Солнце за нас!

— Да, я это знаю. Но террор...

— Это понять можно. Ведь что раньше происходило? Эмигрантские организации верили, что кого-то из них признают "правительством в изгнании". Конечно, никто их таковыми признавать не собирался, но ведь надежда умирает последней. Теперь они вообще никто. Понятно, что засуетились. В общем, вы более-менее знакомы с этой средой. Попытайтесь об этом что-нибудь узнать. Разумеется, речь не идет о том, чтобы внедриться в среду террористов. Этим будут заниматься иные товарищи. Но вам нужно разобраться — какими идеями туда завлекают.

— Первый круг.

— Что вы сказали? Ну, да, точно.

Максим пребывал в большом раздумье. Он-то вырос в очень циничном обществе, где на предложение что-то сделать возникает встречный вопрос: "сколько?" А жизнь-то одна, и на том свете, если он даже и есть, деньги не нужны. Но с другой стороны, и в его мире были ведь шахидки и прочие, которые были готовы идти на смерть. Но у эмигрантов не было в резерве не то что Ислама, так и даже марксизма. А вера в победу — это сильно. Во время своего пребывания в Москве Максим пообщался с разными людьми. И ему стало понятно, кто такие на самом деле были зеленые, синие и черные береты. Этим бойцам было по хрену — убьют их или нет. Они знали простую вещь: какими бы ни были временные трудности, ВСЁ РАВНО победа будет за ними. С такими людьми воевать невозможно. И ведь именно ТАКИЕ в его истории не сдавались в плен, а уходили в партизаны. Такие люди сражались до последнего патрона в Брестской крепости. Такие подняли КРАСНОЕ знамя над Рейхстагом. Коньков, похоже, знает, что делает, выращивая свою Молодую гвардию.

— Блин, вот что мы про...ли! — подумал Максим, который в армию не пошел по принципу: "а на хрена?"

Но это были мысли около. А вот чем могут подвигнуть на терроризм контрреволюционеры?

Максим уже убедился, что человек, конечно, если у него есть мозги в голове, знает куда больше, чем он сам думает. Ну, вот например, Максим совершенно не знал об истории белой эмиграции в своём мире. Но фильм "Бег" он видел по телевизору. Так что сообразил — тогда множество солдат и офицеров было вывезено из Крыма. Ну, а дальше понятно. Уж что такое безработный фронтовик Максим отлично знал. В Париже зайди в любое дешевое кафе — на пару таких наткнешься. Понятно, что среди данных персонажей найти желающих побороться с большевиками — нефиг делать. Но в этом мире белые до Крыма вообще не добрались. Да и вообще — среди русских большевиков имелось такое количество генералов, офицеров и просто дворян, что становилось непонятно — а кто, собственно, делал революцию? Кстати, белые эмигранты, если судить по их прессе, тоже не очень понимали. Между прочим, Светлана Баскакова, по ехидству характера явно не уступающая своему дружку, напечатала в "Красном журналисте" переписку Ивана Грозного с князем Курбским. Разумеется, с соответствующими комментариями. Из них получалось, что Курбский "выбрал свободу" — сбежал от тирании, чтобы стать в Речи Посполитой авторитетным бандитом*.

(* Именно так и было. Шляхетская свобода в Речи Посполитой заключалась в том, что любой ясновельможный пан мог творить на своих землях всё, что левая нога пожелает. А при желании мог идти и грабить соседнего ясновельможного пана. Чем Курбский и занимался, благо воевать он умел очень хорошо.)

Но это всё лирика. За фактами Максим отправился к своему коллеге, Петру Саврасову, который как раз специализировался на эмигрантах.

