Ошибся. Не предстояло.
Передо мною вдруг возникла призрачная фигура невероятно красивой женщины, от которой повеяло теплом и любовью. Ее аура оказалась настолько сильной, что чужое, сопротивляющееся окончательной смерти сознание мигом сдуло прочь, словно невесомую пыль порывом ветра. Последний пронзительный крик растворился в окружающей пустоте и оставил призрачное тело, сотканное из лоскутов энергии, в мое единоличное пользование.
Еще миг, и я открыл глаза, осознав себя стоящим на одном колене на холодном бетонном полу камеры.
"Я всегда буду рядом" — еще звучал в ушах шепот незнакомки. Хотя кто это, я догадался с легкостью — наверняка настоящая мать Олега. Узнала ли она, что в его теле чужая душа? Вероятно, нет — очень уж наполнены настоящей любовью ее прощальные слова. Разумный ли это был дух, или только слепок чужой памяти? Если она разумна и узнает, что я не Олег, как отреагирует?
— Похвально быстро, — отвлекая от мыслей, протянул фон Колер, одобрительно поджав губы.
Отвечать я пока не стал. Перед глазами все еще стоял прекрасный образ с искренней любовью во взгляде, и я всеми силами пытался закрыться, абстрагироваться от мира. Это — Олега, личное. А также уже мое, как ни крути. И появившееся видение, играючи отправившее в небытие чужую душу, совсем не то, о чем нужно знать присматривающему за мной барону.
— Не волнуйтесь, Алексей Петрович, — негромко произнес фон Колер, заметив мою сосредоточенную отстраненность. — Ваши мысли я могу читать так явно лишь тогда, когда нахожусь в астральной форме. И тогда, когда объект чтения открыт так же, как и вы перед поединком, даже без активации ментальной защиты.
— Следующее занятие мне очень хотелось бы посветить именно практике ментальной защиты, — ровным голосом проговорил я.
— Всенепременно, — кивнул барон. — Как ваше самочувствие?
Прикрыв на мгновенье глаза, прислушался к себе.
— Легкость... даже эйфория, — негромко озвучил я. — Радость, природа которой мне пока не очень понятна. Облегчение. Отсутствие усталости. Словно заново родился, — открыв глаза, осмотрелся я по сторонам.
Удивительное чувство.
Впрочем, меньше чем за минуту эйфория прошла — энергетический слепок чужой души, из которого эта самая душа оказалась изгнана, оставив только энергию, интегрировался с моим телом, растворившись в нем.
Все, сохранился.
За счет чужой жизни. Даже более того — за счет жизни одаренного. Вот он и ответ, почему применение способностей темных искусств карается смертной казнью.
— Максимилиан Иванович.
— Слушаю вас.
— Это же было смертельно опасно для меня. Этот... Сергей, — кивнул я на кучку праха среди остатков одежды, — он же всеми силами пытался воспрепятствовать мне.
— Сережа был одаренным мальчиком. В прямом и переносном смысле, — кивнул фон Колер своим воспоминаниям, — но завладеть твоим телом, тем более поработить или даже изгнать разум он бы не смог. Максимум — забрал бы тебя с собой.
— То есть я сейчас мог умереть полностью и бесповоротно.
— Именно так.
— А вы...
"Не предупредили" — хотел сказать я. Но не сказал — профессор даже переспросил меня, уверен ли я в первичном действии, а не в правде. Мда, если я еще хоть еще раз...
— Что я? — с полуулыбкой поднял бровь фон Колер, заполняя паузу.
— А вы не опасались того, что если обреченный на смерть заберет меня с собой, у вас будет выговор от руководства за сорванную операцию?
— Сережа был одаренным, а не одержимым — даже без предварительной подготовки вы сильнее, потому что это игра на нашем поле. Ну а кроме того... — барон на мгновенье задумался. — Послушайте историю. В отделе кадров Тайной канцелярии сидят двое сотрудников: опытный в возрасте, с чистым столом, и молодой, недавно начавший карьеру, буквально заваленный стопками личных дел. Опытный сотрудник, отвлекаясь от чтения утренней газеты, предлагает свою помощь, и конечно же получает благодарное согласие. После чего берет ровно половину дел со стола молодого, и закидывает их в шредер. "Но как же так, я ведь еще даже не просмотрел этих кандидатов!" — изумленно восклицает молодой. "Нам в Тайной канцелярии неудачники не нужны", — отвечает ему на это опытный, и возвращается к прерванному чтению. Доступно объяснил? — после небольшой паузы поинтересовался фон Колер.
Намек профессора, кстати, прекрасно понял, и в принципе — принял. И этот его короткий рассказ еще раз подтвердил мне, что участие в турнире на территориях протектората — мое правильное решение. Аристократия этого мира более явно, чем у нас, находится на вершине мира, отделившись от низших сословий, и при этом готова умирать, защищая свое высокое положение. И показательная легкость, с которой барон позволил мне подвергнуться смертельной опасности здесь в порядке вещей, а отказ от риска в некоторых ситуациях может неприятно удивить окружающих, отразившись на репутации.
— В наш век цифровизации личные дела в Тайной канцелярии хранятся на бумаге, в папках? — поинтересовался я. Намек барона прекрасно понял, вот только в ответ захотелось фон Колера поддеть. Но тот в ответ лишь улыбнулся:
— Вот именно, Алексей Петрович, вот именно. В наш век цифровизации — какое удачное определение, кстати, в Тайной канцелярии личные дела хранятся только(!) на бумажных носителях, во избежание, так сказать. Но имейте ввиду — это информация внутреннего пользования.
Мда, поддеть не получилось.
— Благодарю за доверие, — кивнул я. — Что ж, настало время правды. Продолжите лекцию здесь, или вернемся в зал?
Фон Колер после этих слов как-то странно на меня глянул.
— Что-то не так? — спросил я.
— Хм. Видите ли, Алексей Петрович, не могу не признаться — вы сумели меня удивить.
"Удивить?" Ну да, действительно. О смерти неизвестного "Сережи" я не то, чтобы забыл... Просто больше волновался о том, что мне неожиданно помогла мать Олега, и сопутствующих этому проблемах.
— Я, наверное, должен был поинтересоваться кто это, и почему именно он? — кивнул я на кучку праха.
— Вам не интересно?
— Это не первоочередной интерес, но конечно же я желаю знать кто это был, и какие обстоятельства способствовали тому, что он оказался здесь.
— К теме нашей сегодняшней лекции это имеет прямое отношение. Сергей Готфрид. В недавнем прошлом — мой ученик, подающий весьма серьезные надежды. Вот только он решил не двигаться по дороге обуздания одержимости, ограничившись использованием стихийного дара.
"Одержимость и одаренность связаны между собой?"
Вслух спрашивать не стал — фон Колер сильно не любил, когда его перебивали. Любой уточняющий вопрос — об очевидном, часто приводил к тому, что уже ранее сказанное нудно повторялось несколько раз. И если обычно барон делился информацией разными словами, по сути повторяя одно и тоже, но хоть как-то разнообразя объяснение, то после ненужных на его взгляд вопросов банально переключался в режим заевшей пластинки.
— У вас несомненно возник вопрос о связи одаренности и одержимости, — произнес между тем фон Колер. — Это действительно так. Каждый одержимый может освоить искусство управления стихией и стать одаренным. Даже более того — развивая навыки управлениями стихиями, можно укротить собственную одержимость.
Но есть нюанс. Любой, абсолютно любой одержимый, может стать одаренным. Но ни один развившийся до получения первого ранга одаренный никогда не сможет стать одержимым.
"Получается, что я могу избавиться от одержимости?"
— Освоив контроль и концентрацию, каждый одержимый может овладеть искусством управления стихиями. В этом случае, правда, настоящих высот не достичь — тем, кого коснулась одержимость, выше пятого ранга не подняться.
Фон Колер сделал паузу, дожидаясь пока я взглядом дам понять, что усвоил сказанное, и продолжил:
Последние годы после резолюции ООН, запрещающей изучение темных искусств, освоение управлением стихией для нас необходимое условие. Потому что чернокнижникам, как и демонологам, приходится маскироваться под слабых одаренных. Основная стихия, которой учатся владеть одержимые — огонь. Он близок к темной ветке развития "разрушение", а для того чтобы скрывать темные искусства достаточно получения первого ранга способностей стихийного огненного мага. Как правило, демонологи останавливаются на первом, чернокнижники могут развивать владение огнем вплоть до третьего, без потери сил в основных талантах.
Сережа был очень способным учеником, но во время прохождения практики на факультете стихий он решил выбрать синицу в руках. Четвертый серебряный ранг водной стихии. Его потолок.
Фон Колер замолчал, сделал два шага к кучке истлевшей одежды и выудил из нее запонку, а также перстень с гербом.
Неожиданно. Я прекрасно помнил, как оценил часы и запонки пленника. И готов поклясться — перстня на руке обреченного не было. В кармане лежал? — пришло вдруг на ум простейшее объяснение.
— У одаренных негласная традиция — иметь при себе отличительный знак ранга, сопряженный с гербом — если герб есть, конечно же. У нас негласная традиция этот знак забирать.
Барон продемонстрировал мне запонку, на которой я даже на таком удалении заметил римскую цифру "IV" на синем фоне. Запонка оказалась брошена в кучу полуистлевшей одежды, а вот перстень полетел ко мне. Поймав, я раскрыл ладонь, изучая его. Печатка в виде синего щита, а поверху, как и на запонке, серебряная римская цифра "IV".
Четвертый серебряный ранг управления водной стихией. Просто и понятно.
— Почему он оказался здесь, обреченным на смерть? — кивнул я на кучку праха.
— Вот этого я не знаю, — пожал плечами фон Колер, — приехал по моему запросу, а в разнарядке причину приговора не указывают. В новостях ничего не было, да я сейчас и не слишком слежу за хроникой.
