Презумпция лжи (Агония 3)

— Давай!

Варяжцев высунулся из-за багажника машины чуть ли не по пояс, а Хашим стартовал к УАЗу словно спринтер. На ходу он раскачивался, прыгал в сторону — выглядело со стороны это уморительно, но именно так можно было сбить прицел снайпера и не дать ему сделать точный выстрел. Ох, не учат этому в милицейской учебке, не учат...

Но стрельбы не было...

Хашим, не высовываясь из-за машины, откинул задний борт, выбросил на брезентовую крышу УАЗа антенну (кстати, странную — такой рации я раньше не видел) и вскоре что-то затараторил в рацию на одном из диалектов пушту...

Мне вдруг пришла в голову мысль, что Хашима я знаю всего пару часов — сейчас он вполне может разговаривать с теми, кто в нас стрелял — ничего удивительного не будет. Я повернулся к Варяжцеву — и вдруг понял, что он думает то же самое — по взгляду понял. Но он только покачал головой — сделать мы сейчас ничего не могли...

Возможно, снайпер был все еще там — ждал, пока кто-то из нас совершит ошибку. Возможно — нет, он давно ушел. Но проверять это не хотелось никому, Мы просто залегли за машинами и ждали, держа наготове оружие. Только тот, кто побывал под обстрелом снайпера, мог понять, что мы чувствовали в тот момент...

Через полчаса (для Афганистана это — почти мгновенно, здесь можно и полдня ждать) появились вызванные Хашимом местные царандоевцы — на двух грузовиках, чихающих, плюющихся дымом, ревущих прогоревшими глушителями на всю округу. Если бы даже сейчас начался бой — все равно было бы ничего не слышно. С удивлением я понял, что это были Зил-157, видимо переданные бесплатно с армейской консервации, которых в Союзе не выпускали уже лет пятнадцать. Здесь же они все еще бегали...

Первым делом перевязали Константина Ивановича — пуля прочертила неглобокую, но сильно кровоточащую борозду по боку, еще бы немного и последствия были бы куда серьезнее. А так — все обошлось...

— Проверим? — Варяжцев показал рукой в ту сторону, откуда велся огонь

— Стоит ли. Может, ну его...

— Полковник Хашим! — не обращая внимание на мои слова позвало Павел Степанович

Полковник, до этого гневно и эмоционально распекавший собственных подчиненных (хотя они то как раз не были ни в чем виноваты) повернулся к нам

— Поищем?

Тот понял сразу, гортанно крикнул — и царандоевцы выстроились в цепь. Из было человек двадцать — в новенькой форме, с автоматами Калашникова — одиночный снайпер, если он не хашишин, там, на склоне не останется — смотается. Если уже не смотался...

(прим автора — то есть самоубийца за дело веры. В принципе понятие "хашишин" больше подходит к тому, что подрывается на автобусной остановке, чем шахид. Слово "хашишин" произошло от "хашиш" или гашиш — именно его употребляли смертники. Еще их называли "люди старца горы" и они были беспощадными и фанатичными убийцами, прошедшими специальную подготовку. От этого же слова пошло западное assassin).

Шли медленно — смотрели не столько вперед, сколько под ноги. Растяжки из гранат тут делать уже научились, а снайпер вполне мог установить парочку перед своей позицией. Я шел по левую сторону цепи, Варяжцев — по правую, Хашим — в центре, подгоняя подчиненных недовольными окриками. Двадцать стволов обшаривали каменистый склон, где, казалось и мышь не спрячется, готовые изрыгнуть свинцовую струю в любую секунду...

Нашли не сразу. Несмотря на то, что искало больше двадцати человек, гильзы нашел я и нашел намного ближе, чем я предполагал — примерно в четырехстах метрах на голом (!!!) склоне. Как сюда пробрался снайпер, как он смог замаскироваться и главное — как смог уйти — было загадкой. Но факт оставался фактом — россыпь темно-зеленых, плохо заметных на фоне коричневого каменистого склона, гильз лежала у меня перед ногами...

— Павел Степанович! Есть!