— Ну, что вам, сказать, Максим? Среди эмигрантов есть много разных течений. К примеру, вы знаете о так называемом Русском корпусе? Дело вот в чем. Российское правительство от большого ума прислало во Францию некоторое количество боевых частей. Причем, единого командования у них не имелось, их просто отдали французам. Господа офицеры вели себя просто отвратительно. После прибытия, бросив ненакормленных солдат, побежали гулять. Французы, впрочем, были не лучше. Использовали русских как пушечное мясо*. А после Февраля солдатики заволновались, потребовали отправки домой. Успокаивали их пулеметами. После мирного договора с Германией солдатам предложили выбор: или на фронт в составе французских частей, или на каторгу. С офицерами вышло по-разному. Но вот многие из низ болтаются сейчас по Парижу без дела. А... Имеется так называемый "Русский клуб". Туда попасть у наших как-то не получалось.

(* Специально для "знатоков истории", любителей покричать "всё было не так". Историю французского корпуса рассказывает не автор, а герой произведения. Коммунист. У него могут быть разные взгляды.)

Как оказалось, на ловца и зверь бежит. Впрочем, Коньков во время той самой памятной совместной пьянки сформулировал эту идею иначе.

— Наполеон не зря всегда писал слово "Фортуна" с большой буквы. Ему долгое время чудовищно везло. Но базар не о Наполеоне. Эта богиня не любит тех, кто ничего не делает. Лежа на диване ничего не добьешься. А вот если ты упорно делаешь своё дело — то, может, Фортуна и обратит на тебя внимание. Может, и нет. Но шанс имеется. Большевикам, например, уж так повезло, что дальше некуда. У нас не имелось никаких шансов победить — но мы победили. И я тут совсем ни при чем. В той истории большевики тоже победили.

Как оказалось, Коньков был прав. Две недели Максим ломал голову, как подойти к этому самому "Русскому клубу". Не самому же переться. Он был уже слишком известен, как "красный". Но тут вдруг внезапно к нему обратилась его подружка Ира.

— Слушай, тут со мной связался один человек, он хочет с тобой встретиться.

— Кто такой?

— Из эмигрантов, купеческий сын. Зовут его Алексей Никифоров. Только он хочет, чтобы это было без излишней огласки...

Вот что хорошо в Париже — так это то, в городе полно разных заведений, где можно выпить чашечку кофе, бокал вина и спокойно посидеть. Собственно, парижане очень не любили приглашать знакомых к себе в гости. Все встречи назначались в многочисленных кафе. Вот и Максим назначил встречу с человеком в одном из кафе.

Его собеседник вполне подходил под определение "добрый молодец". Здоровенный плечистый и светло-русый, с голубыми глазами. К тому же, одетый в не самый дешевый костюм. Когда он появился в кафе, то пара отиравшихся там девчонок тут же стали не то что стрелять глазками, а начали конкретный артобстрел. Если бы парень хотел, он тут же мог их потащить для употребления. Наверное, даже за бесплатно.

Но у человека были другие интересы. Он подсел за столик Максима.

— Вы Макс Кондратьев?

— А вы Алексей Никифоров? Мне о вас говорила Ирина.

Рукопожатие у парня было сильным. Очень сильным.

— Именно так. А про вас-то я много знаю. Вы популярная личность. Правда, в отрицательном ключе. Куда ни зайди, всюду слышишь — "вот этот подонок Холмогоров". Все изощряются в идеях, за сколько вас купили. Суммы указываются огромные. Честно говоря, я подозреваю, что многие вам просто завидуют. Хотя они даже сами себе в этом не признаются.

Гарсон принес бутылку вина и слился.

— А вот вы мне завидуете? — Начал разговор Максим, разлив вино по бокалам.

— Да, честно говоря, я тоже вам в какой-то степени завидую. Ведь что получается? Эмигранты живут в каком-то замкнутом мире. Французы нас не любят, а те, кто левые вообще смотрят на нас с брезгливостью. Россия? Я подозреваю, что мы им просто не нужны.

— Правильно подозреваете. Они вас просто не считают русскими.

— Даже так... Так получается какой выход? Становиться французом? Но я не француз, я всё-таки русский. Вы снова, после всех потрясений, строите великую Россию. А лидеры эмигрантов готовы отдать всё, только им помогли вернуться и стать самыми главными.

— И что вы хотите?

