После мытья ему выдали простыню. В соседней комнате его ждал портной-дядька средних лет с сонными глазками. Синюю куртку и синие широкие штаны до колен мастер быстро подогнали по фигуре. Одежда пахла так, будто ее продержали в сундуке не меньше пары лет. Ткань толстая, вроде сукна. Под одежду дали белье-короткие полотняные штаны и рубаху с веревочками на запястьях и вороте и без воротника. Полотняные чулки выше колен под коленом следовало тоже затянуть на шнурки.

Интересно, что ширинка у штанов была и тоже на шнуровке, как на ботинке.

"Гм...пока расшнуруешься..."

Тут как раз подоспел Марел с коричневой курткой из толстой кожи и с сапогами до колен тоже рыжей кожи. Куртка подгонялась шнуровкой на боках под любой размер и застегивалась на вполне обычные потайные пуговицы. Сапоги пришлись впору.

"В таком наряде на мотоцикле кататься....Нет вроде у них байков. Зачем все это?"

Наряд завершил, берет из синего бархата.

-Вот теперь все в порядке! — сказал мажордом, протягивая Николаю его пояс с кинжалом.

Его отвели на кухню и там усадив за длинный стол, покормили сытно. Повариха-сдобная тетка с игривыми глазками принесла большую тарелку жареного мяса и вареных овощей. Обед запивался большой кружкой темного и вкусного пива.

Покончив с едой и допив пиво, Николай рассматривал кухню и пытался прикинуть свое будущее. Помыли, приодели...Товару придали товарный вид?

Опять пришел Марел.

-Сыт?

-Да, спасибо.

-Пора идти.

Пора, так пора...

Николая привели в высокую, светлую комнату с большими окнами. На паркетных полах лежали узорчатые, но пыльные ковры. У дальней стены стеллажи с книгами. По стенам развешаны начищенные доспехи и перекрещенные мечи в разных вариантах.

Харальд был здесь, одетый во все черное и с толстой книжкой подмышкой. С ним рядом стояли два подростка лет по пятнадцать-шестнадцать, тоже в черной свободного покроя одежде и в одинаковых бархатных беретиках на головах поверх черных кудрей до плеч. Смазливые, с нежными лицами....Глаза карие...выразительные ...густые ,черные ресницы...

"Девчонки или парни?"

Харальд протянул Николаю книгу.

Увесистая...Кожаная обложка и серебряные фигурные замочки.

-Ты пойдешь до собора с нами. Иди позади, на два шага, не ближе. Ничему не удивляйся. Делай, что скажу. Марел, открывай.

Мажордом с поклоном распахнул двустворчатую дверь, ведущую на площадь старого города.

69.

Маша доковыляла до своей палатки не встретив ни одной живой души. Полотняные стены казались ей почему-то надежным убежищем после пережитого ужаса... Нашла в палатке флягу с вином и выхлебала все до дна, не ощущая вкуса и крепости.

Все тело болело...голова кружилась.

Не снимая сапог, рухнула на походную кровать, зарылась лицом в подушку.

"Мне надо...мне срочно надо..."

Что надо ей она не успела додумать, а просто отрубалась.

...Когда много людей говорят вместе и тихо то возникает слитный гул, неразборчивый и монотоннный, похожий на звук какой-то работающей на холостом ходу машины....

Этот звук разбудил Машу.

Прислушиваясь, она лежала несколько минут, пока не вспомнила где она находиться.

Подушка прилипла к щеке.

Сев на кровати и оторвав подушку от лица, девушка ощутила резкую боль на лице.

Подняла руку к лицу и замерла.

"Мне все не приснилось?!"

Ладонь в въевшейся во все линии грязью...под ногтями запекшаяся кровь...По щеке прощекатало влагой и капля свежей крови шмякнулась на грязную ладонь.

"Что у меня с лицом?!"

Она сделала осторожно глубокий вдох. Боли не было. Только саднило горло, словно начиналась ангина. Она потрогала царапины на своем грязном панцире.

"Я уснула в доспехах?! Офигеть!"

В полотняные стены палатки вовсю светило солнце и внутри было светло. Ровный гул голосов продолжал доносится снаружи. Ей стало страшно. Кто там? Кто ее ждет? Почему они не входят? Битва проиграна и вокруг враги?

"Зеркало! Мне срочно нужно зеркало!"

Ее шлем сиял полированной сталью на походном раскладном столе.

До стола всего три шага.

Маше пришлось сделать не меньше шести. Ноги отказывались ее нести.

В полированной стали она увидела свое искаженное отражение и ужаснулась.

Грязное чучело с потеком крови на щеке, со слипшимися, вздыбленными волосами на макушке...разве это она?!

К тому же эльфийской деве немедленно тут же захотелось пописать.

Оглядевшись, она не нашла никаких подходящих сосудов, кроме пустой фляги. Ну, она же не мальчик...

Оглянувшись на завешанный выход из палатки, Маша забрела за стол и нестерпимо долго возилась, разыскивая под панцирем завязки штанов.

Сдернув штаны, она присела, наконец, с ощущением невероятного облегчения....

Закончив это важное дело, она натянула штаны, взялась за бечевки и замерла.

Монотонный гул затих. За стенами палатки настала мертвая тишина.

"Блин, что за дела? Они услышали как я..."

Маша мучительно покраснела.

Стиснув зубы она разобралась с завязками на штанах. Поискала глазами какое-нибудь оружие и не нашла. Пояс с мечом исчез куда-то. Кинжал в красивых ножнах из алой кожи с серебряными накладками, подарок Лораса, валялся под кроватью.

Подняв его, Маша обнажила клинок.

"Если что-я так просто не сдамся..."

Блестящий клинок сверкнул ей в глаза.

"Вперед чувиха, не будь лохушкой!"

Сделав глубокий вдох, Маша откинула полог и вышла наружу.

Солнце ударило в глаза. Она зажмурилась и громко чихнула.

-Здоровья вам, светлая донна... — заботливо пожелал кто-то рядом.

Распахнув глаза, эльфийская дева увидела вокруг море человеческих лиц...Люди стояли на коленях, плечом к плечу и смотрели все на нее.

Горцы, рыцари, горожане....

В первом ряду маршал Требо, рядом принц Парм...вот и Конрад с повязкой на голове...Гор-командир горцев тоже живой....В глазах принца набухают слезы. Чего это он, глупый пацан?

-Мы победили? — спросила Маша, дрожащим голосом.

-Мы победили! С нами Дева! — взревела толпа воинов, в едином порыве поднимаясь на ноги.

Обомлевшую Машу, десятки крепких рук подхватили и, поднимая над головами, понесли куда-то...

70.

....Главная площадь старого города-Соборная представляла собой квадрат величиной с половину футбольного поля. С трех сторон фасады трех и четырехэтажных домов, украшенных статуями и декоративной лепниной. С четвертой стороны-собор-церковь похожая на резную шкатулку. Многочисленные детали фасада не воспринимались сразу и по отдельности-все сливалось в мешанину неразличимую на расстоянии. Статуи, барельефы, резные колоны...

Николай опустил взгляд под ноги. Площадь оказалась вымощена квадратными каменными плитами разных тонов, и они представляли собой узор или орнамент видимый с отдаления или сверху.

Для Николая шагавшего следом за семьей господина Харальда орнамент был непонятен.

-Бом-бом!

Ударил колокол на одной из четырех башен собора.

Двери на фасадах домов открывались одна за другой и оттуда появлялись группы людей одетых только в черное. Все направлялись к собору.

Некоторых господ сопровождали крепкие парни в желтых кожаных куртках и Николай понял, что одет вполне по местной моде предусмотренной для секьюрити.

Все входящие под высокую арку дверей вначале снимали с головы береты, а потом, окунув пальцы правой руки в каменную чашу с водой, неторопливо крестились.

В центральном проходе между массивными колонами, поддерживающими высокие своды стояли ряде темных деревянных скамей с пюпитрами. Нечто похожее Николай видел на Земле в католических храмах.

Харальд со своими спутниками занял место в пятом ряду.

В алтаре среди позолоты и мраморных колон вполне земные статуи распятого Христа и Богоматери.

"Все же они-христиане..."

Забрав у Николая книгу, глава гильдии указал ему на ближайшую колонну.

-Ты должен стоять там.

"Ясное дело — охранники — люди третьего сорта..."

Опять дважды ударил колокол.

Господа в черном рассаживались по своим местам без спешки и болтовни. Женщины тоже были в черном и даже в черных вуалях, прикрывавших полностью лица.

Другие охранники, также как Николай, заняли места возле колонн. Многочисленные желтые свечи на поставцах и на люстрах освещали интерьер собора мягким теплым светом.

Женщина в черном платье и в вуали шедшая по центральному проходу вызвала повышенное внимание. Лица присутствующих оборачивались к ней, и взгляды сопровождали ее. Вуаль позволяла видеть контуры лица.

Женщина несла себя гордо и, задрав подбородок, казалось, не смотрела даже под ноги.

Дойдя до алтаря, она опустилась на колени на подушечку и сложила руки на груди.

Опять дважды ударил колокол.

К удивлению Николая у первой колонны от алтаря, на высокой каменной кафедре появился не священник, а господин Харальд со своей толстой книгой. Голос его разнесся по всему собору без искажений и эха:

-Теперь возвещу тебе истину: вот, ещё три царя восстанут в Персии; потом четвёртый превзойдёт всех великим богатством, и когда усилится богатством своим, то поднимет всех против царства Греческого.

И восстанет царь могущественный, который будет владычествовать с великою властью, и будет действовать по своей воле.

Но когда он восстанет, царство его разрушится и разделится по четырём ветрам небесным, и не к его потомкам перейдёт, и не с тою властью, с какою он владычествовал; ибо раздробится царство его и достанется другим, кроме этих.

И усилится южный царь и один из князей его пересилит его и будет владычествовать, и велико будет владычество его...

Харальд читал библию. Персия и Греция располагались от Норведена так далеко, что никто не знал, но слова про грозного и могущественного царя звучали вполне актуально для слушателей, судя по их реакции.

Николай вспомнил про Боридена-императора людей и тоже навострил уши. Библия-великая книга-в ней каждый находит для себя то, что желает найти.

Харальд завершил чтение главы в пророческом духе:

-... и раскинет он царские шатры свои между морем и горою преславного святилища; но придёт к своему концу, и никто не поможет ему...

Едва он завершил свое чтение и закрыл библию, мощные аккорды сотрясли все вокруг-настал черед органа.

От вибрирующих звуков, пронизывающих каждую клетку тела на Николая нахлынула волнаочистительного умиротворения. Вымыло из головы все мысли ...осталось только чувство восторга, от которого захватывало дух....

А когда стих орган, запела женщина, та, что стояла на коленях перед алтарем.

Она пела без слов....

Такого пения Николай никогда не слышал в своей жизни.

"О боже...какой талант!"

Голос то взлетал ввысь, то опускался вниз. Он нес ощущение светлой грусти,...потом переплавлялся в восторженный поток теплой радости...нежности...Голос звал радоваться жизни, солнцу, свежему ветру...он звал забыть земные тревоги и каждодневные заботы....Этот голос хотелось слушать и слушать до скончания времен, но последнего вздоха....Комок возник в горле...

Николай внезапно ощутил влагу на лице и, коснувшись щеки, ощутил свои слезы.

"Кто она? Она же ангел! Живой, земной человек не может так петь!"

Женщина смолкла, но отзвук ее голоса еще медленно таял пол каменными сводами в оглушительной тишине.

Она все также гордо шла по проходу от алтаря и сотни заплаканных, просветленных лиц поворачивались за нею как подсолнухи за солнцем на небосводе...

Харальд положил руку на плечо Николая.

-Кто она?

-Голос Норведена — Доминика Гарра. Наш светлый ангел....

На щеках главы гильдии оружейников сверкали мокрые полоски.

-Идем, мой друг. Господин Парел желает с тобой говорить.

71.

Дом Парела Торвина располагался фасадом к соборной площади, а задний выход имел на узкую улочку, так же как дом господина Харальда.

Эта улочка вела не к пристани, а к порту, в котором швартовались корабли купцов и толстобокие, вместительные рыбацкие баркасы.

Дом Торвинов контролировал порт и обеспечивал его охрану.

Как новичка Николая поставили у двери заднего хода.

Здесь он скучал от завтрака до обеда со своим фламбергом на плече.

Господин Парел настаивал на том, чтобы оружие всегда было наготове и на виду.

Работа не сложная: выпускать всех, а впускать только тех, кто предъявлял треугольный бронзовый жетон-эдакий универсальный пропуск.

На жетоне барельеф рыбины с длинным хвостом и слова на латыни:IN MARI INVENIUS HONORATUR.

Увидев такой жетон, Николай дергал за веревку колокола и вызывал привратника. Тот встречал посетителя и провожал внутрь дома.

Здесь же, на улочке располагалась казарма охранников. На каждом из двух верхних этажей было по три комнаты. В каждой комнате обитала пятерка. Пять кроватей, пять табуретов, пять сундуков. В сундуках хранилась одежда и снаряжение. Оружие каждый вешал на стене у изголовья.

В пятерке Николая сержантом был плечистый бородатый парень лет тридцати, с косым шрамом на лбу. Звали его Байл. Кличка, конечно, имелась соответствующая — Шрам.

Другие члены пятерки: Дарак, Калваг и Нилун кличек не имели, как ни странно. Крепкие, малость туповатые ребята.

Николая в пятерку приняли легко и просто.

Вот твоя кровать, вот твой сундук. Проставляйся пивом и ты свой, будь ты хоть сто раз иностранец!

В казарме пить пиво не воспрещалось. Половину выданного аванса Николай потратил на угощение пятерки, купил в корчме в порту бочонок пива и полдюжины жирных соленых селедок. Пиво выпили, селедок сожрали. Шрам похлопал Николая по плечу и пожелал долгой службы. Сам сержант служил дому Торвинов уже десять лет, скопил денег на женитьбу и домик с рыбной лавкой. В лавке хозяйничала его супруга, и подрастали трое мальчишек. На первом этаже казармы находилась столовая.

Таким образом, у дома Торвинов имелось три десятка вооруженных охранников. Больше или меньше чем у других нобилей-об этом Николай не знал.

Другие пятерки дежурили в порту и с ними Николай встречался разве только утром, за завтраком.

Охранников поднимали на заре, еще по темному, а свечу давали на комнату одну на неделю, так что ложились спать рано.

Кормили сытно, но в основном рыбой. Хлеб бывал только на завтрак и то в виде сухарей. В четверг давали вместо рыбы жареную баранину .Николай по этому поводу не очень огорчался. Такой вкусной рыбы он еще никогда в жизни не едал.

Отстояв свою смену можно было с согласия сержанта отлучаться в город. На рынке, рядом с портом продавалось все что угодно от морепродуктов, свежих и тут же приготовленных на гриле или в чанах, до привозных фруктов по бешеным ценам. Можно было купить и мед и свежий белый хлеб. Хлеб стоил крону за килограмм примерно. В Норведене не выращивали зерна и все было привозным.

В городе время отмечали по колоколам на башне собора. Колокол исправно отбивал не только каждый час, но и каждую четверть часа.

В собор, на богослужение Николая больше не брали. Для того у господина Парела имелся любимчик-сержант Риман из второй пятерки. Где он накачал такие плечи и ручищи?