Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
В общем, она с трудом, но попала в ШМАС на специальность оружейника, где и познакомилась с Евдокией Зайцевой, с которой они вместе попросились в ночной бомбардировочный полк. Уже здесь в полку обе стали дополнительно учиться на специальность "штурман", ведь специальность стрелка автоматически присваивается оружейникам. Так или иначе, но к новому году она сдала все положенные допуски, а Дуня стала летать с Зоей уже осенью. Маша очень хотела и верила, что её возьмёт себе в экипаж Катерина — вторая девушка пилот, но с ней как-то сразу не заладились отношения, и мужчины девушку в экипаж не брали. Вот и получилось, что к моему появлению Маша всё ещё продолжала оставаться оружейницей, и не могла реализовать свою мечту — летать и отомстить оккупантам.
Стоит сказать о мести в нашем случае. Наверно все помнят месть в исполнении Эдмона Дантеса, ставшего графом Монте-Кристо. Ему за свои пережитые несправедливо мытарства и предательство со стороны людей, которых он считал своими друзьями, требовалось их унизить, лишить самого дорого и важного, испытать удовольствие от совершённого им возмездия. Что он по книге и выполнил, и Дюма как высочайшую оценку его великодушию описывает то, что он пожалел сына своей бывшей любви, не убив его. Вообще, в исполнении идеи изложенной Дюма в этой книге, получается довольно кривая картинка. Ведь обиженный Эдмон имеет право на месть в виде исполнения справедливости и воздаяния на предательство. Но по ходу он ведь наносит ущерб не только своим врагам, которые вроде как отвечают за свои дела, но есть те, кто попал под его карающую дубину пострадали не особенно заслуженно и уже они имеют право на месть теперь уже Эдмону. Логично?! И вообще, кто может измерить, сколько и кому за что положено воздаяния? В заповедях довольно подробно выписано "око — за око", "быка за быка", вообще, эта часть писания как-то больше прейскурант напоминает. Осталось только указать, что надо измерить упитанность быка и качество зрения изымаемого глаза. На Сицилии, где в ходу "Омерта" и "Вендетта", специальные собрания старейшин из числа самых уважаемых решают, когда вендетту можно заканчивать, потому, что долг мести уплачен и их слушаются, иначе на острове бы уже давно не осталось населения. То есть месть в их традиции упорядочена и по сути существует во исполнение христианских заповедей. И про удовольствие и наслаждение удовлетворением от мести как у Дюма речь уже как-то не особенно идёт.
В нашем случае, мне кажется, что у меня, что у Маши, месть немцам — это скорее такая форма долга перед памятью родных погибших от рук подлых захватчиков. То есть, месть — это не убить как можно больше или какое-то количество по христианскому прейскуранту (око за око), а принести свой максимально посильный вклад в нашу победу над врагом. В нашем случае — не ударным трудом на производстве в тылу, а на переднем крае, на фронте и лично. Мне кажется, что именно такая форма и трактовка понятия мести свойственна нашему народу, совершенно не понятная нашим западным соседям, ведь не зря при нашем наступлении, по словам Соседа, немцы, которые знали, что творили на оккупированных территориях их войска в ужасе бежали куда только могли, потому, что согласно католическим законам мы, придя в Германию, должны были превратить её в пустыню, да и не её одну. А вместо этого наши солдаты жалели и кормили голодных немцев, и никакая пропаганда бы не сработала с идеей, что "Гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ сам по себе". Если бы у нас не было исконного понимания, что месть — это победа над врагом, а не удовольствие от воздаяния по счёту и прейскуранту. Вот только это не слабость, как думают многие наши соседи. Именно поэтому у нас никогда не было колоний и приграничные области присоединялись к нам добровольно и без примучивания, как это принято в колониях.** Потому и выходит, что в нашей с Машей мести нет никакого удовольствия, нет задачи убить и тем более в какой-нибудь изощрённой форме. Мы за смерть наших родных должны лично сделать для приближения нашей победы максимум возможного по нашим силам.
