— Дезмонд? — переспросила она.
— Левент изменил мою внешность… на время. Это было частью плана…
Кара закатила глаза. Ее внимание захватили выкрики из лекарской комнаты.
— Отравлен? Что за яд? — спрашивал лекарь Селим Догу. В его голосе звенел страх перед гневом аркала.
— Боги, да если б я знал! — отчаянно воскликнул Бэстифар. Дезмонд округлил глаза.
Отравлен? Мальстен Ормонт?
Эта ситуация все еще не вязалась с тем впечатлением, что создалось по рассказам Бэстифара.
— На определение уйдет время… — сказал Селим Догу.
— Времени нет! — тут же воскликнул Бэстифар, почти перебивая, и Дезмонду показалось, что аркал вот-вот начнет выдирать на себе волосы.
— Мальстена отравили? — шепнул Дезмонд, все еще не в силах поверить своим ушам. Кара раздраженно отстранила его в сторону.
— Да уж, ты точно не Грэг Дэвери, — буркнула она. — Отойди.
Решительной походкой Кара двинулась в лекарскую комнату. Несколько мгновений Дезмонд сдерживал любопытство, однако, услышав слова Кары, не сумел совладать с собой и осторожно выглянул из-за дверного косяка, услышав слова: «Вот. Это поможет от яда. Торопитесь».
Кара знает, что за яд? Откуда? — изумился Дезмонд.
— Что за яд? — спросил Селим.
— Пустынный цветок, — холодно отозвалась Кара. — Спешите. Нужен весь пузырек.
Дезмонд затаился, видя, что лекарь медлит. Мальстен Ормонт — теперь Дезмонд смог более детально рассмотреть этого данталли, незримо преследовавшего его все эти три года — лежал без движения и, кажется, не дышал. Он был… обычным. Дезмонд воображал его себе едва ли не с божественно красивыми чертами лица, он виделся ему огромного роста и крепкого сложения. А Мальстена Ормонта ничто не выделяло из толпы таких же обычных жителей материка. Внешность, может, была немного не типичная для канонов красоты — он этим канонам даже проигрывал, — но ничего особенного Дезмонд в нем не видел.
— Отпустите его, — попросил Селим Догу. Дезмонд сначала не понял, в чем дело, и, лишь проследив за кивком лекаря, заметил красное свечение вокруг руки Бэстифара. — Данталли привычны к тому, чтобы сносить расплату, пребывая в сознании. А именно в сознании он нам и нужен, чтобы смог выпить противоядие.
Дезмонд поджал губы. Расплата при условии, что ты принимал помощь аркала, чудовищна. Вопрос в том, сколькими людьми управляешь и как долго: от этого мучение может растянуться на часы или продлиться несколько минут. Контроль Дезмонда над Аэлин длился совсем недолго, но даже после этого расплата была мучительной. Что должен переживать Мальстен Ормонт, если ему пришлось контролировать не одного человека, а нескольких, трудно было вообразить. А ведь Бэстифар говорил, что Мальстен особенно терпелив и сносит эту боль с мужеством, неведомым другим данталли.
Дезмонд застыл. Для него то, что должно было произойти сейчас, было моментом истины и откровения.
Сияние вокруг руки Бэстифара погасло. Дезмонд затаился на несколько долгих мгновений, не сводя взгляда с бледного лица Мальстена Ормонта. Глаза его распахнулись, и в них почти сразу показалась нестерпимая мука. Лицо вмиг исказилось гримасой боли, он попытался подскочить на месте, но сил на это не хватило. Дезмонд поморщился: он знал, какова эта боль. Она захватывает каждый дюйм, каждую клетку тела. Кости словно крошатся множественными ударами, это невозможно пережить молча.
И ведь Мальстен Ормонт не молчал. Он тяжело застонал, тело дернулось, а руки зажали рану, из которой — как Дезмонд теперь видел — торчал обломок арбалетной стрелы. Дезмонд невольно вздрогнул, вспомнив, как сам выстрелил из арбалета в плечо Бэстифара. Вот уж кто действительно не реагирует на боль!
Но не Мальстен Ормонт. Он не такой…
— Мальстен, слушай. Ты должен это выпить, слышишь? Это спасет от яда.
Дезмонд с удивлением отметил, что голос Бэстифара дрожит. Тело Мальстена тем временем свела судорога — действие яда пустынного цветка, теперь Дезмонд это знал. И с этой судорогой хваленый анкордский кукловод тоже не справлялся. Видят боги, в нем не было ничего такого, что расписывал Бэстифар!
Противоядие в раненого влили почти насильно. Единственное, на что его хватило, так это выпить его, не дергаясь. Впрочем, разве у кого другого не хватило бы на это сил?
— Держите его, — попросил Селим Бэстифара. — Я должен вытащить стрелу.
Аркал казался почти потерянным. Он всего на миг переглянулся с Карой, будто искал у нее поддержки и защиты. Она ничего не сказала, и Бэстифар надавил Мальстену на плечи, чтобы удержать его ровно на лекарском столе.
Удержать ровно? — удивился Дезмонд. — Так разве Мальстен Ормонт в этом нуждается?
Лекарь осматривал рану, срезая одежду с поврежденного участка тела. Бэстифар смотрел на Мальстена. Тот лежал, зажмурившись, губы сжимались в тонкую линию, по лицу стекали капельки пота. Бэстифар что-то прошептал, но Дезмонд не разобрал, что именно. Тем временем лекарь дернул стрелу, извлекая ее из раны, и тело раненого выгнулось от боли. С губ сорвался мучительный придавленный крик, а рука, измазанная синей кровью, ухватилась за предплечье аркала.
Дезмонд невольно поморщился при виде этого, боясь даже вообразить такую боль во время расплаты. Но удивляло его другое. Бэстифар казался… ошеломленным, хотя Мальстен Ормонт явно готов был молить его о помощи.
Единственное, что подтверждало слова Бэстифара — он этого не делал.
Внимание Дезмонда обратилось к Каре, которая тихо попятилась из лекарской комнаты. Она оказалась за дверью и несколько мгновений продолжала смотреть на то, что происходит, словно открытый дверной проем выставлял между ней и происходящим невидимую стену.
— Кара, — тихо позвал Дезмонд.
Она перевела на него взгляд и, казалось, с трудом удержалась, чтобы не закатить глаза.
— Что ты здесь забыл? — спросила она. Дезмонд вздрогнул, словно от пощечины. После того, как Бэстифар перестал отправлять ее пережидать расплату вместе с ним, ее манера общения стала подчеркнуто прохладной.
— То же, что и ты, — набравшись смелости, ответил Дезмонд, кивнув в сторону лекарского стола. — Смотрю и не понимаю, что именно он в этом находит. — Не услышав никаких комментариев, данталли втянул воздух и продолжил: — Бэстифар столько рассказывал о нем, что мне Мальстен Ормонт казался почти богом, которому расплата нипочем. Но, — он вновь кивнул в сторону раненого, — взгляни на него! Он страдает так же, как любой данталли на его месте. А Бэстифар смотрит на это совершенно иначе. Не так, как на кого бы то ни было другого. — Дезмонд беспомощно уставился на Кару. — В чем разница? Почему он…
Кара устало посмотрела на него, и один этот взгляд заставил его осечься на полуслове. У нее либо не было ответов, либо они казались настолько очевидными, что было глупо их растолковывать.
Так или иначе, Кара, предпочтя избавить себя от общества Дезмонда, молча развернулась и направилась прочь от лекарской комнаты. Плечи ее непривычно устало сутулились, словно на нее давила какая-то ноша, ведомая ей одной.
* * *
Аэлин не знала, сколько времени просидела в клетке. Ключей было не достать, замок не взломать, хотя несколько раз она тщетно пробовала вскрыть его стилетом, о котором Дезмонд ничего не знал, а потому не отобрал ее секретное оружие. Так ничего и не добившись, Аэлин присела на жесткую койку и рассеянно провела по ней рукой.
Здесь ли держали ее отца? И что с ним стало теперь? Тринтелл по имени Тисса показала Мальстену, что Грэг Дэвери еще жив, но ведь Бэстифар мог убить его и после видения.
Борясь с тревогой и бессильной злостью, Аэлин некоторое время провела в молчании и без движения. В какой-то момент она почувствовала, что тревога рвется из нее наружу потоком, и отчаянно бросилась к прутьям решетки, начав молотить по ним и звать хоть кого-то. Но ни стражников, ни Дезмонда поблизости не было.
Аэлин ненавидела себя за то, что угодила в ловушку. Она раз за разом спрашивала себя, как могла не распознать обман, как могла не понять, что вместо ее отца в камере сидит самозванец? Однако предположить такое было равносильно тому, чтобы предположить наличие некроманта близ Шорры. Сейчас это казалось понятным и даже очевидным, но тогда ни Мальстен, ни Аэлин и помыслить о таком не могли.
Устав бесцельно молотить по прутьям и сбив руки в кровь, охотница обессиленно опустилась на пол и не сдержала слез. Столько надежд на освобождение отца, столько месяцев поисков — и все напрасно! Теперь из Малагории не выберется никто из них. А Мальстен…
Аэлин вздрогнула при мысли о нем. Она ведь оставила его тяжело раненого там, на Рыночной площади. Что с ним стало? Как он? Ждет ли он ее? Ведь если он заподозрит, что что-то не так, то направится сюда и окажется во власти Бэстифара.
И виновата буду я, это ведь я привела его сюда! — в отчаянии подумала Аэлин, закрыв лицо сбитыми в кровь руками.
Когда высохли слезы, она без сил рухнула на твердую койку и на некоторое время погрузилась в хрупкую полудрему. Разбудили ее чьи-то шаги, гулким эхом разносящиеся по ведущей наверх лестнице. Кто-то шел к ней — медленно, как будто с трудом передвигал ноги.
Аэлин вскочила. Первым порывом ее было окликнуть Мальстена, ведь это он мог идти к ней такой походкой — обессиленный потерей крови. Однако Аэлин не спешила называть его имя. Теперь, после столь искусного обмана, она могла ждать чего угодно.
Из полумрака рыжего коридора свет настенного факела выхватил чью-то фигуру, и это определенно был не Мальстен — на незнакомце была красная рубаха. Через миг Аэлин поняла, что знает своего посетителя. Она видела его два года назад, и он мало изменился с тех пор.
Посреди кирпичного коридора в свете пламени замер малагорский правитель. Аэлин приподняла подбородок, с вызовом глядя на него, и кивнула.
— Ну, здравствуй, Шим, — хмыкнула она.
— Леди Аэлин, — протянул аркал. Голос его звучал устало и слегка надтреснуто. — Сколько лет…
— Всего два года, — ответила охотница. — Извини, что проявляю такую фамильярность и не кланяюсь Твоему Величеству. Но ведь лично я тебя знала как крестьянина из Сальди.
Бэстифар ухмыльнулся.
— Это ничего, я не сильно привязан к титулам, — отмахнулся он. — Даже, можно сказать, не люблю их. — Он прищурился, глядя на нее. Казалось, он старался зажечь в глазах прежний азарт, но давалось ему это не без труда. — Гляжу, такая встреча тебя не удивляет. Жаль.
Аэлин усмехнулась.
— Извини, сюрприза не получилось. Надо признать, ты сильно рисковал, устраивая это представление. Многое могло пойти не так после Сальди.
— Однако все прошло, как было задумано, — развел руками Бэстифар, подходя к клетке. — Почти во всем.
— Почти? — Аэлин не понравилось, как это прозвучало. Она постаралась не выдать в голосе дрожи и не спешила задавать интересующие ее вопросы, хотя те и рвались наружу.