Варяжцев почти мгновенно оказался рядом, поднял одну из гильз, понюхал, начал осматривать. Я уже хотел было сказать, что пальцами трогать нельзя пока не сняты отпечатки и фотограф не сфотографировал находку, но вспомнил — здесь не Москва. Здесь Афганистан...

— Интересно...

— Что?

— Патрончики то не наши... Видишь?

Я посмотрел на донце гильзы, на странные знаки на нем — не только не советские обозначения, но и вообще на письменность не похоже, какие то условные значки.

— А чьи?

— А черт его знает. Я такого обозначения вообще не видел. Похоже на ГДРовские, но только похоже, у них маркировка другая. А это — ни буквы, ни цифры, вообще хреновина какая то непонятная... Полковник Хашим!

Полковник, до этого бывший на другой стороне цепи подбежал к нам. Как афганцы умудряют бегать по горному склону когда я, например, смотрел куда ногу ставлю чтобы не упасть — для меня оставалось загадкой...

— Видели когда-нибудь такое?

Вполне могло быть, что это афганская или пакистанская маркировка, которую мы могли и не знать. Но полковник, осмотрев гильзу, тоже покачал головой.

— Никогда такой патрон не видел, товарищ Сергей. Соберу, пусть еще посмотрят. Надо все собрать...

Полковник наклонился и начал собирать оставшиеся гильзы, Варяжцев сунул свою в карман и мы начали осторожно спускаться вниз, к машинам...

— Что думаете?

— У тебя ведь разряд по стрельбе? — вопросом на вопрос ответил Варяжцев

— Да

— Вот и скажи, к примеру — смог бы ты повторить действия этого стрелка?

— Из автомата... Нет, не смог бы.

— Вот и я о том же. Ты заметил — он не стремился подстрелить кого-то из нас. Я уверен, если бы захотел — подстрелил бы. А тут — он выстрелил — причем одиночными, быстрой серией, и положил четко между нами, по достархану, один в один.

— И кто это мог быть?

— А черт его знает. Ты кому-нибудь из афганцев говорил о том, куда именно собираешься поехать?

— Да нет...

— А советским?

— Вроде нет.

— Вроде или нет? Вспоминай.

— Нет...

— Точнее вспоминай. Просто так "вроде" не говорят. Вспомнишь — скажи...

— Нам надо будет найти место для встреч. Такое, чтобы нас не особо видели.

— Точно... — Варяжцев задумался — давай, так сделаем. Ровно в двенадцать часов ты выходишь в туалет в том здании, где ты сидишь — я там и буду. Не на улице...

— Вам не пройти в здание, там пропускной режим. Это режимный объект, он серьезно охраняется — то ли от угрозы нападения сил контрреволюции, то ли еще от чего...

— Я пройду. Главное — ты не засветись...

Афганистан, Кабул

Вечер 28 сентября 1978 года

Отдохнули...

Отдых на афганской природе был быстро свернут, после обстрела было уже не до достархана и прочего. Быстро свернулись, выехали к городу. Одна из машин с царандоевцами пошла за нами — на случай, чтобы на нас не напали во второй раз, а получилось что этот рычащий и пыхтящий, еле едущий драндулет только задерживал нас. В конечном итоге до Кабула мы добирались вдвое дольше, чем ехали из Кабула...

Выгрузив из машины недоеденные явства — собрали, чтобы вечером не готовить, я поднялся к себе на этаж, открыл дверь, прошел на кухню — и выпустил все из рук. Весь пол в кухне был залит водой. Текло сверху...

Да что же за день то сегодня такой, а... Мало того, что холодильник сдох — так теперь и сверху залили. Что за б...ство то такое...

Вспомнил, кто живет сверху, скривился — Мащенко. Подполковник Мащенко, замполит, который из Главпура, неприятный такой товарищ, высокомерный, наглый, скрывающий тупой требовательностью свою полную некомпетентность. Работал он в Главпуре (прим автора — главное политическое управление) и творил такое... Я уже немного был в курсе, чем живет колония, и знал, что именно Мащенко выдвигает самые бредовые идеи. Например, как-то раз он предложил резидентуре КГБ собрать всех "сознательных афганцев" (читай осведомителей) и провести с ними... чтение и обсуждение книги Брежнева "Малая Земля". Нормально? Вот такое вот, от нечего делать приходило в голову замполитам...