У Маши есть ещё старший брат, который служит и воюет в танковых войсках, он старший сержант и командир танка, она мне показывала фотографию, где он снялся на фоне своей "тридцатьчетвёрки". Сосед очень внимательно разглядывал фото и уверил меня, что этот танк сильно отличается от классического Т-34 начала войны, что у него не короткая, а длинная пушка, похоже калибра пятьдесят семь миллиметров, башня сдвинута на середину корпуса, а люк мехвода с лобового листа ушёл наверх. Большего рассмотреть на фото было нельзя, но и это радовало, потому. что такие танки у нас должны были появиться только к лету этого года, а в достаточном количестве только к следующему году, а Олежек — брат Маши служит в обычной, а не гвардейской части, куда направляют самую новую и лучшую технику и оружие. Ещё один штрих, у него на плече почти за спиной висит автомат с рожком, то есть это его штатное оружие, а не взятое у кого-то для позирования на фото, иначе бы он его повесил на грудь, а это значит, что экипажи танков вооружены уже не только пистолетами, как в истории Соседа, где танковые экипажи стали вооружать уже только после лета этого года. Почему я завела разговор про Машиного брата, потому, что по "прейскуранту" наличие брата на фронте уже освобождает Машу от мести и она вполне могла бы не рваться на фронт, но тут уже дело личности и чувства долга. Я Машу вполне понимаю, ведь я вполне могла бы остаться летать в связной авиации, где у меня есть "боевые"...
С обеда тщательно отрабатывался сегодняшний вылет. И тут дело не в том, что все тупые или командование как наседки трясутся и опекают без меры. Тут дело в другом, связи нет, даже помахать руками из машины соседу не получится, летим в темноте, то есть нужно так точно и внятно каждому знать свои действия, чтобы и без управления в воздухе задача была выполнена. У ночников за почти два года войны уже наработаны приёмы и умения, я учусь уже на них, оплаченных чьими-то жизнями и кровью. По плану операции вылетаем всем полком, все шесть пар, а мы с Зоей летим первыми. Тут дело не в том, что мы с Машей из себя что-то представляем, просто мы в паре с комэском. Задача нашей пары выйти на цель первыми и подсветить её для остальных. Первой идёт Зоя, рассчитывать, что я в первом вылете сумею в темноте выйти на цель и отбомбиться по ней — это больше, чем наивность. А вот такая матёрая зубриха, как наш камэск, найдёт и с первого захода отбомбится по цели. У неё на подвеске две "сотки", у меня четыре фугаски по полста. Задача Зои выйти на цель и отбомбиться, чем подсветить цель остальным. Моя задача минимум зайти на цель под углом и постараться попасть вообще куда-нибудь, задача максимум — уничтожение зениток. Кроме этого нужно чётко проговорить, что после выхода от цели все крутят развороты в одну сторону, чтобы не столкнуться в темноте, и заходы на цель чётко волнами, чтобы не оказаться вынужденными над целью в зоне работы вражеских зениток уворачиваться ещё и от столкновений друг с другом. Мы с Зоей идём со значительным отрывом впереди, поэтому у меня для захода на зенитки будет возможность успеть зайти и отбомбиться ещё до подхода основной группы. А вот когда она подойдёт, мне если захочу сделать ещё заход, нужно ждать, пока все отработают над целью и только тогда атаковать. На словах всё понятно и схемы толковые нарисовали. Но ведь понятно, что на практике реализовать такую красоту почти невозможно, тем более в темноте, когда главная задача — не красота, а точная бомбардировка. Волнуюсь конечно, куда ж без этого...
Зоя взлетела первой, я пристроилась за ней, у неё на хвосте горит маленькая синяя лампочка, которая светит в узком секторе, но я по ней могу ориентироваться и держаться за ней и сбоку. Но кроме этого помню карту нашего маршрута и старательно выискиваю ориентиры, чтобы привязаться к местности самой. То же делает и Маша в задней кабине. Я волновалась перед вылетом, но это мелочи, по сравнению с тем, как трясло моего штурмана, надеюсь совладает с собой и успеет до бомбометания успокоиться и сосредоточиться...