— По большей части все прошло по плану, — увернулся Бэстифар. — Кстати, пожалуй, мне стоит извиниться за эту небольшую авантюру. Если честно, я не хотел втягивать тебя в нее, особенно после Сальди. Ты защищала меня — точнее, крестьянина Шима, — как настоящий герой из детских сказок. Это было впечатляюще. Но, боюсь, несмотря на мою симпатию, я не мог исключить тебя из своего плана. Видишь ли, волею Криппа, ты оказалась единственным человеком, кто мог убедить Мальстена приехать в Грат.
Сердце Аэлин застучало чаще, она сглотнула подступивший к горлу тяжелый ком тревоги и качнула головой. Бэстифар устало усмехнулся.
— Надо же, как ты похожа на своего отца!
— Ты этого в Сальди не понял? — поморщилась Аэлин.
— И вот сейчас тоже, — качнул головой Бэстифар. — Эта удивительная особенность: даже находясь в клетке, вы оба держитесь так, будто вы — хозяева положения. Уверен, еще пара минут, и ты начнешь ставить мне условия и сыпать угрозами, хотя мы оба понимаем, что выйти отсюда ты не сможешь, если я этого не захочу.
Аэлин глубоко вздохнула, борясь с бессильной злобой. Как ни странно, Бэстифар оказался прав, ей хотелось вести себя именно так, хотя она и понимала, что любая угроза будет пустым звуком. Даже если она сейчас попытается метнуть в него припрятанный стилет, он может среагировать раньше и лишить ее последнего оружия.
Да и к тому же разве убийство малагорского царя повысит ее шансы выбраться из этой клетки? Сейчас — вряд ли. И, как бы Аэлин ни старалась об этом не думать, она держала в голове то, насколько это существо дорого Мальстену.
Это имеет значение, только если Мальстен еще жив, — напомнил ей внутренний голос, и она поморщилась, словно от боли, стараясь отогнать эти мысли.
— Угрозы бесполезны, — тихо произнесла Аэлин, вложив в голос максимум смирения. — Особенно если не можешь их исполнить.
— Твоему отцу бы твою дальновидность, — хмыкнул Бэстифар.
Аэлин сжала кулак.
— Зачем ты здесь? — спросила она. — Сомневаюсь, что просто зашел поздороваться.
— И почему все сомневаются в малагорском радушии? — хохотнул аркал. — Видят боги, скоро я начну задумываться, что нашей стране стоит над этим поработать.
— Просто радушие плохо сочетается с тюремной камерой. Если выпустишь меня, разговор пойдет по-другому. — Она нашла в себе силы ухмыльнуться. Глаза Бэстифара вспыхнули огоньком азарта.
— Ты нравишься мне, Аэлин Дэвери, — качнул головой он. — Но, увы, выпустить тебя я не могу. По крайней мере, пока. Ты в некотором роде опасна, если бродишь на воле. Видишь ли, ты дочь охотника, который явился в Грат, чтобы убить меня — и Мальстена, к слову, тоже. Видимо, ты в курсе, что отношения с твоим отцом у нас сложились по-разному. Мальстен, например, с ним подружился и даже устроил что-то вроде заговора. А вот я так и не нашел с ним общий язык. Хотел было подумать, что мне не везет с жителями дэ’Вера, да вот ты в эту схему не укладываешься. Опять же — пока не укладываешься.
Аэлин покачала головой.
— Мальстен не устраивал с моим отцом никаких заговоров.
— Это он тебе так сказал?
— А мой отец сказал тебе что-то другое? — парировала она.
Бэстифар прищурился.
— Твой отец не горел желанием со мной беседовать.
— Только не говори, что у тебя нет способов побудить пленника к диалогу, — нервно усмехнулась Аэлин. — Ты аркал. И наверняка не забывал напоминать о своих способностях моему отцу. И что же? Под пытками он сознался тебе в том, что у них с Мальстеном был заговор против тебя? Ты поэтому… убил моего отца?