(прим автора — это не моя выдумка. Этот факт имел место в действительности, равно как и многие другие. Предлагали провести в разведке соцсоревнование, сфотографироваться на доску почета, висящую в посольстве, причем в форме, организовывали парткомы в резидентурах. Просто удивительно, как сотрудники нашей разведки в такой обстановке давали такие результаты).

Поднялся на этаж выше, постучал в дверь. Никто не открыл...

Это что, всю ночь, что ли литься будет?

Пошел вниз, к Горденко, надеясь, что хоть он окажется дома. Если нет, то дверь придется ломать, а зная Мащенко я представлял, какой за этим последует скандал. Горденко оказался дома, открыл почти сразу, после второго звонка. Одет он был не в форму, а в домашнее и в синий рабочий халат — что-то мастерил...

— Владимир Потапович. Мне опять надо дверь вскрыть...

— Опять что ли? — сделал страшное лицо Горденко

— Да нет... Мащенко, надо мной который живет — от него вода бежит ко мне на кухню, а его нет. Надо перекрыть, а то или дверь ломать или весь стояк придется перекрывать. Дальше вниз потечет скандал будет...

— Мащенко вроде уехал... — кивнул Горденко — я сейчас. Жди...

Поднялись на этаж, я для очистки совести еще раз со всей силы попинал в дверь ногой — от шума поднялся бы и мертвый, если бы был в квартире. Дверь же открылась напротив — тоже ГПУшник, по фамилии Груздь. Смешная такая фамилия — а вот характер... там где он работал смешно не было.

— Что стучите? — голос был скрипучим, неприятным

— Мащенко соседей снизу заливает... — за меня ответил Горденко... — вы не знаете, товарищ подполковник, он дома?

— Не знаю... — захлопнулась дверь. О том, чтобы нам как то помочь, Груздь и не подумал. Да что, там, эти замполиты — все такие, что ли...

— Ладно. На дверь навались и держи...

Через несколько секунд щелкнул замок...

— Свет включи...

Щелкнул выключатель — и глазам нашим предстал такой ... простите срач, что ни в сказке сказать, как говорится. Мебель как со свалки, брошенная прямо в угол старая форма, обувь. Пол, кажется не мыли уже год, если не больше...

— Интересно живет наше главное политическое управление... — ехидно прокомментировал Горденко — тут если начать убираться, то и за неделю не управишься...

Я прошел на кухню — весь пол был залит водой — прорвало трубку. Дома, кстати, новые совсем — строят так, что голову бы за такую стройку оторвать...

— Владимир Потапович! Воду в туалете перекройте...

Через пару секунд водная струя резко ослабела и спала на нет...

— Ну, что... Убирать будем или закроем и пойдем от греха...

— Уберем. А то все это будет всю ночь ко мне протекать, на кухне у меня и так уже свинарник. Надо убрать...

Десять минут потратили на уборку — в качестве тряпки использовали старые форменные брюки, лежавшие в углу — по моему мнению больше чем на половую тряпку они ни на что не годились. Дело совсем нехитрое — собираешь воду на полу, потом отжимаешь в ванную или в унитаз. По идее я должен был в этот момент сидеть за городом, шашлык кушать — а вместо этого драил чужую кухню. И вправду, день сегодня... хреновый.

Когда всю воду более — менее собрали, тряпку я бросил посреди кухни, и мы вышли на площадку. Сыто лязгнул замок...

— Ну, что? Тебе помочь на твоей кухне?

— Спасибо, я позову. Я сейчас уберусь — и надо будет посмотреть что с холодильником, он еще ночью накрылся...

— Ну, если что — я весь вечер дома, знаешь, где меня найти...

— Спасибо, Владимир Потапович...

— Да, не за что...

Матерясь про себя последними словами, спустился вниз, к себе — меня ждала еще одна кухня, которую следовало отдраить. Найдя подходящую тряпку, я начал собирать воду. Бросаешь тряпку на пол, собираешь ей воду — и идешь отжимать. И так — раз а разом, раз за разом... Как наказание какое-то...

Большую воду — она стояла лужей прямо посреди кухни, собрал быстро, в три приема. Этим, можно было и ограничиться — но кухня все-таки моя. А посему, я встал на колени и полез тряпкой в угол, между стеной и холодильником. Тряпка набрала воду, я потащил ее назад и тут... понял, что она за что-то зацепилась. Я поднял тряпку, сунулся в угол — и увидел.

В углу, закрепленный за заднюю стенку холодильника, висел небольшой проводок.

Что за...

Я встал на колени, просунул руку, подергал проводок. Я мало что понимал в холодильниках, конечно — но по моему разумению этот проводок там был лишний...

Кряхтя, отодвинул холодильник от стены, начал осматривать его заднюю стенку, пытаясь понять, что это за проводок. Проводок был длиной сантиметров десять, вел он к небольшой, примерно пять на пять сантиметров коробочке, которая была закреплена на задней стенке холодильника у самого края, подальше от компрессора, периодически просыпающегося и заглушающего все своим надрывным шумом. Даже не будучи профессиональным разведчиком, я понял, что это такое — подслушивающее устройство. Сколько оно тут стояло — неизвестно но, похоже, не первый день. И тот, кто слушал разговоры на кухне, явно был в курсе относительно того, куда и зачем мы сегодня едем — на кухне неоднократно об этом упоминалось. Жучок я решил не трогать — просто поставил холодильник на место, на всякий случай подпер стулом входную дверь и пошел спать...

Афганистан, Кабул

29 сентября 1978 года

— Значит, говоришь — подслушивающее устройство... Опиши мне его.

— Квадратик такой черный, пять сантиметров на пять, примерно. Из него — проводок сантиметров десять. Прицеплено внизу и подальше от компрессора. Я зацепился тряпкой, когда пол протирал.

Варяжцев задумался...

— За холодильником, говоришь. Ты где этот холодильник взял?

— Выдали, как и всем другим. Вместе с квартирой.

— А квартиру не в первый день выдали, так?

— Почти в первый...

— Хорошо. Сделаем вот что. Сегодня уйдешь с работы на час пораньше, поедешь на базар. Машину оставишь подальше от базара, прогуляешься пешком до лавок — но пойдешь не к Мехмету, а к кому-нибудь другому. Перед этим покрутись на базаре, повыбирай. И купи что-нибудь. Потом покатайся часок по улицам и возвращайся домой. Там и увидимся...

— Хорошо.

— И еще. Глазко — который приехал из Москвы и с которым у тебя, как я понял, нормальные отношения — проводит опросы людей, хорошо знавших Михеева. Аккуратно выясни — что он узнал на этих опросах. Информация может быть очень важной.

— А может в официальном порядке...

— Не стоит... — устало сказал Варяжцев — потом поймешь почему...

На базаре было многолюдно, несмотря на рабочий день и рабочее время — афганцы вообще к дисциплине относились "постольку поскольку" и приучить их к работе "по часам" было сложно. Машину я оставил аж за три улицы, и пошел к рынку пешком, проталкиваясь через все более густеющую толпу. Истошные крики зазывал, еще боле громкий рев ослов — автомобиль в Афганистане прижился только в государственных структурах и в междугородних перевозках. Хазарейцы (прим автора — малый народ, родственный китайцам), тащащие на допотопных одноосных телегах такое количество товара, которое, как казалось — и не всякий автомобиль увезет. Шумящий, бурлящий, торгующийся восточный базар — и тут же рядом степенно сидящие на корточках около какого-нибудь дукана седобородые аксакалы, ведущие неспешные разговоры. Пару раз я нервно обернулся — будто проверяя, есть за мной слежка или нет — но ничего серьезного не увидел...