Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— А ты что же, считал за ним среди битвы?! Ну и нашёл же себе дело, в то время когда остальные дерутся!
Бледное лицо рассказчика, после этих слов пошло алыми пятнами. Рука метнулась к поясу. Лютобор с содроганием сердца ожидал увидеть, как воин выхватит меч и только сейчас заметил, что меча нет. Артемий, единственный среди всех присутствовавших, был безоружен. Красный как рак стоял он посреди шатра, бессильно цепляясь за пояс рукой. Юрий Всеволодович, укоризненно посмотрел на младшего брата и велел поднести рассказчику ещё одну чашу. Артемий выпил и поведал о том, что в бою находился за спиной воеводы.
— Он мне честь оказал. Приказал беречь своего стяговника. Вот я и берег. Какое-то время дела мне не было. Поганых мне попросту не доставалось. Но после и я рубился как все.
По его словам, русичи убили врагов гораздо больше, чем их было самих. Конников Пургаса посекли почти всех. Многим казалось — победа близка. Но тут к их врагам пришло подкрепление. Огромная толпа пеших эрзян прибежала из тверди и обступила дружину со всех сторон. Суздальцы отбивались отчаянно, но совладать с многолюдством врагов не могли. Один за другим они погибали.
— Я не сберег нашего стягового. Поганые стащили его из седла. После уже я увидел, то что от него осталось... А пособить мне ему, было никак. Сам бился с тремя и двоих зарубил. — Рассказчик замолчал, посмотрев на свои руки. Все, и князья, и бояре, и воины терпеливо ждали продолжения. В воцарившейся тишине, Артемий рассказал о том, как бой прекратился.
Эрзяне расступились, оставив вокруг остатков дружины заваленное телами пространство. На него, в окружении четырех воинов, на белом жеребце, выехал уже не молодой человек в раззолоченной броне булгарской работы. Мечеслав взглянул на него и, не выпуская из руки меч, спросил, кого это еще принесло. Тогда пожилой назвался Пургасом. Он без обиняков предложил русичам сложить оружие, в противном случае суля скорую смерть.
Мечеслав ответил не сразу. Прежде окинул взглядом всех своих воинов. Тех оставалось ровно двенадцать. Многие были ранены, все очень утомлены и с трудом держались в седле. Шестеро и вовсе были пеши, в сече потеряв коней. Цел и не вредим, был только он сам.
Артемий оглянулся, в первый раз окинув взглядом собравшихся.
— Поганых же вокруг, видимо-невидимо! Бросились бы разом — в миг бы растерзали. — Он чему-то мрачно усмехнулся и устремил взгляд на своего князя, будто рассказывал только ему.
Пургас заявил, что крови уже пролилось не мало, и больше её лить, он сегодня не хочет. Мечеслав видно готов был сражаться. Но его воины. За то время пока он раздумывал, один из них, ослабев от ран, покачнулся и сел в кровавую кашу из снега и грязи. Остальные выглядели не на много лучше.
— Тогда воевода посмотрел на Пургаса, и не глядя на нас, велел сложить оружие. — В этом месте голос Артемия дрогнул, и он хрипло закончил. — Так мы сдались.
Мечеслав первым убрал меч в ножны и сошел из седла на землю. Главный инязор эрзян, явно оказывая почести родовитому пленнику, так же спешился и лично принял из рук воеводы пояс с оружием.
Отрок слушал и не понимал поступков отца. Боец которому нет равных, сразил десяток врагов, не получил от них ни царапины и сдался тогда, когда мог еще драться. Вот Лютобор бы так не сделал. Он напал бы на Пургаса, свалил бы его, потом его дружинников, потом всех на своём пути и ускакал на верном Буяне, или пал в бою, но в полон, не попал бы. Он так задумался, что пропустил часть рассказа. Когда спохватился, Артемий уже говорил о том, как русичей разоруженных и лишённых броней, по приказу Пургаса отвели в твердь. Их оставалось двадцать пять человек. К двенадцати сдавшимся, добавились те воины, которых врагу удалось скрутить и взять живыми во время боя. Шестеро из них были тяжко ранены. Всех вместе поместили в просторном срубе. Здесь были лежаки из соломы у стен, остывший каменный очаг и узкие волоковые оконца под крышей.
Мечеслав осмотревшись, сказал, что такие избы эрзяне ставят в своих твердях для окрестных сбегов, что бы тем легче было пережидать очередной набег. А Артемий подумал, что такой сруб предназначался для проживания одной большой семьи. Двум с половиной десятков людей в ней было тесно, да и лежаков на всех не хватало. Мечеслав велел уложить на них тяжко раненых, а всем остальным бросить жребий и отдыхать в свою очередь. Так и сделали.
— И что, из-за жребия не было споров? — Выгнул дугой черную бровь Ярослав Всеволодович. — Ведь там молодняк! Парни горячие...
Артемий не глянув на него, тяжело вздохнул и пояснил, что пленные были так утомлены, что очень скоро, даже те, кому не досталось постели, спали, приткнувшись к бревенчатым стенам. Бодрствовали только он и Мечеслав. Воевода постучал в дверь и крикнул, что бы им принесли дров и огня для очага. В помещении было довольно холодно и он боялся, что это плохо для раненых. Ему не ответили, хотя стражи стояли прямо за дверью. Артемий незадолго до этого слышал, как они обсуждали только что минувшую сечу, скорбели о павших и восхищались добычей. Столько хорошего оружия, коней и броней, никогда раньше они не захватывали.
Вечером принесли большой котел горячей просяной болтушки и воду. Потом в избу вошёл старый эрзянин в сопровождении воинов. Ни слова не говоря, он направился прямиком к тяжело раненым. Пленные удивились и забеспокоились. Но тут старший над эрзянскими воинами сказал, что этот человек волхв и великий знахарь. Услышав это, многие дружинники принялись роптать. Они говорили о том, как опасно доверять кудеснику, от которого добрым людям следует ожидать любых дьявольских козней. Мечеслав их успокоил. Он сказал, что эрзяне держат их ради выкупа. Поэтому и пекутся о пленных. А раз так, то вредить и пакостить им выгоды нет. Большая часть суздальцев с ним согласилась. Но тут кто-то спросил, не будет ли его душа осквернена гнусной волшбой. Ведь обращаться к колдовству для христианина страшный грех. Многие снова засомневались. Старик эрзянин утомившись ожиданием, стал поглядывать на выход. Тогда Мечеслав встал перед своими людьми и пообещал, что он, как воевода, возьмёт этот грех на свою душу.
Старый кудесник оказал помощь всем в ней нуждавшимся. Не смотря на это, шестеро раненых до утра не дожили. Их так и оставили у ворот тверди, которую эрзяне спешно покинули еще до полудня следующего дня. Они направились в стан Пургаса, что бы соединиться со всем его войском. Пленных увели с собой.
— Вот так! — Назидательно произнёс Юрий Всеволодович и со значением посмотрел на младших родственников. — Легки на подъём! Как быстро собрались с детишками да бабами!
Ярослав, невозмутимо пожал плечами. Остальные князья смущенно загудели что-то в своё оправдание. Артемий дождался, пока они умолкнут и сообщил, что женщин и детей в тверди он не видел.
— Не было там никого кроме воинов.
Князья и бояре загомонили, принявшись обсуждать эту новость. Всем стало интересно, куда, а главное когда Пургас дел прорву людей. Сын великого князя Всеволод, предположил, что это было сделано заблаговременно. Большинство бояр с ним согласилось. Но тогда получалось, что эрзяне заранее знали о том, что русичи найдут дорогу к тверди Овтая и предпримут на неё набег. Эта мысль, высказанная Всеволодом, повергла всех в недоумение.
— Но как же они прознали об этом? — Воскликнул один из владимирских бояр. — Выходит, что им донесли?!
Такое Лютобору и слышать было странно. "Что бы кто-то из христиан, предал своих поганым?! Мыслимо ли это?". Но судя по установившемуся в шатре тревожному молчанию, остальным эта мысль не казалась нелепой. Всё больше удивляясь, отрок повернулся к дяде. Тот стоял, прикрыв ладонью глаза.
В это время у рассказчика принялись спрашивать, не знает ли он о возможном предательстве? Потом стали предлагать вспомнить, может он, находясь в плену, что-то слышал об этом. Артемий растерянно молчал. Ответов у него не было. Неожиданно его выручил князь Ярослав Всеволодович. Покрыв зычным голосом общую разноголосицу, он сказал, что обо всём этом, они смогут сами узнать у эрзян.
— Возьмём Пургаса, да и спросим! А пока что о суздальских лучше дослушаем!
Многие с ним согласились и потребовали продолжение рассказа. Великий князь не возражал, хотя казался чем-то, немного раздосадован.
Уже поздним вечером пленных пригнали в стан Пургаса. Здесь было много воинов. Вооружением они уступали русичам, но числом, как показалось пленникам, многократно превосходили войска князей. И все они встречали Пургаса, радостными криками славя его победу. И вдруг ликование разом утихло. Мимо встречающих поползли волокуши с телами, и кто-то увидел в них брата, кто-то отца, а кто-то и сына. По толпе загулял стон боли и горя. От группы эрзянских вождей отделился совсем уже ветхий старик. Поддерживаемый под руки двумя юнцами, он подошел к толпе пленных. Какое-то время жег Мечеслава ненавидящим взглядом. Потом обернулся к Пургасу. Как оказалось, это был старый Овтай. Вчера у него погиб старший сын и где то сгинул младший. Сердце старика разрывалось от горя. Утешиться он мог только местью. Он просил отдать Мечеслава ему на расправу.
Черная тоска залила душу Лютобора. Верить не хотелось, что отец погиб вот так.
— Пургас не отдал ему воеводу. — Услышал он слова Артемия. — Он сказал, что вернёт нас владимирскому князю. За обмен, или выкуп.
Русичей поместили в тесном загоне. Стены его были из жердей, крыша кое-как крыта еловыми ветвями. Пленники в нём перемёрзли бы насмерть, но их спасли костры разложенные стражей. Здесь её несли дружинники Пургаса. Они, сменяя друг друга, стояли днём и ночью. В этом была своя необходимость. Вокруг загона собралась немалая толпа. Эрзяне пришли поглазеть на врагов. Сначала стояли угрюмой молчаливой массой. Но вот сперва один человек, потом другой, а скоро уже и все остальные, стали требовать, прямо сейчас покарать русичей. Их гнев, за причинённые войной страдания и лишения, был столь силён, что только присутствие стражи не позволило людям перейти от слов к делу. Рассказывая об этом, Артемий не стал скрывать, что в тот момент ему было страшно. А когда увидел снисходительные ухмылки, скользнувшие по некоторых слушателей, сердито нахмурился.
— Я вижу, не все здесь понимают, каково это оказаться в полной власти врага, когда от тебя ничего не зависит.
"Не следовало отдавать этому врагу оружие". — Разозлился за эти слова на рассказчика Лютобор и был уверен, что все вокруг думают также, хотя вслух никто ничего не сказал.
Кормили скудно. Утром и вечером давали жидкую кашу. Уже на второй день несколько человек заболели и еще один раненый умер. После этого пленнве стали роптать, виня в своих невзгодах Мечеслава. Каждое его слово, каждый жест и скоро само присутствие пробуждали в них всё большее недовольство. Вечером второго дня принесли ужин. Несколько воинов принялись ругать стражей за недостаток пищи и требовать добавку. Мечеслав попробовал их образумить. Ему грубо ответили. Тогда он попросту избил двоих самых крикливых. Остальные угомонились, но зло затаили. Ввосьмером они кучковались в углу. О чём-то шепчась, злобно косились на воеводу и заступившихся за него воинов. Таких оказалось всего четверо, вместе с рассказчиком. Мечеслав же был как обычно спокоен. Он сказал Артемию, что лучше бы тот сбежал вместе с ростовцами. Был бы уже у своих и не испытывал этих лишений.