Это мне показалось лукавством — барон, который свободно участвовал в обсуждении "замедленных бомб мирового масштаба" никак не может не держать руку на пульсе событий в государстве. Хотя дальнейшие слова фон Колера вполне убедили меня в том, что о причинах приговора Сергею Готфриду он действительно мог не слышать:
— Четвертый ранг, даже серебряный, совсем не тот уровень владения, который помогает добиться многого благодаря своим способностям. Сережа был способным учеником, но он всегда искал легкие пути — обещающие мало работы, и несопоставимо более высокий результат. Такие пути как правило предполагают опасность, и видимо очередная ставка не сыграла. Может быть стал жертвой клановых разборок, может купил жизнью благополучие семье.
— Благополучие семье?
Никогда не стеснялся переспрашивать. Одно дело задавать уточняющие вопросы по известной теме, а совсем другое — по тому, чего совсем не понимаешь.
— Сережа из мещан. А как ты уже знаешь, ни один одаренный не может существовать сам по себе, без привязки к роду либо императорской службе. Государь-император дает гарантии долгих лет жизни и стабильность, но не обещает славы и богатства. Принося же присягу верности одному из владетельных родов шанс увеличить свое влияние и благосостояние несоизмеримо выше. Как и уровень риска, конечно же.
— Он очень спокойно отнесся к своей смерти, — глянул я на кучку праха в истлевшей одежде.
— А как еще ему было относиться, кроме того как принять ее с достоинством? — показательно не скрывая удивления, посмотрел на меня фон Колер. — К тому же не забывайте, ему ведь выпал шанс, пусть и призрачный, забрать вас с собой. Сережа за него и уцепился.
Опустив взгляд, я всмотрелся в перстень на ладони.
— Где мне его хранить? С собой носить, или как трофей на стенку повесить?
— Алексей Петрович, — даже с некоторой укоризной протянул фон Колер.
— Да? — посмотрел я на барона.
— Ваше небрежение извиняет только то, что вы росли в протекторате. Перстни одаренных это традиция близкая к культу, поэтому впредь старайтесь не высказываться вслух в подобном тоне. Чревато, знаете ли. Этот артефакт, — продолжал барон, — выдается после подтверждения своего первого ранга, в торжественной между прочим обстановке, — фон Колер поднял левую руку, и вдруг на его безымянном пальце появилось призрачное массивное кольцо, формируясь из серых лоскутов. — Перстень остается с владельцем навсегда, и видоизменяется с каждым полученным рангом.
До конца перстень на пальце профессора не материализовался — барон опустил руку, и кольцо растворилось, как не было. Я не успел заметить ни ранг, ни даже цвет щита — только темное свечение вокруг гербового поля.
Пока храните в шкатулке. Редко кто становится обладателем подобных трофеев в столь юном возрасте, не пройдя инициации. После того как получите свой первый ранг, уже будете знать, что с ним делать. Итак, мы остановились на том...
— Максимилиан Иванович.
— Да? — прервался профессор темных искусств, явно демонстрируя недовольство. Кроме вопросов об очевидном, он очень и очень не любил, когда его прерывали.
— Почему перстень мой трофей, а не ваш?
— Мне нравится этот вопрос, — даже улыбнулся фон Колер. — Но ответ вы дадите на него себе сами. Итак, способности делятся на два вида: созидание и разрушение...
Барон, по своему обыкновению, вновь начал пространную лекцию. Долгую, и в этот раз весьма нудную — даже несмотря на важность озвучиваемых тем.
В своих догадках, кстати, я оказался прав лишь частично. Применение темных искусств — доказанное или ставшее достоянием широкой общественности, действительно карались смертной казнью в тех случаях, когда ценой становилась жизнь одаренного. Которая как компонент была необходима для создания большого количества заклинаний высших рангов у чернокнижников. Поэтому действуя даже под эгидой государства — любого из Большой Четверти, каждый чернокнижник, получается, всегда находился у правительства на коротком поводке.
Демонологам для применения способностей жизнь одаренных была не нужна. Им столь серьезное наказание грозило по иным причинам — они использовали заемную силу, будучи самыми настоящими операторами и повелителями сущностей из иных планов мира, а не заклинателями. И цена ошибки в управлении демонами была очень и очень высока — настолько, что каждая ошибка каралась смертной казнью. Впрочем, по оговорке фон Колера я понял, что из ошибившихся демонологов выживал кто-то очень редко.
Кроме того, много времени в своей лекции барон уделил этикету. Вкратце если, то слово заклинание в "приличном" обществе употреблять категорически не рекомендовалось. Повелители стихий использовали определение "конструкт", сходное по смыслу. Потому что элементарная, стихийная магия, базировалась только на созидании.
В то же время, в узком обществе одержимых считалось моветоном называть одаренных повелителями — элементарные маги могли повелевать только в своей песочнице, как со всем чувствующимся классовым пренебрежением пояснил барон. Настоящие повелители — именно одержимые, которые по-настоящему управляют и повелевают, используя чужие ресурсы, силы и даже души.
Кроме всего этого, фон Колер наговорил еще много слов, но более ничего важного я не почерпнул. Когда мы закончили, барон вспышкой самого настоящего адского пламени (как мне показалось) уничтожил оставшиеся от Готфрида вещи — в том числе так привлекшие меня запонки и часы, оставшиеся лужицей расплавленного металла.