— Я хочу с вами работать. Мне не очень интересны деньги. Мой папа кое-что из России вытащил, мне хватит. Но ведь... Жить надо так, чтобы было за что умереть.

Ни фига себе! Максим никак не мог привыкнуть, что тут люди мыслили совершенно не так, как в его мире. Там, у него, просто вот жить и радоваться жизни считалось нормальным. А тут таких презирали. Все. Левые и правые.

Но вот наступил ключевой момент, который назывался "вербовка". Максим такими делами не занимался, но ведь надо когда-то начинать?

— Я могу предложить вам дело, за которое многие не возьмутся.

— И какое?

— Вы знаете заведение под названием "Русский клуб"? Вот хорошо бы туда попасть. При этом никак не показывая своих, скажем так, нестандартных для этой среды взглядов.

— То есть, вы предлагаете мне стать шпионом?

— Да, предлагаю. А что? Честные войны бывают только в романах для юношества. Уж вы мне поверьте, у меня друг служил в штурмовиках. Как он воевал, я представляю. Про Аррас слыхали? Вот он там и воевал. А что такое партизанская война по-большевистки — я никому не советую увидеть. Знаете, что сказал товарищ Коньков? "Нам нужна победа. Одна на всех. Мы за ценой не постоим". Вот в старой России офицеры не подавали руки жандармам — и чем всё это закончилось? Эти офицеры водят в Париже такси. А так называемые союзники подло нас предавали. И господа эмигрантские лидеры ищут: кому бы повыгоднее подставить задницу. Так что, как сказал один поэт "Что тебе нужно — выбирай!"

Алексей задумался. Максим по себя решил, что про задницу он, пожалуй, загнул. В это время блатные понятия ещё не вошли в повсеместный обиход. Это в его время после брошенного тебе слова "пидор" требовалось драться насмерть. Но тут-то было по иному. Но спустя некоторое время Алексей поднял глаза на Максима.

— Наверное, вы правы. В нашем веке нет места сантиментам. Так что от меня нужно?

— Проникнуть в тот самый "Русский клуб" и поглядеть, что там творится. Кстати, ваш отец — богатый человек?

— Не бедный, это уж точно. Но бОльшую часть состояния он потерял в России. Отец вашей подруги Ирины был умнее, он сумел капитал вытащить. Но мой отец всё верил, что в России дела наладятся. У него до сих пор в сейфе лежат нефтяные акции Нобеля.

— Так это и отлично. Итак, вы из семьи коммерсантов, потерявших в результате Революции значительную часть состояния. Большевиков вам любить не за что. Вот с такой легендой и направляйтесь.

А начиналось всё с литературы...

Алексей Никифоров проявился через две недели. За это время он успел нарыть не много, а осень много. Ему повезло. Хотя, как знал Максим ещё из той жизни, везёт тому, кто что-то всерьез делает.

Так вот, на новой встрече Алексей поведал свои приключения. Дело было так.

Всё началось в том самом "Русском обществе", куда Никифоров отправился, чтобы осмотреться. В тот день выступал какой-то эмигрантский, чей талант не внушал оптимизма. В общем, зале остались немногие, а тусовка клубилась по своим законам. Алексей, прогуливаясь от одной компании к другой, пришвартовался к группе, в которой разговор шел именно о поэзии. Там говорили уже о творцах предреволюционной эпохи. И всё бы ничего, но тут влезла одна девушка. Её имя Алексей не знал, но, как многих, видел. Тем более, что эта-то обращала на себя внимание. Она изображала из себя эдакое ну совсем высокодуховное создание, которого интересует только искусство, а всякая людская пошлость её не касается. Вот она завела разговор о том, кто был лучше — Блок или Гумилев. То ли она и в самом деле ничего не понимала, то ли была любительницей исподволь разжечь страсти.

Дело-то в том, что эти имена в эмигрантской среде вызывали сильные эмоции. Кумир эстетствующих барышень Александр Блок после революции написал поэму "Двенадцать". А следом за ней и "Скифов", которых эмигранты воспринимали как большевистский манифест. А Гумилев... Ладно бы, что он после революции вернулся в Россию и трудился на новую власть. Так он ещё и воспитывал коммунистических поэтов! Имя его ученика, "красного Киплинга", Николая Тихонова, вызывало у многих зубовный скрежет. Так что шум поднялся изрядный.

