер митьков, раздирал на себе тельняшку. На обнаженном участке тела имела место быть татуировка. Вертикальная палочка. Сердечко абрисом. И имя. В целом получалось — I law Godzilla.

Или вот. Сценка из быта французской революции. Гильотина на помосте. На краю помоста — палач в красной маске. Палач вытягивает руку в сторону телеги, набитой привезёнными на казнь аристократками в высоких причёсках и дорогих платьях той эпохи. Рот палача распахнут чёрной кляксой властного крика. Подпись: "Надежда умирает — последней!"

И так далее, и тому подобное. Столица нашей Родины, город-герой, переживший нашествие Наполеона, Гитлера и демократии, — жил своей будничной жизнью, а именно: хищно подстерегал туристов.

Начинались религиозные ряды. Разнообразнейшие продавцы спасения, парадиза и прочих прелестей мирно соседствовали рядом со скульпторами, выставившими для продажи распятых на кресте Приапов. Тут же по соседству торговали и предлагали к немедленному прочтению (на вынос и распивочно, так сказать) предуховнейшие сочинения всевозможных гуру, полугурков, подгурков, пригурков, гурёнков, гурёнышей и недогурков.

— Бессознательное Живущего ищет давно утерянное и цепляется за любое, хоть с виду похожее на сакральное. И ему предоставляется широчайший выбор. Хочешь — ошейник, хочешь — хомут, хочешь — кандалы...

Прошли ещё сколько-то и оказались на площади, заполненной митингующим или просто кучкующимся народом.

Снаружи толпа казалась монолитом. Однако, войдя в её недра, стало ясно, что это, как и многое другое, всего лишь привычное заблуждение. Монолитом-то она как раз и не была. Скорее — кучкой гравия. Где стайки, группки, кучки и коллективы кучковались вокруг ораторов. Слушатели собирались на говорунов, как рыбы на электрическую удочку: в зависимости от характеристик акустической вибрации, возбуждающей именно в этих индивидуумах реакцию удовольствия.

Сразу по выходу ораторствовал какой-то демократ, воспевающий прелести капитализма под именем "свободного предпринимательства". Имир бросил взгляд на Артура, поймал внимание в ответном блеске глаз и негромко начал говорить:

"Рабочие Джека живут хуже собак. Не потому что им платят мало, нет, — наоборот, им платят много. Джек Кресслинг изобрел свою систему оплаты. Он держит рабочих только до тридцатилетнего возраста. Чуть отпраздновал свои тридцать лет — иди на все четыре стороны, уступи место другому. А пока тебе ещё семнадцать, двадцать, двадцать пять — Джек Кресслинг даёт. Он даёт щедро — пригоршнями долларов, каждую субботу, из платёжной кассы. Но он даёт не даром: работайте, работайте, ещё час, ещё час, ещё час... И, задыхаясь от мысли, что после тридцати — конченый век, их ждёт нищета и безработица уже до самой могилы, — рабочие Кресслинга в надежде приберечь хоть что-нибудь на чёрный день, спеша, как безумные, работают, работают, работают десять, двенадцать, четырнадцать, а после четырнадцати — ещё и шестнадцать, двадцать, двадцать четыре часа в сутки, позволяя себе сон единожды за трое суток, перекусывая тут же у станков, грызя кофейные семечки для подхлёстывания энергии и ясности мозга. Но если вы думаете, что они этаким способом хоть что-нибудь да накопят себе ко дню, когда отпразднуют (или оплачут) своё тридцатилетие, то пойдите навестите их, только не в рабочий посёлок Миддльтоуна, а пониже, на миддльтоунское кладбище: там они лежат все рядком, и над каждым из них Джек Кресслинг не поскупился поставить памятник".

Мариэтта Шагинян. Забытый ныне роман "Месс-Менд".

Один из людей сказал как-то, что История — не учитель, а надзиратель. Она никого не учит, она только наказывает тех, кто не сделал уроки.

Артур хмыкнул и ответил:

— Надо полагать, все любители капитализма видят себя исключительно в роли капиталистов. И даже не подозревают, что места Властелинов давно и прочно заняты. Итак, истинная суть митинга о прелестях свободы есть формирование инкубатора бройлерных баранов.

Имир улыбнулся.

— "Инкубатор" есть производное от "инкуб".

Изначально "инкуб-суккуб" был механизмом генной инженерии времён Третьего Королевства. В форме суккуба — женской особи, — забиралась сперма у определённого мужчины. Внутри тела инкуба-суккуба производились определённые операции воздействия на ДНК. Затем, преобразившись в инкуба, — мужскую особь, — изменённую сперму вводили в предназначенную для оплодотворения самку.

Таким образом, у вершин власти в ключевых точках воздействия оказывались люди, угодные магам Ахерона. Точнее — существа в форме людей, внешне похожие на своих родителей, но по внутреннему устройству являвшиеся исполнительными механизмами своих хозяев. Механизм воздействия прост, но покорность многих племён и народов через воздействие на их вождей он обеспечивал достаточно долго.

Таков же, кстати, и механизм "непорочного зачатия", в частности.

После падения Ахерона сторонники мёртвого существования из числа людей поклонялись уцелевшим инкубам-суккубам как богам, именуя их Андрогинами или Гермафродитами. Изображались эти существа у виде полумужчины-полуженщины с двумя лицами и двумя наборами половых органов, мужских и женских одновременно.

Позднее инкуб-суккуб был замаскирован и изображался в виде двуглавого орла, в частности. Символ власти Священной Римский империи, Византии и, по православному каналу, перешёл в герб христианской России. В том же, замаскированном под двуглавого орла виде, инкуб-суккуб присутствует на официальных документах высших степеней посвящения масонства и прочих аналогичных организаций.

По своему устройству инкуб-сукуб относится к числу магических, то есть непривычно-материальных устройств полуавтономного существования. Магические орудия Королевства Красных Башен вскармливались кровью и содержались в помещениях особой геометрической формы, наполненных смрадом и дымом от сжигаемых трупов. Очень быстро уничтожались под воздействием прямого солнечного света. Обладали мощными гипнотическими способностями. Ещё в Средние века в Европе отмечалось, что во время спаривания инкуба с женщиной весь дом погружался в глубокий неодолимый сон. И хозяин, и слуги.

— Так эти механизмы что, до сих пор существуют?

— В анабиозе, в хранилищах зоххаков, — может быть. Последний удачный факт применения инкуба был отмечен в России. Это Пётр Первый.

Артур почесал в затылке.

— Вообще-то официально считается, что Пётр Первый был великим реформатором...

— Разумеется, — согласился Имир. — История знает двух таких реформаторов. Пётр Первый в России и Пол Пот в Камбодже. По переписи 1710 года убыль населения в России достигала 40 % населения. Пол Пот убил три миллиона камбоджийцев из восьми. Процент отреформированных примерно одинаков.

— Можно понять тех, кто пытается найти суть мира в сакральном. Но вести аналогичные поиски в политическом...

Выбор как таковой возможен только при условии достаточности информации обо всех предметах, предназначенных для выбора. По отношению к людям это возможно только в условиях открытой системы. Это когда человек смотрит на другого человека и видит энерго-информационную оболочку вокруг его головы, в частности. И при этом — знает, что именно означает та или иная степень свечения того или иного цвета в том или ином участке ауры.

— Любители политики полностью безнадёжны?

Имир вздохнул.

— Сам знаешь: дуракам закон не писан. Если писан, то не читан. Если читан, то не понят. Если понят, то не так...

Примером послужило некое существо, обозначаемое Артуром в той, прошедшей жизни, словом "казак". То есть оно носило форму донских служилых людей начала ХХ века, какие-то (явно не по чину) шитые золотом погоны и ряд висящих предметов на левой стороне грудной клетки.

Имир вступил с существом в оживленную беседу. Из беседы выяснилось, что существо действительно всерьез считало себя казаком. Имир довольно покивал головой, сообщил собеседнику, что Москва стонет под басурманами и предложил братам-казакам сходить "за зипунами". "Вона", — показывал Имир пальцем, — "Бусурман! Рубай его. Парубок! Где же твоя вострая шашка?" Парубок с обидой ответил, что он не разбойник какой, он — казак. Имир очень приятно удивился и спросил, что же его собеседник понимает под понятием "казак"? Потому как в услужении у господ бар имели место быть некие "казачки", из числа дворовых крепостных, одеваемые барами в особую спецодежду под названием "казакин". Нраву были смиренного, басурман обходили за семь верст... После чего спросил, у какого барина в услужении находится его собеседник, справно ли подает рюмку водки — с поклоном ли? А когда барину приспичит кому-нибудь спьяну морду набить, с услужливостью ли подставляет? А ежели, к примеру, барину вдруг захочется чего-нибудь родного, тёплого, так резво ли портки скидывает, ко двери разворачивается передом, ко барину — задом?..

Собеседник Имира прошипел что-то про паскудных мужиков и обернулся, созывая подмогу. Имир отошел чуть в сторону и положил руку на затылок Артуру. Артур почувствовал, что в его голове что-то изменилось. Словно он поднялся над собой, куда-то чуть выше и сзади затылка и бесстрастно, абсолютно без эмоций, сторонним наблюдателем воспринимает информацию о происходящем на его глазах.

События меж тем развивались весьма странно. Вместе с подбежавшими на его крики тремя форменными собеседник Имира начал напряженно вертеть головой по сторонам, явно отыскивая обидчика. При этом он в упор не видел искомого, находящегося от него в трех шагах!..

После того, как обиженные удалились в толпу, Имир опустил руку и Артур почувствовал, как его сознание медленно становится прежним.

— Что это было?

— Сознание людей характеризуется постоянным ментальным шумом. И ещё — восприятие человека есть не то, что воспринимают его органы восприятия, а то, что осознает его мозг. Когда я остановил твой мозг, они оказались не в силах осознать наше присутствие. Ментальная невидимость.

— Так вот ты какая, шапка-невидимка...

020

— ... заодно посмотрим, как ты умеешь отводить глаза, — ухмыльнулся Саграмор.

— Хорошо, — лаконично ответил Артур.

Введя гостя (а на самом деле — гостей) в комнату, художник повёл рукой, приглашая освоиться в новом объёме жизненного пространства, а сам отошёл в угол. Туда, где над синим огоньком спиртовки томился на подставке высокий узкогорлый чайник искусной чеканки по меди. Саграмор сел на предложенное место, а Артур стал неслышно ходить по комнате, оглядываясь по сторонам. Он был тут впервые.

Внимательно оглядел уставленные картинами стойки. Экий диавольский иконостас, однако. Чудовищ было много и разных: к более-менее изуродованной человеческой голове присоединялось нечеловеческое продолжение. Так, одна из красивых, классически греческих, но холодно очерченных голов чуть-чуть продолжалась шеей, после двух-трёх изгибов утончающейся к венчающей её погремушками змеиному хвосту. Табличка на рамке констатировала факт: "Червячокъ".

Другая картина изображала каменистый холм, на вершине которого подавляла своей мощью почти классическая римская голова. Её короткая толстая шея внезапно разветвлялась осьминожьими щупальцами. Одно из них держало нежным изгибом кончика своего свежепойманную бабочку (в смысле — насекомое) с печальными волоокими очами. Другое щупальце давило в объятиях трухлявый, поросший на заднем плане мхом и мухоморами пень. Остальные надёжно впились в почву холма. Табличка на рамке кратко, но непонятно объявляла: "Онъ..."

Артур последовательно осмотрел подвешенные под потолком кисточки, колокольчики, магические ленты, шпаги и прочий оккультный ширпотреб. Две стены оказались окрашены в жёлтый и зелёный цвет, а противоположная наблюдателю была украшена серебряной копией лика с Туринской плащаницы на фиолетовом фоне. Вдоль стен строго стоял ряд низких квадратных ящиков, вмещавших в себя всё имущество художника днём и служивших, в составленном виде, ночным аскетическим ложем.

Усевшись на средней жесткости кожаный верх ящика (он же составная часть ложа), Саграмор пригубил из поданной ему серебряной пиалы свежезаваренный зелёный чай с лимоном и мятой, причмокнул губами и поднял брови в знак признания искусства знатного чаевара.

— А ты, как я посмотрю, совсем не изменился. Минимум бытовых принадлежностей, многофункциональных по сути и драгоценных по исполнению. В меру магического окружения и безмерное анатомирование собственной души.

Художник повернул голову в сторону своих картин. Длинные, перетянутые ремешком с воткнутым за него пером ворона волосы, туго обтянутые кожей скулы и невообразимый халат придавали ему вид индейского воина. Голосом замедленно-мягким, наполовину потусторонним, он произнёс:

— Это мой долг, Рамзес.

Артур недоумённо посмотрел на Саграмора. Саграмор подмигнул. Артур кивнул и стал с интересом прислушиваться к разговору. Всегда приятно узнать что-нибудь новое о старом знакомом.

— Я вышел в низшие слои астрала, — продолжал художник. — Эти страдальцы через мою руку обрели двумерный якорь для определения и стабилизации своей расплывающейся сущности. Они нуждаются в помощи. Я молюсь за них и говорю с ними. И когда кто-то из них изменяется, уголь его рисунка осыпается вниз.

— Низкоастральный доктор Айболит, — сообщил в пространство Саграмор.

Затем поинтересовался:

— А чем ты зарабатываешь на жизнь своего чисто физического тела?

Художник поднял широкий кинжал с рукояткой из турьего рога и метнул его в дощечку, висевшую в соседнем углу — у двери. Под тяжестью кинжала дощечка пошла вниз, шнурки потянули в стороны шелковые, ручной вышивки занавески и комнате явилась ещё одна стойка, уставленная деревянными досками с вырезанными на них лицами, очень похожими на портреты.

Артур, ещё не осознавая полностью причин своего внезапно вспыхнувшего интереса, прошелся по комнате, бросая взгляд на резные доски с разных сторон. Видя это, Саграмор последовал его примеру.

— Я применил новую технику. Лицо не выступает над доской, а углубляется в неё. Поэтому, откуда бы ты на него ни смотрел, оно как бы постоянно поворачивается за тобой. Развитие идеи портретов, всё время следящих взглядом за смотрящими на них. Там применён закон физиологии: зрачки посередине глаза. Здесь игра света и тени. Резьба объёмна, поэтому эффект гораздо сильнее.