Наша цель небольшой полустанок, вообще, это даже не полустанок, это скорее приспособленный под разгрузку переезд, но немцы им пользуются и нужно не просто его разбомбить, по данным разведки там скопились два или три эшелона, один из которых с горючим. Если его получится зажечь и топливо вытечет, то скорее всего удастся привести в непригодное для использование состояние не только все остальные грузы, но и пути со всем путевым оборудованием. Конечно, немцы организованную точку разгрузки эшелонов прикрыли зенитками и прикрыли хорошо, но в том то и дело, что в наши самолёты на низких высотах ночью попасть очень трудно, и даже если у них есть прожекторные установки, это не намного облегчит им задачу. Хотя, если хороший прожекторист захватит лучом самолёт, то зенитчики с эрликонами не упустят свой шанс. И всё равно, у нас шансов на успех гораздо больше, чем у больших бомбардировщиков, ведь фактически цель очень не большая по площади, ювелирная работа, как раз для нас...
Вот Зоя мне мигнула дважды и погасила хвостовой огонь. По плану я сейчас должна уйти вправо, чтобы к моменту её атаки я вышла сбоку под углом градусов в пятьдесят и метрах в пятистах дистанции, чтобы иметь возможность для манёвра на дальние от её курса зенитки. Мы уже минут пять как убавили обороты моторов до самого малого и планировали с высоты больше полукилометра. В кабине только чуть подсвеченные синим светом шкалы приборов, по которым ориентируюсь, потому, что ночь пасмурная и луна на четверти, не больше, то есть очень темно. После выключения огня у Зои мы словно повисли в темноте. Нет, не бывает такого, чтобы вообще ничего нельзя было разглядеть. Даже в такой темени видела светлое ровное поле замёрзшего Чудского озера, видны тёмные пятна лесов, огоньки на хуторе, дорогу с идущими машинами, пусть даже у них на фарах светозащитные приспособления установлены, а это всё способы привязки и ориентирования на местности. И сейчас по моим прикидкам Зоя чётко вывела нас к месту разгрузки и впереди видны огни. Как бы не старались немцы соблюдать светомаскировку, но человек не крот, ему свет нужен...
Как я ни ждала и была готова, но вспышка взрыва в ночи резанула по глазам на полминуты подарив мелькание цветных сполохов в глазах, но при этом в этой вспышке успела увидеть дальнюю оконечность, где стоят зенитки и пока восстанавливалось зрение довернула в ту сторону и начинаю высматривать конкретную цель. У меня снизу висят четыре "полусотки" и запланированы два захода, и в каждом я должна отбомбиться двумя, для повышения вероятности поражения цели. Если бы у меня было больше опыта, то можно было бы сбрасывать только по одной бомбе и сделать четыре захода на четыре цели. Сориентировалась по высоте и чуть приняла вверх и вот она зенитка, от горящего неподалёку костра её немного подсвечивает и хорошо видно, как вокруг спаренного орудия копошатся чёрные тени. Подправляю курс, выравниваюсь по горизонту, Маша сейчас высунув голову направо высматривает через прорезь в крыле нашу цель, а у меня всё внимание на приборах и удержании курса, который она подправляет сигналами мне педалями...
С разницей в секунду — полторы самолёт дважды подвспух, для Мишки уменьшение веса на центнер — это существенно, это почти десятая часть всего полного веса. Увожу самолёт в сторону, когда сзади грохочут два взрыва, я не могу посмотреть, это Машина работа, но как-то не думала, что взрыв так громко слышен, как нас догоняет ударная волна и словно бьёт в самолёт, так, что не только стоном конструкции, но и толчком по рукоятке и педалям чувствую её. Отлетели в сторону, закладываю разворот, и едва его закончила, как впереди грохочет новый взрыв и взмётывается столб пламени, а со стороны станции слышу заполошные трещотки зениток. В первую секунду мелькает мысль, что я так затянула с атакой, что уже подошла первая волна наших, но тут доходит, что это Зоя успела развернуться и сейчас уже прицельно выложила свою вторую "сотку" по вагонам с горючим, чем точно обеспечила полную подсветку целей для всего полка. Я же разглядываю предназначенные мне зенитки. На месте первой атакованной нами какие-то горящие ошмётья, она не стреляет, а вот ещё две лупят в сторону Зои... Кричу с раструб СПУ, что постараюсь их состворить, выворачиваю самолёт и как могу выравниваюсь на боевом курсе. Между зенитками метров сто, самолёт подвспух от сброса, чуть доворачиваю на второе орудие, между ними метров сто, у нас секунды четыре... Грохочет взрыв и ощущение сброса почти совпадает с ударом догнавшей ударной волны, всё, можно уводить самолёт. С одной стороны, чтобы не попасть под зенитки, с другой, чтобы не мешать нашим...
Не знаю, как именно мы отработали, старалась изо всех сил, но что вышло узнаю только дома или если мне Маша в трубу прокричит. Так ведь ещё и наушник зимнего шлемофона слушать мешает. Вдруг сзади раздаются очереди ШКАСа, который установлен у штурмана. Первая мысль, что не углядела ночные немецкие истребители, которых здесь на нашем участке фронта вроде не встречали. Верчу головой, но нас никто не атакует, да и стрельба после пары длинных очередей затихла... Нас вроде бы пару раз легко тряхнуло, но мы уже ушли в темноту. Мне, чтобы вернуться пришлось заложить небольшой круг, поэтому я во всей красе издали понаблюдала устроенный нашим полком на месте разгрузочной площадки фейерверк. Теперь уже не было нужды таиться и подняв обороты до тысячи трёхсот, на крейсерской скорости сто двадцать километров в час полетели к себе. Добавлять обороты двигателя нужно сразу после выхода из атаки, потому, что более громкий звук работающего двигателя может отвлечь на себя зенитки от тех самолётов, что ещё только заходят для работы. Пусть это мелочь, но из таких мелочей складывается результат...
Хотелось бы наверно по горячим следам поделиться со штурманом впечатлениями, но наша дубовая переговорная система как-то совершенно не располагает. По пути домой не потерялись, привязки были точными и вышли на ВПП с очень небольшим промахом. На звук нашего мотора на полосе зажгли фары подсветки полосы, и наши колёса побежали по укатанному снегу...
Мы оказались первыми, Зоя села минут через десять. Увидела нас и явно обрадовалась, но я не успела ей доложиться, как она накинулась на Машу. Если перевести с её русского на понятный, то штурману вставили пистон за то, что она открыла огонь из пулемёта, тем более трассирующими, что если бы была хоть одна зенитка, развёрнутая в нашу сторону, то мы бы сейчас здесь не стояли. Что она нам твердила и мозоли на языке заработала, о скрытности — как главной нашей защите над целью, а огонь из пулемёта фактически самое лучшее целеуказание для немецких зенитчиков, которые наш самолёт разберут на молекулы даже с расстояния в несколько километров. Маша попыталась возражать, что ей Дуняша сама рассказывала, как она из пулемёта окопы обстреливала. Но тут оказалось, что это было только пару раз, когда пришлось бомбить передний край не дожидаясь полной темноты и самолёт и так видели и особенного криминала в такой стрельбе не было, тем более, что на передовой зениток почти нет, а прижать противника огнём из пулемёта даже хорошо, меньше будет в самолёты стрелять... После втыка Маше, перешли на результаты нашей первой бомбардировки. В первую зенитку одна из сброшенных бомб попала прямо в неё, а вот из двух других сброшенных по одной в зенитку мы не попали, но от близкого разрыва огня орудия не открыли, что было причиной неизвестно, но задачу подавления зенитного огня с этой стороны можно считать успешно выполненной. Так, что в конце нас похвалили и поздравили с первым настоящим бомбометанием и уничтожением вражеской зенитки. Напоследок Зоя сказала, что завтра проведёт со мной более подробный разбор вылета.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |