Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Потому — забыть сослуживца и унтера Одинцова, а его благородие Игоря Арсеньевича Одинцова слушать, как отца-командира над нами поставленного. Тут согласия вашего не спрашиваю, то уже мой наказ. — Одобрительный гомон.
— И на этом все. Спать пора.
Сикора, — это к молодому солдату, — дневалишь, остальным отбой. А мы с Сергеем Александровичем еще покурим, погутарим.
Перебыйнис предпочитал жить в гарнизоне. Бобыль, ему много и не надо. Здесь же в драгунской казарме у него отгороженный простенком закуток рядом с каптеркой. Маленькая комнатушка с койкой, столом, лавкой да вещевым сундуком. На полках стояла простая глиняная посуда, а за сундуком — пара фляжек да с пяток бутылок. Не пустые емкости, естественно.
На стене висел драгунский палаш в потертых ножнах и со шведскими коронами на гарде. Очень качественное, явно офицерское оружие. На столе — чернильница, перья, бумага. Несколько потрепанных уставов и памяток, а также единоверческий (общий для староверов и простых верующих) молитвослов для православных воинов.
Фельдфебель убрал со стола все лишнее, выставил две серебряных чарки, хлеб, тарелку с капустой и добрый шмат копченой рыбины.
Ничего себе рыбка была. Судя по кусочку и ребрышкам, побольше меня размерами выходит. Эх, экология ... В наше время таких уже нет. И пахнет обалденно. К выставленной закуске и соответствующая выпивка — простая солдатская водка в медной фляжке.
Хозяин налил по стопке, поднял свою, но пить не торопился. Я тоже жду. Фельдфебель — человек не простой. Тертый хохол, что и Крым, и Рым прошел. Так солдатиков настроил и построил, просто душа радовалась. Интересно, как меня строить будет?
— Перед тем как пить, давай, Сергей Александрович определим, кто за этим столом сидит. Два драгуна или барин и солдат?
— Зряшный вопрос задаешь, Иван Михайлович, барина ты бы в хоромы свои не зазвал, барин с солдатом за стол бы не сел. Два драгуна тут, а более никого.
Что пробу мне делаешь, понимаю, да только ты не ходи вокруг да около — говори прямо. Лямка у нас общая. А будут неудобные вопросы, тоже говори. Два умных человека всегда договориться смогут.
В конце я добавил в голос немного Бердичевского акцента.
Хмыкнул, видно оценил, потянулся чаркой. Чокнулись.
— Ну, будьмо.
— Будьмо.
Выпили. Захрустели капустой. Откуда и голод взялся? Не чинясь, стал нарезать рыбу своей китайской раскладушкой. Хозяин тем временем разломал краюху пополам, с интересом поглядывая на мой режик.
Перекусили слегонца. Разлили по второй.
— Как служить будем, Сергей Александрович?
— По совести, Иван Михайлович.
На себе ездить не дам, вредить себе не позволю, но свое исполню до корки, чего и от других жду. От солдат буду требовать жестко, невзирая на лица. От себя буду требовать не меньшего.
Достойному человеку всегда помогу, недостойного без наказания за вину не оставлю, неумелого научу, ленивого заставлю, а отличившегося отмечу хоть словом, а по возможности и наградой. Такой вижу свою дальнейшую службу.
— Хех! — Нет, у Сухова выходило менее выразительно, чем у фельдфебеля, тут — целая гамма чувств в одном слоге.
— Гладко говоришь, не расспрашивал бы о тебе прежде, не поверил бы. Уж больно правильно баешь. Но...! — Указательный палец вверх.
— Хвалил тебя старый фельдфебель Семен Мироныч, а он людей наскрозь видит.
Гренадеры из твоего капральства о тебе добро отзывались, а они службу хлебнули полной ложкой.
С командиром ты дружен, да по роду ему ровня, если не выше. Вот, думаю я грешный, и мне с тобой подружиться надо. Примешь в друзья простого крестьянина в мундире драгунском, али как?
