Агония

10 февраля 1971 года

Утром, на Москвиче-412 приехал Валёк, Жигули он оставлял около дома. Решили так: шеф отрабатывает почтовое отделение, я же вместе с Вальком (странно, но для меня он не был ни Валентином, ни Валентином Петровичем, почему то ему как раз подходило именно "Валек") на Москвиче отрабатываю квартиру и родственников Терентьевых. Встречаемся вечером здесь же и , если то что мы искали, будет у нас в руках — немедленно уезжаем в Новочеркасск или Таганрог и оттуда, любым проходящим поездом в Москву. Странно, но и у меня и у Александра Владимировича были схожие предчувствия. Плохие....

Дом тридцать семь по улице Энгельса, в котором проживали Терентьевы, представлял собой пятиэтажный дом сталинской постройки. Строили тогда еще на века, не то что нынешние хлипкие курятники, в которых дует из всех щелей. На углу дома кособочился деревянный павильон с пивом.

— Ты иди, я тут подожду — Валек неопределенно махнул рукой на пивной павильон

Ясно...

Тяжелая подъездная дверь поддалась со скрипом, распахнулась на пружине, и я вступил в неосвещенный подъезд. Огляделся. Маленькие, но чистые лестничные клетки, крутые ступеньки, зарешеченная шахта со скрипучим лифтом старой модели, двери которого надо было закрывать руками. Вздохнув, я пошел на третий этаж, где меня и ждала нужная мне тридцать седьмая квартира.

Дверь в тридцать седьмой квартире была только что обита черным кожзаменителем, сбоку притулилась пуговка звонка. Я взглянул на часы — девять часов утра. В это время все взрослые на работе, все дети в школе или детском садике — дохлый номер. Тем не менее — надежда всегда умирает последней — с этой мыслью я решительно нажал кнопку звонка.

Звонок отозвался птичьей трелью где-то в глубине квартиры. И тишина. Выждав несколько секунд, я нажал снова — птица в квартире снова залилась трелью и снова никто из хозяев не вышел. Похоже впустую съездил. Уже ни на что не надеясь я нажал в третий раз — и тут вдруг за дверью послышались легкие шаги.

— Кто там?

Странно, детский голос. Какой-то хрипловатый, приглушенный, сиплый.

— Милиция — ответил я и тут сообразил, что у меня нет удостоверения, вообще никакого — откройте пожалуйста, милиция!

Дверь открылась. На меня, снизу вверх широко раскрытыми глазищами смотрела закутанная с головы до ног в серую, пушистую шаль девочка лет семи — восьми.

— А почему ты не в школе — спросил я первое, что пришло мне в голову, присев на корточки

— Я болею — уморительно серьезным голосом ответила девочка — ангина. В школу не хожу. Уже третий день. А вы, правда, милиционер? Как дядя Степа?

— Правда, правда — ответил я — как дядя Степа

Девочка скептически посмотрела на меня

— Что-то вы не похожи на милиционера — заявила она — скорее на моего брата похожи...

Мда-а-а...

— Тебя как зовут?

— Нина — ответила девочка

— Послушай Нина — сказал я — это правда что у тебя мама болеет сейчас?

— Она мне не мама, хотя мы договорились, и я зову ее мама — с тем же серьезным видом ответила Нина — а откуда вы знаете?

— Я же милиционер — солидно заявил я — милиция все знает. А где у тебя папа?

— Папа на работу ушел, только вечером вернется.

Кажется все, поговорили. Тем не менее, я решил задать для очистки совести еще один вопрос...

— Послушай Нина. Ты знаешь, что милиционерам надо говорить только правду?

— Знаю — сказала девочка — я в книжке прочитала...

— Скажи, папе в последнее время ничего не приносили с почты?

Девочка на секунду задумалась

— А вы, правда, милиционер?

— Правда.

— Вообще-то папа ее спрятал и сказал никому не говорить про нее ...

— Ниночка! — В коридор вышла женщина лет шестидесяти, видимо бабушка — ты почему у открытой двери стоишь? Ну-ка отойди от двери немедленно!

С решительным видом бабушка пошла вперед. И тут я решил действовать нахрапом.

— Здравствуйте — максимально официальным тоном сказал я, радуясь, что хоть у меня нет удостоверения, но по привычке я надел черный костюм и взял кожаную папку.

— Здравствуйте... — настороженно сказала женщина, отпихнув внучку подальше от холодного воздуха лестничной клетки

— Следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры союза ССР Соболев Сергей Владимирович. Разрешите войти?

Я не ожидал этого, но женщина, как завороженная кивнула и отступила в сторону, даже не спрашивая у меня удостоверения.

— Где мы можем поговорить?

Захлопнув дверь, женщина пошла на кухню, где уютно шипел чайник и что-то жарилось на газовой плите

— Чайку будете?

— Воздержусь — сказал я, именно так в моем представлении должен был разговаривать следователь (хотя шеф так бы разговаривать не стал) — я должен допросить вас по важному делу.

Женщина села напротив меня за стол, глаза настороженные. Я вытащил из папки бланки протокола допроса, которые у меня всегда были при себе на всякий случай и ручку. Начал заполнять "шапку" протокола...

Звали женщину Терентьевой Валерией Владимировной, она действительно была бабушкой Ниночки. Задав несколько вопросов для отвлечения внимания, я приступил к главному:

— Валерия Владимировна, за последнее время вы или ваш сын или ваша невестка получали посылки из Москвы?

— Нет! — сразу ответила она, хотя даже непрофессионал по голосу мог определить, что женщина лжет

Я глубоко вздохнул, отложил в сторону протокол и задушевно, как в фильмах начал

— Валерия Владимировна... Мы же прекрасно знаем, что бандероль была, пришла она на имя вашей невестки, и вы спрятали ее в этом доме. Мы вас ни в чем не подозреваем, ни вас, ни вашего сына. Вопросы есть только к вашей невестке и к ее бывшему мужу. Но бандероль вам придется выдать — это важно вещественное доказательство по делу государственной важности.

Женщина упорно смотрела в пол, потом вдруг всхлипнула

— Говорила же я своему Мите — не связывайся с этой стервой, прости господи... Говорила, говорила... Не связывайся! Нет. Не послушал мать! Скажите, товарищ следователь, а Митеньке точно ничего не будет?

Есть! Наугад попал! Как и во многих других семьях, проблема чужой женщины, приведенной сыном, тоже существовала.

— Ничего — солидным тоном заявил я — вашего сына мы ни в чем не подозреваем. Но бандероль вам придется выдать.

Тяжело вздыхая и причитая по поводу непутевого сына, женщина тяжело встала, прошла в комнату. Сидя в кухне, я слышал, как она с шумом открывает какие-то ящики, что-то с шумом выбрасывалось на пол.

— Вот, товарищ следователь — появившись на кухне, она шлепнула на табуретку рядом со мной небольшую, запакованную в белый тканевый мешок, даже с невскрытыми сургучными почтовыми печатями бандероль — заберите с глаз долой! Даже видеть не хочу!

— Я составлю протокол изъятия и укажу, что бандероль вы выдали добровольно — солидно сказал я, хотя я на самом деле едва удерживался от того, чтобы не пуститься в пляс на тесной кухоньке.

— Если вы нам понадобитесь, мы вас еще вызовем

Через десять минут, составив какой-то протокол (сам не помню что писал, интересно было бы посмотреть) и заставив Терентьеву В.В. в нем расписаться я вышел из квартиры Терентьевых. Хотелось плясать прямо на улице. Я сделал это! Нашел! Прыгая через две ступеньки и зажав бандероль под мышкой, я направился к выходу. На втором этаже курил какой-то мужик, я проскакал мимо него на улицу, толкнул тяжелую дверь, выскочил — и почти сбил с ног двух людей, стоящих у подъезда.

— Извините... — я попытался протиснуться, и вдруг один из них заступил мне дорогу

— Ничего страшного, братан ... — по блатному усмехнулся один из них — вещички свои отдай и топай по-хорошему...

— Что? — я попытался дернуться — и тут сзади хлопнула дверь, кто-то ловко схватил меня сзади

Курильщик на втором этаже...

— Не рыпайся... — прошипел кто-то в ухо, усиливая захват

Как они узнали? Впрочем, уже неважно. Я расслабился, приготовился бросить одного, а дальше как повезет — и вдруг услышал скрип тормозов и бас Валька.

— Э, братва! А ну-ка сдернули отсюда по хорошему!

Один из мужиков отступил в сторону — и я увидел то, что происходило впереди. Метрах в пяти-семи от мужиков стояли бежевые Жигули, боковое стекло было опущено. За рулем сидел Валёк. В руках у него был обрез двустволки, два черных зрачка уставились на нас...

— Ты охренел? — резким голосом сказал один из тех, кто держал меня, скорее всего старший — мы из милиции. Брось дуру!

— О, как мы выражаемся, гражданин начальник — усмехнулся Валек — лучше моего друга отпусти, а не то лежать вам всем рядком. У меня в патроне обрезки гвоздей забиты, на всех хватит! Кишки по веткам болтаться будут!

Через несколько секунд томительного ожидания я почувствовал, что меня уже не держат. Освободившись от захвата, я отскочил в сторону.

— Стволы на землю!

Мужики замялись!

— На землю стволы!!! Стреляю!

Мужики полезли под полы теплых курток

— Осторожно, левой рукой! Дернетесь — порешу на месте!

Один за другим три вороненых ПМ плюхнулись на снег.

— Брателла, собери!

Я не сразу понял, что это относится ко мне. Когда понял — каким-то деревянным шагом подошел, подобрал пистолеты один за другим, рассовал по карманам. Руки у меня были заняты — папкой и бандеролью и со стороны, наверное, это выглядело весьма и весьма комично.

— Ты что творишь, мужик! Это же вышка! — сказал один из разоруженных "ментов"

— Еще посмотрим, какой ты цветной — насмешливо сказал Валек — что-то твоя рожа за цветного не катит... Садись в машину.

Как во сне я подошел к машине, бросил на заднее сидение бандероль и папку, сам сел на переднее рядом с водителем.

— Бегите! — рыкнул Валек, тряханув обрезом, менты побежали, один из них споткнулся на льду и неловко упал. Валек нажал на педаль газа, Жигули рванулись вперед.

Черт! Откуда-то из проходных дворов наперерез нам вырвалась двадцать первая Волга, водитель сидел в машине один и он шел на таран! Валек коротко выругался, схватил обрез и выстрелил с руки. Громыхнуло так, что у меня заложило уши, переднее колесо Волги в момент превратилось в серые лохмотья. Волгу резко повело влево, и вместо тарана она с ходу врезалась в столб.

— Вот вам! — Валек захохотал, бросил обрез

— Ты что, охренел? — заорал я — сейчас такое начнется!

— Прорвемся! — Валек даванул педаль газа...

Я схватился за голову руками. Шеф узнает про стрельбу — порвет!!! Следователь генеральной прокуратуры устроил стрельбу на улице! Про то, что случилось с шефом, я не знал.

Г. Ростов-на-Дону

Почтовое отделение N 12

10 февраля 1971 года

Светло-зеленый Москвич-412 аккуратно припарковался около двенадцатого почтового отделения, находившегося на первом этаже старого, построенного еще в девятнадцатом веке здания. Огляделся по сторонам. Запер машину и, кутаясь от мороза в теплую куртку, пошел к почтовому отделению.

В отделении было тесно, шумно, душно. Народ стоял в очередях — кто-то получал пенсию, кому-то надо было отправить посылку, кому-то ее получить. Мужчина уверенно растолкал плечами стоявшую у ближайшего окошка очередь. Возмущенное: "Куда прешь!" — сразу стихло, когда он наклонился к окну и предъявил красную книжечку удостоверения.

— Девушка, я могу поговорить с заведующей?

Девушка захлопнула окошечко, вызвав в очереди приглушенный ропот, открыла незаметную в стене служебную дверь.

— Проходите...

Уже через десять минут, посмотрев карточки почтовых извещений, мужчина прояснил ситуацию. Искомую бандероль получил и расписался муж Терентьевой. Значит, сегодня повезло Сергею... Мужчина вежливо поблагодарил заведующую за помощь, оказанную советским правоохранительным органам, отказался выпить чашку чая с тружениками советской почты. Вышел на улицу, огляделся по сторонам. В нескольких метрах от него на обочине сиротливо стоял уже запорошенный снегом "Москвич", на котором он приехал, автомобильного движения на улице почти не было, редкие прохожие кутались в теплые шубы. Запахнув полы куртки, мужчина пошел к своему "Москвичу", вышел на проезжую часть, протянул руку к ручке водительской двери — и тут услышал шорох шин за спиной. Ничего предпринять он не успел...

Г. Ростов-на-Дону

Здание УКГБ по г. Ростову и Ростовской области

10 февраля 1971 года

Полковник Кондратьев без приглашения вошел, скорее даже не вошел, а ворвался в кабинет Стрельникова, громко хлопнул дверью. Сидевший за столом генерал Стрельников от хлопка двери вздрогнул, как от близкого выстрела.

— Худо...

— Что худо, простите? — генерал Стрельников непонимающе смотрел на странного и, надо признаться страшноватого московского гостя

— Все худо! Вам еще не доложили?

— Нет...

— Плохо знаете оперативную обстановку на вверенной территории, генерал! — тусклым, невыразительным голосом проговорил Кондратьев — основной фигурант разработки по розыскному делу "Осиновая роща" только что сорвался с крючка! Причем со стрельбой!

— Со стрельбой?! — генерала Стрельникова бросило в жар, каждый случай стрельбы был в то время чрезвычайным происшествием, о котором нужно было немедленно докладывать в Москву, следом же могли последовать оргвыводы. Раз допускает стрельбу — значит действительно, плохо контролирует территорию, завалил участок работы. Значит, поганой метлой из органов, к такой-то матери! Поставят каким — нибудь начальником юридического отдела на заштатный заводишко, и это в лучшем случае. А в худшем и с погонами можно попрощаться.

— Пострадавшие есть? — на генерала было страшно смотреть, он вытащил из кармана мятый платок и судорожно протирал им мгновенно вспотевший лоб

— Один из наших — недовольно ответил Кондратьев — фигуранта кто-то прикрывал, пока не можем понять кто. Выстрелил из обреза в колесо спецмашины, та юзом — и в столб. Ну, водитель поломался немного.

— Это еще не страшно... — облегченно вздохнул Стрельников, и как оказалось напрасно.

— Это еще не все! — жестко проговорил Кондратьев и Стрельников снова сжался — фигурант, угрожая оружием, ухитрился обезоружить группу задержания! Теперь у него три пистолета с обоймами!

Генерал Стрельников откинулся на стуле, пытаясь унять бешено бухающее сердце. Вот теперь точно — прощай погоны. Преступник обезоружил группу задержания, забрал три пистолета — это ЧП союзного масштаба и без оргвыводов точно не обойдется.

Полковник Кондратьев внимательно смотрел на находившегося почти в прединфарктном состоянии толстого генерала Стрельникова, убеждаясь, что как он и предполагал, кадры на местах никуда не годятся. Если бы генерал Стрельников немного подумал, порылся бы в памяти, то вспомнил бы, что про задержание фигуранта речи не было, пока речь шла только про наблюдение за фигурантом, причем силами москвичей. В задачу местных "детей и внуков Дзержинского" входила только помощь московской группе транспортом, связью и всем необходимым, а также срочная отработка контактов фигурантов по оперативным учетам. Всю работу по наружному наблюдения проводила московская группа — следовательно, и обезоружить фигурант мог только московских чекистов, а никак не местных. Значит и проблемы с оргвыводами в этом случае могли быть у московского гостя. Но генерал Стрельников, вместо того, чтобы подумать впал в панику.