Алексей уже собрался отойти от этой группы, но ту подошел стройный плечистый парень с очень породистыми чертами лица. Он вдруг обратился к Алексею.

— А вот вы что про это думаете? Про Тихонова.

— Я думаю, что большевикам повезло. Тихонов воспевает мужество. А наши... Сплошной скулеж.

— Я с вами соглашусь. Если бы он свою "Балладу о гвоздях" написал до революции, его бы флотские офицеры при каждой встрече поили бы коньяком. Это ведь суть флота и армии: приказали умереть — люди идут и умирают. Жаль, что такой человек на той стороне.

— А у нас подобных нет.

— Согласен. Простите, забыл представиться, Игорь Москвин.

— Алексей Никифоров.

Дальше пошла беседа на разные темы, которая переместилась в кафе.

Новый знакомый поинтересовался у Алексея, что тот думает о последней статье Милюкова, вызвавшей большие дискуссии в эмигрантской среде.

— Надоел. Он ждет, что кто-то скинет большевиков, а потом туда позовут его... Хотя что бы там не случилось, вряд ли в России в ближайшем будущем возникнет потребность в парламентских болтунах.

— Вы говорите интересные мысли. Знаете, послезавтра в "Русском клубе" будет лекция "Россия и русские". Я вас приглашаю.

С Юрием Алексей встретился заранее, возле станции метро "Коммерсе". Дальше они вдвоем углубились в окрестные улицы. Найти клуб оказалось непросто. Он располагался в двухэтажном здании, на котором не имелось никакой вывески. Зато возле входа отирались два крупных мужика с армейской выправкой. Которые пускали далеко не всех.

Как потом выяснилось, этот клуб отнюдь не был закрытым. То есть, таким, куда пускают только его членов и их гостей. И это понятно. На закрытом русском клубе можно было бы сразу вешать объявление: "товарищи чекисты, обратите внимание!"

Тут было хитрее. Пускали не всех, руководствуясь какими-то своими критериями. Так, перед Алексеем туда свободно вошел парень, явно тут бывший в первый раз — очень уж он внимательно разглядывал номера домов. А вот некую девицу не пустили, хотя она по-французски кричала что-то о "прессе". Впрочем, сама виновата. Не стоило так богемно одеваться. Эмигранты парижскую богему не любили. Слишком уж среди неё было много красных.

У Никифорова проблем не возникло, поскольку он-то шел с завсегдатаем — Москвин поздоровался с охранниками.

Впрочем, угодив внутрь, Алексей подумал: возможно, девицу не пустили совсем не из-за её богемного вида. Потому что представительницы прекрасного пола тут отсутствовали. Вообще.

(Максим, слушая, своего агента усмехнулся про себя. Да, всё-таки тут народ не слишком испорченный. Окажись он в таком заведении, его первой мыслью было бы: это не политический, а педерастический клуб.)

Они слегка опоздали, так что поспешили на лекцию. Алексей обратил внимание, что зал, хоть и небольшой, был забит. Причем, преобладала молодежь.

А с кафедры вещал пожилой мужик с интеллигентской бородой.

Тема Алексея сразу заинтересовала. Он много читал разной литературы. И знал, что большинство эмигрантов, как кот вокруг сметаны, ходили вокруг "общеевропейских ценностей". А лектор подчеркнул: русские — это не европейцы, это особая цивилизация. Но, с этой цивилизацией вышло плохо. Большевики разбудили "азиатчину", и под ними русские таковыми быть уже перестали. А истинные русские только в эмиграции. Да и то не все. Потому как большевики победили потому как многие думали только о себе — и теперь в эмиграции делают то же самое. Лектор не пожалел грязи на все без исключения эмигрантские организации. Пара человек возмущенно покинули зал. Но суть была понятна — только истинно русские люди могут спасти Россию.