Чуть за полночь в стане эрзян поднялась суматоха. Слышались крики людей. Кто-то ругался, чего-то требовал. Шум, усиливаясь приближался. Встревоженная стража держала оружие наготове. Наконец в свете костров появилась толпа. Её возглавлял тот самый Овтай. Он приказал отдать ему пленников. Старший над стражей сказал, что подчиняется только Пургасу. Овтай пригрозил оружием. Русичи встревожено смотрели на происходящее сквозь щели между жердинами. Огромная толпа, легко могла смять стражу. Наконец появился Пургас. Он долго спорил со старым Овтаем. Из их перебранки Артемий понял следующее. Еще вечером, откуда-то прискакал гонец. Отправивший его человек, повстречал суздальцев сбежавших из боя. Он беседовал с ними и узнал, что именно один из них, убил Иняса, старшего сына Овтая. Младшего сына, убил мокшанин Мирята, показавший русичам путь к тверди. Из-за этого, род Овтая, сыновья которого погибли, не родив ему внуков, прервётся. И теперь он желал только мести и требовал, немедля перебить пленников. На его стороне выступили почти все остальные инязоры эрзян. Они спросили Пургаса, стоит ли им поддерживать вождя, который может отказать другу в такой просьбе как у Овтая. Пургас долго колебался, но в итоге согласился. Единственно он попросил отложить расправу до завтра. Инязоры согласились. А русичей охватило уныние. Узнав о своей грядущей судьбе, они будто бы лишились сил и не могли даже роптать, или жаловаться. Ночью никто из них не сомкнул глаз.
Утром все эрзяне пришли смотреть на казнь. Та всё никак не начиналась. День был довольно холодный. Продрогшие зрители волновались. Кто-то крикнул, что Пургас тянет время и не сдержит своего слова. Пленники, которых выгнали из загона и держали под плотной охраной, молились. Главный инязор эрзян приехал на коне, который раньше принадлежал Мечеславу. Сидя в седле, он провозгласил, о своём решении предать пленных смерти. Всех, кроме одного. Он расскажет своим, что участь, постигшая остальных, ждёт каждого кто придёт в эти земли войной, к кому бы из эрзя не попал в плен. Тут на лицах некоторых инязоров отразилось сомнения, казалось, не все были согласны со словами вождя. Но толпа простых воинов дружно и громко поддержала Пургаса. А тот, дождавшись пока крики одобрения, стихнут, объявил, что позволит воеводе суздальцев, самому выбрать этого счастливца. И усмехнувшись, добавил, что самого себя, тот выбрать не может. Мечеслав, гордо поведя плечами, заявил, что и сам ни когда бы своих людей не бросил и без раздумий выбрал Артемия.
— Он сказал что сожалеет, о том, что не может наградить меня более достойно. — Голос рассказчика звучал совсем глухо и питьё ему больше не помогало.
Никто из пленных не плакал, не жаловался и не пытался оспорить выбор воеводы. Все будто вспомнили, что они воины. Мечеслав помолившись, простился с каждым из них, после чего шагнул к волхву, уже ожидавшему с ножом в руках.
Дальше Лютобор не слушал. Его отец умер достойно. Матери отрок так расскажет, а здесь ему больше нечего делать. Он развернулся к выходу, но наткнулся на дядю. Путислав слушал усиливающийся в шатре шум и светился от злобного торжества. В отместку за убийство пленных, суздальцы и владимирцы, требовали немедля идти на эрзян и истребить их всех до единого. Ярость остальных была не столь сильна, но и они соглашались с тем, что Пургаса должно казнить лютой смертью другим в назидание. Все требовали начать поход как можно скорее и очень огорчились, узнав о том, что в ближайшее время это невозможно. Казнив Мечеслава и бывших с ним воинов, эрзяне тот час ушли. Русичам досталось только опустевшее становище, в котором они нашли Артемия и тела убитых. След врага уходил на восток. Ростовский князь с дружиной прошел по нему верст пять. Дальше след делился, разветвляясь в разных направлениях. Василько Константинович потерял его в путанице лесных дорог и тропинок. Пытался отыскать, но сгущались сумерки и началась метель. Ростовская дружина вернулась ни с чем.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |