Орди глубоко задумался.
— А возвращаясь к Страже, ты повёл себя просто глупо. Да, ты пустил на ветер кучу денег, устроил для города очень зрелищное шоу, но в итоге проиграл. Потому что теперь Стража совершенно точно захочет нас удавить.
— Ну, формально у неё нет для этого причин, — развёл руками плечами молодой человек.
— Формально — нет. Но ты не понимаешь всей глубины тех событий, которые запустил. Дело даже не в том, что ты просто выкинул кучу денег и нажил могущественных врагов, хотя мог бы использовать их более рационально. Я о том, что ночью, пока Стража пила и развлекалась, в городе было так спокойно, как никогда.
— И что? — не понял Орди. — Да, я не хотел, чтобы кто-то пострадал. Без Стражи могло случиться всякое…
— Да, могло бы. Но ты переусердствовал и показал, что Стража городу попросту не нужна. Твои бандиты сами могут взять на себя её функции.
— Но ведь мы того и хотели, нет? Взять власть в свои руки?..
— Да, но не так же! — возразил король. — Ну хорошо, наши бандиты взяли власть. Что дальше? Мы не сможем удерживать их от преступлений вечно! Что тогда?..
Судя по лицу Орди, у него в голове произошёл настоящий взрыв.
— Похоже, я знаю, — ответил он. Глаза мошенника-лорда сияли ярче, чем огонёк Тиссура, — и короля это напугало. Впервые в компании юноши он почувствовал себя настолько неуютно: как будто напротив него посадили буйного сумасшедшего.
— Боги, что ещё ты придумал?..
И Орди принялся рассказывать — с невероятным пылом и заразительной любовью к своей идее.
В тот момент юноша, бегавший по комнате, размахивая руками, не испытывал ничего, кроме эйфории очень редкого сорта. Эйфории, возможной лишь когда Вселенная открывает копилку идей, достаёт оттуда одну, взвешивает в ладони и, как следует размахнувшись, бьёт тебя ею по голове.
Король наблюдал за всем этим, слушал горячечно-безумную речь Орди и понимал — при всём кажущемся абсурде, это:
— …может сработать, — Тиссур закончил мысль вслух.
— Да! — воскликнул Орди. — И как я раньше не догадался?..
14.
Рынков в Брунегене было много. Даже очень много. Строго говоря, почти весь город был рынком, только в некоторых местах более или менее разреженным. Это можно было сравнить с космосом: на улицах, как одинокие частицы водорода, сидели и расхаживали торговцы всякой мелочью. Возле домов, где выращивалось хоть что-то, кроме плесени, эти частицы превращались в лавочки, где собирались две-три старушки-соседки, предлагающие стандартный огородный ассортимент: картошка, капуста, морковь и лук. Некоторые попутно вязали и продавали то, что получилось. Размер изделий очень часто зависел от количества свободного времени: и если у одних старушек его хватало только на носки или шарфы, то другие легко могли связать попону.
Чем оживлённей был район, тем больше на первых этажах располагалось всяких лавок. Тут торговали и жили ювелиры, бакалейщики, обувщики, галантерейщики, а также представители ещё множества профессий, названия которых оканчивались на «щики». Исходя из плотности торговли и продолжая параллель с космосом, эти улицы можно было назвать звёздами и планетами. Но были и специальные места, где торговля концентрировалась так сильно, что схлопывалась под своей массой в сингулярность товарно-денежного обмена. Человек, пересекающий границу рынка, всерьёз рисковал никогда не вернуться обратно, увлечённый бесконечными покупками и продажами.
И вот как раз на таком рынке, где всегда было оглушительно шумно и многолюдно до тесноты, царила тишина.
Полная и безоговорочная тишина, которую никак нельзя было услышать в этом месте в это время суток. Было забавно наблюдать за покупателями: они не верили своим ушам, смешно открывали и закрывали рты, щёлкали пальцами, неопределённо мычали и нарочито громко кашляли, пытаясь понять, оглохли или нет.
Все торговцы собрались вокруг постамента, который несколько сотен лет назад занимала конная статуя, а сейчас — троица в балахонах. Вопреки привычкам, которые со временем превратились в рефлексы, люди не работали локтями, стараясь пробиться туда, где происходило что-то интересное, а стояли, навострив уши. «Балахоны» говорили тихо, недолго и исключительно по существу.
— Подождите-подождите! — мясник (с типично мясницкой внешностью и заляпанным кровью кожаным фартуком) привлёк к себе внимание. — Я что-то не очень понял. Мы же и так платим.
— Всё не совсем так, — возразил один из «балахонов». — Раньше вы платили за защиту и Грифу, и Страже, но не получали никаких гарантий. Вас как грабили, так и продолжали грабить, никакой защиты не было и в помине, а платили вы по сути за то, чтоб вас не трогали те, кому вы платите. Замкнутый круг. А сейчас Грифа нет, и вы будете платить Ординари. Да, немного больше, десять талеров вместо семи, — но за гарантированную защиту.
— Как это «гарантированную»? — присоединился к мяснику дубильщик кож, рядом с которым, несмотря на острую нехватку места, сам собой образовался круг пустого пространства.
— Это значит от всех. Совсем от всех, включая Стражу, — пояснил «балахон». — Никто вас не тронет, никто не посмеет ограбить. А если посмеет — мы его найдём.
— Но ведь ограблениями-то занимается Стража! — выкрикнул кто-то.
— Да, — согласился посланец Ординари. — Но теперь этим будем заниматься и мы. Посмотрим, кто справится лучше.
— Нет, ну это что же такое получается? — заголосила краснолицая торговка, из карманов передника которой торчали пучки зелени. — Тем плати, этим плати!.. И для Стражи сбор каждый месяц, и теперь сюда! Это же грабёж!
— Нет, — покачал головой «балахон». — Грабежи мы как раз предотвращаем. С каждым будем подписывать договор на защиту и охрану. Всё честь по чести: вы платите и получаете взамен услуги.
— А если не заплатить, то что? Обворуете нас?! — не унималась тётка.
— Тише будь! — басом урезонил крикунью кузнец. — Я вот лучше Ординари заплачу! У него не забалуешь! Когда такое было, чтоб за ночь никого не убили и не обворовали?
Люди загомонили. «Балахон» дал им какое-то время на обсуждение и поднял руку, вновь оказываясь в центре внимания.
— Ординари не знает, кто и кого будет грабить, — заявил он. — Лорд лишь обещает защиту. Полную защиту. И вообще, пусть каждый платит, кому захочет, мы не против выбора. Кто не захочет, чтоб его защищал Ординари, — пусть доверится Страже.
Воцарилось тягостное молчание.
— Ну да, — мясник заговорил негромко, но из-за тишины на площади его услышали все. — Так даже выгоднее получается.
— Да как выгоднее-то? Раньше семь талеров! А сейчас десять! — верещала торговка. — И так денег нет! А тут ещё и…
— Ой, ну у тебя-то точно денег нет! — выкрикнули из толпы. — Все знают, что как обвешивать и обсчитывать, так ты первая!
Послышались ехидные смешки.
— Да так выгоднее! — прикрикнул мясник. — Будем платить Ординари — никто не тронет! Не нужно будет платить сбор для Стражи и взятки! А то хоть ограбили, хоть убили: пока им не сунешь, никто и не почешется!
— Ага! — продолжила тётка. — Только как же без Стражи-то?.. Кто же буде… — и тут она замолчала. До неё дошло.
— Я прошу прощения, — над толпой поднялась рука сухого мужчины в пенсне и сюртуке. Он был похож на бухгалтера, которого каким-то загадочным образом занесло в места, где зарабатывают деньги, а не считают. — Вы говорили про договор на защиту. Но мы же, фактически, уже имеем такой договор. С городскими властями. Мы платим им налоги, а они обеспечивают нам всё, что нужно, — в этом месте очень многие люди фыркнули, поскольку помощь города гражданам заключалась только в избавлении от лишних денег. Старик недовольно поморщился от этих звуков и задал очень правильный вопрос: — Так что я не очень понимаю, чем ваша, будем честны, система рэкета отличается от системы налогов?
«Балахон», коим являлся Орди собственной персоной, возликовал: он всё-таки нашёл нужные слова. Осталось лишь произнести последнее:
— Ничем.
Снова поднялся гомон, поэтому юноше пришлось пояснить:
— Кроме того, что наша система работает лучше.
Вызов на ковёр к Регенту застал Бульдога после грандиозной пятидневной оргии, в результате которой Стража перестала существовать как организованная сила и превратилась в кучу пьяных болванов, жаждущих женского тела. Что самое забавное, стражники и детективы самым дурацким образом обнищали: после того, как закончился купленный Ординари алкоголь и оплаченный срок жриц любви, праздник продолжался, только уже на свои кровные. Доподлинно неизвестно, сколько заработали девушки, но по прикидкам Бульдога, многие из них уже сейчас могут себе позволить домик у озера и пенсию.
Сказать, что Бульдог сердился, — ничего не сказать. Начальник Стражи, сукин сын, подставил его под удар. Мол, это всё Капкан виноват, это он вёл переговоры с Ординари, пусть теперь отдувается. И сейчас Рудольф Капкан, страдавший жестоким похмельем, в сопровождении двух закованных в кирасы дворцовых горилл, спускался вниз в кромешной темноте.
Крутая лестница, ведущая во тьму, словно создавалась специально для причинения боли. Ступени — узкие, с ладонь — были сложены из необработанных камней и, мало того, что очень сильно отличались по высоте, так ещё и в середине каждой из них от тысяч и тысяч ног, ступавших тут на протяжении многих сотен лет, образовалась отполированная ложбинка. Кроме того, сам проход был узким и низким, отчего Рудольф, вынужденный спускаться боком, задевал потолок макушкой, а стены — животом. В таких местах могли уютно себя чувствовать только плесень и клаустрофобия, и детектив догадывался, что эти сложности неслучайны: своего рода, прелюдия к встрече с первым лицом Брунегена, призванная подавить волю.
«Готов поспорить, что сам Регент шёл сюда по широкой и светлой мраморной лестнице», — сердито думал Рудольф, нашаривая очередную коварно отполированную ступеньку. Он потел, пыхтел и старался не думать о том, что случится, если кто-то из стражников — огромных и закованных в железо, вопреки наступившему веку пороха, — поскользнётся и покатится вниз, увлекая за собой детектива. Наверняка в этом случае Бульдог станет плоским, а лестница обретёт ковровую дорожку.
Наконец, ступеньки закончились, и начался коридор — такой же садистически длинный. В полу хватало выбоин, облицовка стен в некоторых местах обвалилась, открывая вид на горную породу, в которой высекли эти ходы, зато пространства стало куда больше. Вообще, место, выбранное Регентом для беседы, выглядело, скорее, как облагороженная пещера, нежели как рукотворное сооружение.
— У вас тут кто-то сдох, что ли? — Бульдог поморщился, учуяв тошнотворный запах. Стражники никак не отреагировали на вопрос, просто довели детектива до деревянной двери, обитой ржавыми полосами железа, и постучали.
— Входите! — ответили с той стороны, и один из стражников, отворив дверь, кивнул Бульдогу. Детектив на секунду встретился взглядом с огромным детиной и… Нет, не успел рассмотреть. Но то, что промелькнуло в глазах ещё пять минут назад самоуверенного болвана, слишком напоминало ужас.
— Добрый день! — поздоровался Капкан, стараясь не дышать носом. Дверь у него за спиной захлопнулась. В кабинете, больше похожем на камеру заключения, горела всего одна жалкая свечка. Она почти не давала света и позволяла лишь определить очертания предметов: широкий чёрный рукав, кожаная перчатка с надетым поверх золотым перстнем, часть накидки на плече и капюшон.
«Ну конечно. Капюшон. И тут проклятые капюшоны. Выйду на пенсию — открою ателье, в котором будут шить только их, — разбогатею», — сварливо подумал Капкан. Он не чувствовал страха, только уже ставшую привычной рабочую злость.
— Здравствуйте, детектив. Садитесь! — ладонь в перчатке с кольцом сделала движение, указывая на стул. Простой деревянный стул — скучный и казённый, как очередь в канцелярию.
— Я арестован? — поинтересовался Бульдог, после чего тут же прикусил язык. Его обычная манера разговора — вызывающая и наглая — здесь была явно не к месту. «Хотя, стоп, — одёрнул он самого себя. — Это точно Регент?»
Он немного склонил голову, стараясь заглянуть под капюшон, и был уверен, что сделал это незаметно.
— Нет, вы не арестованы, — ответил собеседник. — Вы что-то хотите увидеть, детектив?
— Нет, милорд, — Капкан резко выпрямил спину. Из-за этого движения он случайно втянул воздух носом — и сразу же об этом пожалел. Если до вдоха от аромата гниющей плоти просто слезились глаза, то сейчас ещё и затошнило. Со сверлящим чувством обиды изобретателя, обнаружившего, что его детище кто-то украл и запатентовал, детектив понял, что пытка запахами — не только его фишка.
— Хорошо, — склонил голову Регент. Или тот, кто выдавал себя за Регента. — Давайте прямо к делу. Как мне сообщили, именно вы виновны в недавнем происшествии.
— Ну, раз сообщили, значит, виновен, — не стал отпираться Капкан.
— Вот как? — удивился Регент. — Получается, вы даже не попытаетесь себя оправдать?
— А это поможет?..
— Вряд ли, — судя по голосу, некто под капюшоном улыбнулся. — Начальник Cтражи очень убедительно доказал, что во всём виноваты вы.
— Ну и зачем тогда терять время? — детектив пожал плечами. — Давайте просто закончим с этим.
Пауза. Горящий фитиль свечи негромко потрескивает.
— Смотрите, как я вижу вызов сюда, — прервал молчание Бульдог. — Мой начальник всё уже вам расписал. Причём, я не сомневаюсь, в очень ярких красках, так что у вас должен был остаться только один вопрос: как такого ужасного человека вообще допустили работать в Cтраже?
Регент усмехнулся. Приободрённый этим Капкан продолжил:
— Но я всё ещё не в камере и не на плахе. И из этого можно сделать два вывода: либо вы захотели лично плюнуть в лицо преступнику, который разрушил Cтражу изнутри, либо… — детектив замолчал на секунду. — Либо я вам зачем-то нужен.
Капкан вопросительно уставился во тьму под капюшоном.
— Чего же вы замолчали? — спросил Регент. — Продолжайте. Зачем вы мне нужны?
— Ординари, — уверенно ответил детектив. Всё это он понял ещё по дороге в Замок.
Перчатки поднялись со столешницы и пару раз хлопнули.
— Браво, детектив. Я в вас не ошибся, — на стол лёг лист бумаги. Буквы с завитушками складывались в слова, которые невозможно было рассмотреть в полутьме, а клякса красного сургуча алела, как пулевая рана.
— Что это? — Капкан наклонился в попытке разглядеть, о чём идёт речь в документе.
— С сего момента вы — начальник Стражи, — пояснил Регент.
Этого Бульдог никак не ожидал. Он сидел, хлопая глазами, и даже перестал замечать аромат гниющего мяса.
— Но ведь… Это же… — детектив никак не мог подобрать нужные слова. — Нет, я не могу на это согласиться. Я на своём месте и управление всей Стражей не потяну. Да и у Стражи уже есть начальник. С ним-то что делать?..
Судя по молчанию, которое неуютно затянулось, Капкан понял, что задал очень неудобный и неправильный вопрос.