— Ты, Иван Михалыч, не юродствуй. Что покрипачили твоих дедов, то дело десятое. Казацкому роду, нет переводу, эту кровь не разбавишь. Отчего не принять в друзья казака.
Протянул руку, фельдфебель крепко пожал ее. Глаза серьезные.
Выпили по второй. Закусили, набили трубки, закурили.
Дальше разговор уже перешел на службу, договорились по распределению обязанностей. Лишнего на меня, конечно, не грузил, но и того что было хватало с верхом.
Перетасовали списки отделений, мне доставался контингент поплоше плюс Иван Федорович Грач, в прошлом кавалерист и коновал-самоучка. Фельдфебель хотел наложить лапу и на Алеся — не отдал. Самому нужен.
Оказывается, он — сын лесника, служил казачком у помещика, страстного охотника и бабника. Сопровождая барина на охоте, бывало, сутками с седла не слазил, да за лошадью хазяина и своей постоянно смотрел.
Где-то барин начал сильничать девку, паренек вступился. Девка убежала, паренька на конюшню под плети, а после — в солдаты. Девка потом все равно барину досталась. Такие времена, блин.
Хотя, если подумать, наши времена не лучше. Тут — в солдаты, а в наше время — на зону, или вообще под землю при аналогичной ситуации могли определить.
А мне наука, фельдфебель о своих людях знал практически все, а я вот с Алесем так и не сподобился поговорить по душам. Стыдоба, честное слово.
Засиделись за полночь. Домой идти нет смысла, так что заночевал в казарме. А назавтра ближе к полудню, наконец, пригнали лошадей.
Достались нам лошадки очень даже неплохие. Трофеи прошлогодней войны. Кроме территорий, России от Швеции упали и другие вкусности, в виде различного военного снаряжения и, в том числе, строевые кони. Вот именно такие и попали к нам.
Негромкое, но внушительное слово губернатора обеспечило его личный конвой всем, что положено по штату и даже много более сверх того. Армейские чудеса продолжались.
Интересно, у кого мы этакое богатство перехватили, в жизни не поверю, что на этих красавцев никто глаз не положил.
Итак, наш взвод получил двадцать две строевые лошади шведской теплокровной породы и плюс два тяжеловоза-ардена в дополнение к нашим ломовикам для запряжки взводной фуры. Спец по лошадям — коновал Грач, только приседал да хлопал себя по бокам ладонями рассматривая табун. Слов для выражения эмоций у него не было, да и вообще он молчаливый парень.
Основная масть табуна — гнедая и рыжая, но имелись и два серых красавца на которых все смотрели облизываясь. Мне такой конь не светит, это для начальства. Одинцов и Перебыйнис будут на них выглядеть просто орлами.
Как и обещалось, лучших лошадей забрал фельдфебель за одним приятным исключением.
Рослая, рыжая кобыла с живым даже можно сказать слегка вздорным характером, хитрыми глазами и при этом наделенная всеми лошадиными талантами досталась мне.
Красавица с длинной шеей, широколобой головой и добрыми умными глазами.
Я говорил — хитрыми? Так ведь женского рода, тварь Господня, у них глаза от настроения меняются. Вот морковку схрупала за знакомство, так сразу и подобрела.
Ах ты, красавица рыжая. На ласку ответная да игривая, на вот тебе еще и хлебца. Что, вторую морковку унюхала? Так в карман и тычется, выпрашивает. Ну, на тебе еще. Сама — под цвет как морковка, вот и будешь Морковкой. Что, не нравится? Не похоже на то слово, что тебе прежний хозяин говорил?
— А как на шведском морковка будет? Мужики, кто подсобит со словом?
Чего, какой такой "ворот"? А, понял, 'морот' (morot).
И кто это у нас такой полиглот? Один из неумех молодых. Его еще Михалыч дневальным ставил. Сикора вроде... Надо приглядеться к нему, авось на что и сгодится. Парень из поморов. Крепок и совсем не глуп.
Ого, отзывается кобылка, угадал я с имечком. Но слово мне не нравится. Будешь Морета. Ну, со знакомством Морета. Я — Сергей, теперь твой хозяин.
Что? Башкой киваешь, хулиганка иностранная? Согласна? Ну и ладушки.
Я ворковал в ухо лошади всякие нежности, оглаживая и проверяя ее состояние. Здоровая, резвая, перековывать не надо, все сделано до нас по высшему разряду.
Подружимся. Вернее, уже подружились. И не больно-то хороши эти серые, Морета пожалуй не хуже ..., да нет, лучше конечно. Даже Грач выдал на счет Мореты целых пять слов: — Красуня. В беге сильна... Добра!
На всех остальных лошадей у него было только по одному слову. Или 'добре' или 'годится'. Ну, за исключением командирских лошадок. За тех фельдфебель, и сам знаток не из последних, с Грачом имел обстоятельный разговор, ну и пусть их.
День прошел под знаком лошади. Познакомились, поводили, вычистили, напоили, накормили, по денникам развели. Новички оказались не такими уж и неумехами, тоже справились под присмотром более знающих товарищей. Недовольных не было с обеих сторон, что с человеческой, что с лошадиной. Завтра — первая выездка.
Началась служба теперь в новом качестве. Целых пятнадцать дней с утра и до вечера фельдфебель гонял нас, пропуская через курс молодого драгуна. Притирались друг к другу и люди и кони.
Выездка, отработка ударов и уколов палашом с седла, строевая, хозяйственные работы, учебные стрельбы. Мама моя дорогая, в гору глянуть некогда. С утренней молитвы и до отбоя, как белка в колесе. Хорошо Гаврила помог с устройством артельных дел, сначала мне, а после и артели Михалыча. Разумеется, не бесплатно, но по самой минимальной цене обе артели всегда имели свежие и качественные продукты. К концу октября месяца служба вообще вошла в колею, втянулись.
Через неделю после получения лошадей, еще учеба шла полным ходом, состоялся первый выезд губернатора с нашим конвоем в составе десяти самых подготовленных всадников. Крещение так сказать.
Наш губернатор был человек сверх педантичный. Раз, иногда два раза в месяц в теплое время и раз в месяц в холодное, за исключением осеннего и весеннего бездорожья, отправлялся с ревизией своего хозяйства. Местные чинуши боялись его как молний Перуна.
Приедет, посмотрит, ни слова не скажет и уедет. А по прибытии в губернаторскую резиденцию следовали выводы по поездке. Когда награда, а когда и наказание. Последнее чаще.
Поездка могла продолжаться от одного дня до недели, и все это время конвой был постоянно при нем. Дежурство несли круглосуточно. Каждое утро внешний вид конвоя губернатор проверял сам в присущей ему чопорной манере. Ох, и занудливый дядька, скажу я вам. Параграф ходячий. Не удивлен, что они с Лесли в контрах, абсолютно разные характеры. Впрочем, может такой человек и нужен на этом месте.
Ведь Васильев и еще несколько чиновников и офицеров вполне с ним ладят. Этакий кружок приближенных, как правило, бывших столичных жителей из Высшего Общества, куда чужим хода не было. Барон Аш, несмотря на высокую должность, явно скучал по блеску Санкт-Петербурга.
Поездка вышла недолгой. Осенняя дорога в этом году хоть и была пока вполне проезжей, но далекому вояжу не особо способствовала.
Конвоем губернатор остался доволен. По приезду получили благодарность и рубль на водку, переданный через Одинцова.
Иван Михайлович посмеивался и говорил, что у такого человека, как губернатор служить просто лафа, главное — самому не накосячить, а так всегда знаешь чего от начальства ждать. Сам сюрпризов не любит и другим не делает. Орднунг, одним словом.
С Одинцовым наши приятельские отношения сохранились, правда, теперь с поправкой на службу. Ничего не поделаешь, в офицерской среде царят свои законы.
Васильев лично ввел Игоря в гарнизонное собрание как своего бывшего подчиненного. Практически все господа с эполетами в Смоленске его уже знали, как минимум в лицо, так что в ряды офицерства мой приятель влился вполне органично. Как положено, с грандиозной пьянкой. А как иначе?
Мой бывший ротный, нехороший человек, свою угрозу насчет путешествия сдержал. Завтра выезжаем. Отделение оставляю на Грача. И — в путь, конно и оружно. Куда? А куда прикажут!
Ой, как ломает такая поездочка. Погода испортилась, дождь со снегом попеременно сечет, грязища, холодрыга. Не хочу! Дайте мне асфальтовые дороги, пусть и разбитые вдребезги, верните двигатель внутреннего сгорания на колесиках и с крышей, хоть 'запорожец', хоть полуторку.
Какая вам лафа, современнички. Вы не знаете Русского Бездорожья, именно так, с большой буквы. А я вот познаю, причем на себе, любимом. Заранее себя жалко.
Поплакал о тяжкой судьбине и пошел собираться. Насчет 'конно' у меня все готово, вплоть до запаса овса для Мореты, а по 'оружно' еще надо подготовиться.
В принципе, с оружием у нас во взводе тоже порядок, даже чуть больше чем порядок. Дополнительно к выданным обязательным палашам, цесарским почему-то, и двум пистолетам тульского производства, входившим в экипировку каждого драгуна, еще были положены и ружья. Поскольку уставных ружей образца 1810 года, которыми нас должны были вооружить, не хватало, армия только начала переходить на новый тип, предложили равноценную замену.
Десять драгунских гладкоствольных ружей также австрийского производства и десять тульских короткоствольных драгунских штуцеров. Предложенны нам от щедрот арсенала. Игорь Одинцов сначала их брать не захотел. Но я стал убеждать, что запас карман не тянет. Раз пошла такая лафа, надо брать все что дают и требовать еще большего.
Драгунам ружья периодически, то вводили, то отменяли, чтобы их оружием вооружить новые пехотные части ландмилиции. В очень многих полках они уже были отменены и изъяты, но по Иркутскому полку пока приказа не было. И вообще, мы в запасном эскадроне по спискам проходим, а там вооружают, чем могут. Вот и получилось так.
В конце ко мне присоединился фельдфебель с хохляцким вердиктом: 'Хай будэ, щоб було.'
Уломали. Теперь имеем дополнительную огневую силу.
Да и вообще, я ведь тот еще хомяк, насчет оружия. Винтовку не отдал, жаба задушила. Есть у меня чуйка, что она мне еще не раз пригодится. Выкупил ее у казны за целых десять рублей. Часть — в казну, часть — старому фельдфебелю Миронычу. Наживается на мне старикан, ну да ладно, зато и дело свое знает. Теперь она у меня на квартире вместе с моей патронной сумкой, запасом отборного пороха, новой пулелеечкой собственного изготовления и хорошим запасом готовых пуль. Ее наверно и возьму в дорогу, а казенный штуцер оставлю. Два лишних килограмма, по сравнению с драгунским штуцером, так не на себе же переть. Зря, что ли кожаный чехол под винтовку заказывал?
Пока вспоминал эпопею с оружием дотопал до дома.
Ну вот, дверь — на засов, и благословясь приступим.
ТТ первым. Разобрал, почистил, смазал, собрал. Переснарядил две обоймы, еще четыре патрона отдельно. Потом перезарядил кремневые пистолеты, снарядил еще четырнадцать пистолетных патронов.
Следом занялся винтовкой.
Про пулелеечку я уже говорил, так вот она для этого времени совсем необычная, сделана под пулю Минье, до изобретения которой еще, дай Бог памяти, лет сорок.
Простая цилиндрическая пуля, имеющая позади коническую выемку для вставки туда медного полого цилиндрика. Это для меня простая пуля, а тут пока шариками пуляют.
При выстреле пороховой газ расширяет вставку, а через нее всю пулю Минье и вгоняет ее в нарезы ранее, чем она продвинется по каналу ствола. Срезанный свинец убирается в специальные бороздки в ее хвостовике.
Просто, но такое новшество позволяет делать профессионалу уверенных три выстрела из винтовки в минуту на стрельбище. Пятнадцать секунд на заряжание и пять на выстрел. В полевых же условиях выходит два верных выстрела.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |