Разумеется, пан пулковник отлично помнил 'Общую инструкцию боя кавалерии', предписывающую сражаться в пешем порядке. Но то, что он видел сейчас, заставило его принять другое решение.

-Всем сосредоточиться на опушке! — приказал он. В несколько минут эскадроны, так и не замеченные никем из немцев, развернулись в лаву.

— Szable dlon! — пронеслось по строю. С сухим шелестом клинки покидали ножны.

— Нех жие Польша! Szarza (Кавалерийская атака)! — крикнул полковник и послал своего гнедого в галоп. Воздух вспорол короткий и резкий сигнал полкового рожка. Следом за командиром вперед устремились оба эскадрона. Появление из леса польских кавалеристов стало для немцев полной неожиданностью. Они не успели ни организовать оборону, ни вообще что-то предпринять. Лишь хлопнули несколько выстрелов из карабина, да где-то на фланге зашелся злобным треском очереди пистолет-пулемёт. Но всадники уже преодолели отделявшие их от шоссе пару сотен метров и рубили врага направо и налево.

Масталеж увидел прямо перед собой полные ужаса глаза часового-немца, вскочившего на ноги, но забывшего про оружие. Вместо этого он по-детски поднял руки, словно пытаясь защититься ими от смертоносного клинка. Жалости у полковника не было, он с силой рубанул, и немец повалился прямо под копыта мчавшейся конной лавы. А конь мчал пана пулковника вперёд. Секунда и он был уже возле колонны.

Эскадроны, рубя направо и налево, пронеслись сквозь толпу разбегающихся немцев, оставляя после себя валяющиеся на окрасившейся кровью траве трупы. Где громыхнула граната, уничтожая пытавшийся открыть огонь пулеметный расчет. Большинство же немцев разбегалось куда глаза глядят в тщетной попытке скрыться от гоняющихся за ними кавалеристов.

— Первый эскадрон! Направо кругом! — перекрывая шум боя, прокричал Масталеж. Дорубить убегавших — дело нужное. Но пулковник знал, что в колонне ещё осталось достаточно много уцелевших пехотинцев. С ними нужно было покончить в первую очередь, чтоб не дать опомнится и организовать оборону. Вторая атака обошлась полякам дороже. Немцы чувствовали свою гибель и теперь старались лишь подороже продать свою жизнь. Но их неорганизованный огонь оказался слишком слаб, чтобы остановить конскую лаву. Уланы снова пронеслись через колонну опустошительным смерчем, рубя всё, что движется. Вслед им уже никто не стрелял.

— Стой! — крикнул Масталеж, осаживая жеребца. — Добрая победа, панове! Теперь можно и трофеи собрать и пленных тоже. Распорядитесь...

Его слова прервала пулемётная очередь. На поляну выезжали несколько легких бронеавтомобилей. Столь уязвимые для противотанковых ружей и пушек в обычной обстановке и столь опасные сейчас, когда эскадроны на конях представляют собой отличную мишень для их пулеметов...

— К лесу! Занять оборону на опушке! — только и успел скомандовать полковник, прежде чем его нашла одна из пуль.

Казалось, немцам удалось взять реванш за предыдущий разгром. Если первый эскадрон в большинстве успевал скрыться на опушке, то уланы второго, занятые погоней за группами разбегающихся пехотинцев, падали один за другим на землю. Но в этот момент с опушками грохнул выстрел противотанкового ружья. Двадцатимиллиметровый снаряд 'Эрликона' с легкостью пробил тонкую броню и легкий броневик вспыхнул, словно политый бензином костер от брошенной спички. Остальные бронеавтомобили сразу перенесли огонь на более опасную цель, поливая свинцовым дождем скрывающийся среди кустов расчет. Ружье замолчало.

Но бог сегодня, как и обычно, был на стороне больших батальонов. Появившияся словно чертик из коробки танкетка с автоматической пушкой подожгла еще один броневик. И только умело маневрирующему третьему, получившему попадание в башенку, удалось скрыться за поворотом шоссе.

А на поляну выскочили еще две танкетки и уланы остальных эскадронов...

СССР. Москва.

На город опускалась тихая сентябрьская ночь. На востоке уже можно было различить сияние первых звезд, хотя несущиеся в вышине облака еще вовсю отсвечивали отраженным солнечным светом.

Хозяин кабинета задумчиво глядел в вечернее небо и размышлял. Нет, не о увиденном в окне. А о происходящем сейчас на тысячи километров западнее. Все его размышления в настоящий момент сосредоточились на анализе начавшейся германо-польской войны. Неожиданной, непредсказуемой и непонятной. Поляки очередной раз удивили не только весь мир, но и его тоже. Хотя за прошедшее с семнадцатого года время он, казалось, совсем разучился удивляться.

Тихо приоткрылась в дверь и в нее почти бесшумно просочился Поскрёбышев, неся на скромном фаянсовом блюдечке стакан горячего чая.

— Поставь на стол, — не оборачиваясь, приказал Сталин. — Все прибыли?

— Так точно, товарищ Сталин.

— Пусть заходят.

— Вместе с товарищем Ворошиловым прибыл товарищ Шапошников, — осторожно заметил Поскрёбышев.

— Его — пропусти вместе со всеми, — кивнул своему отражению в стекле Сталин. И тут же развернулся к дверям.

В кабинет парами и по одному стали заходить участники заседания.

Первыми вошли старые соратники: Ворошилов, Молотов, Каганович. За ними — Берия. Жданов скромно вошел в середине вместе с Буденным. Последним появился Шапошников, присевший рядом с наркомом обороны и положивший перед собой свёрнутую карту.

Присевший за стол Сталин машинально помешал ложечкой чай и негромко спросил.

— Кто будет докладывать?

— Разрешите, товарищ Сталин? — принял на себя нелегкую обязанность Шапошников.

— Хорошо, Борис Михайлович, — согласился хозяин кабинета. — Ознакомьте нас с обстановкой.

— На ... сентября обстановка сложилась следующим образом, — непроизвольно улыбнувшись воспоминаниям о профессоре Романовской Академии Генерального Штаба, сразу срезавшим оценку за один только термин 'обстановка', начал Шапошников.

— Заняв Гданьск, группировка польских войск силой до трех пехотных дивизий оказалась скована в этом районе противодействием — в городе немецких территориальных сил самообороны 'Данциг'. А на границе с Восточной Пруссией — обороной в составе не менее чем двух усиленных пехотных полков и частей пограничной охраны, опирающихся на подготовленный рубеж обороны... — начальник Генштаба РККА четко и по возможности кратко описывал все происходящее на огромном фронте от Балтийского моря до Богемских гор.

Было ясно, что в Восточной Пруссии силы немцев, как минимум не уступающие атакующим силам поляков сковали три польские войсковые группировки и одну авиабригаду. Тяжелые бои на пограничных укреплениях, в которых поляки понесли большие потери, к успеху не привели и фронт застыл на достигнутых позициях. Зато неожиданный успех пришел к польским войскам в Померании, где они не только практически разбили слабую группировку немцев, по силам равную корпусу и частично окружили ее, но и вышли подвижными войсками к побережью Балтийского моря.

Туда же, в Померанию, явно переносила центр тяжести своих операций и центральная группировка поляков, до этого безуспешно пытавшаяся прорвать оборону немцев на Берлинском направлении. В Силезии немецкие войска силой до армии с трудом обороняются против атаковавших их в спину польских войск. При этом они еще вынуждены держать оборону против стоящих с юга чехов.

На Пражском направлении немецкие войска частично вклинились в основной оборонительный рубеж чехословацкой армии в Судетах, но после начала наступления польской армии остановили наступление и, по всей видимости, перебрасывали войска на север, против поляков.

На австрийской границе шли упорные бои между чехами и немцами. Немцы сумели первоначально прорвать чешскую оборону, однако чехи, воспользовавшись отсутствием наступления на венгерской границе, подтянули оттуда подвижные резервы и нанесли контрудар. Теперь там, на узких западноевропейских дорогах, вовсю шли встречные бои между немецким и чешскими танкистами. Исход которых пока был неясен, хотя немцы несли больше потерь от огня пушечных чешских 'Шкод'.

В воздухе установилось неустойчивое равновесие — основные силы люфтваффе, до вступления Польши в войну начавшие преодолевать сопротивление чешских пилотов, сейчас вынуждены были перенацелиться на север. В боях же над Польшей большое значение имела отличная подготовка польских пилотов-истребителей, превосходивших своих немецких противников (Прим. Автора — Если в реале, на устаревших самолетах, уступавших немецким в скорости и вооружении, поляки сумели нанести люфтваффе весьма чувствительные потери, то в АИ скорее всего захватят господство в воздухе).

— Наши летчики из сводного истребительного полка участвовали в трех воздушных боях над Прагой, сбив десять самолетов противника и потеряв четыре своих. Убито три летчика.

— Товарищ Ворошилов, чем можно объяснить столь высокие потери? — удивленно спросил Сталин мигом побледневшего наркома обороны. — Разберитесь и доложите. Завтра в обычное время жду вас вместе с командующим и начальником штаба ВВС.

— Есть, — сдавленно произнес нарком.

— С военной составляющей все понятно, товарищи, — поднимаясь из-за стола заметил хозяин кабинета. — Есть мнение, что необходимо уговорить чешское правительство принять еще один истребительный полк. Еще будут предложения? Тогда продолжим обсуждение в политической плоскости. Какие мероприятия необходимо провести в сложившейся обстановке. Есть мнение, что необходимо рассмотреть вопрос об увеличении помощи испанскому правительству...

VIII. A my na tej wojnie ladnych pare lat (А мы на этой войне уже несколько лет)

Германия. Померания.

Укрепления на польской границе, строившиеся в тридцатых годах под названием 'пояс Варты — Одера' и более известные как 'Восточный вал', никогда не были приоритетным направлением немецкого оборонительного строительства. Немецкое командование никогда не заблуждалось относительно возможностей польской армии и больше внимания уделяло 'Западному валу' на французской границе. И оказалось в основном право, так как поляки не сумели полностью прорвать укрепленный район, обороняющийся всего двумя дивизиями, небольшими гарнизонами укреплений и пограничными частями, на кратчайшем расстоянии к Берлину. Пехота польской армии смогла лишь вклиниться в промежутки между отдельными группами продолжавших оборонятся укреплений, способных выдерживать огонь даже тяжелых двухсотдвадцатимиллиметровых мортир и удары пятисоткилограммовых бомб. В результате подвижная оперативная группа 'Смиглы' застряла на несколько дней во втором эшелоне армии. Но генерал Кутшеба, которого сам Вождь армии в частном разговоре упомянул как одного из лучших полководцев польской армии, решил эту нерешаемую для многих задачу.

Посовещавшись с командовавшим группой генералом Кнолль-Ковнацким и его советником — французским пулковником с легко запоминающейся фамилией де Голль, пан Тадеуш бросил оперативную группу в обход, усилив ее второй пехотной дивизией легионов, посаженной на автомобили. Предполагалось, что группа найдет менее защищенный участок укреплений в Померании, где более удачливый коллега Кутшебы, генерал Руммель, вовсю пожинал плоды победы над десятым армейским корпусом швабов.

Именно поэтому сейчас колонны четырех бригад и одной моторизованной пехотной дивизии шли на север.

В боковом охранении уже привычно катились, негромко тарахтя моторами, 'бронированные клопики' взвода Орлика. Сам сержант торчал в люке передней танкетки, изредка рассматривая окрестные поля в бинокль и прислушиваясь к окружающему, насколько позволял шум собственного мотора.

— Стой! — неожиданно скомандовал он, опуская бинокль. Танкетка, фыркнув, словно живое существо, замерла почти на месте, лишь негромко постукивал на холостых оборотах мотор. За ней остановились и две остальные боевые машинки. Выскочившие из них капралы бегом подскочили к машине Романа.

— Что там, пан сержант? — спросил один из них, более старший на вид.

— Странная пыль в той стороне, — показал рукой Орлик, передавая ему бинокль.

— Вижу, пан Роман, — капрал в свою очередь отдал бинокль напарнику, а сам, ухватившись за корпус, приподнялся над танкеткой и прислушался.

— А ведь то моторы шумят, пан сержант, — отметил он через пару секунд.

— Полагаешь? — уточнил Орлик. — Я тоже нечто похожее расслышал, но решил, что мне показалось. Так..., — сержант на мгновение задумался, машинально подхватив возвращенный подчиненным бинокль, — давайте-ка оба в те кусты, прикроете меня от пехоты, если что. А с танками попробую разделаться с помощью своей 'Кыси' — он кивнул в сторону торчащего из переднего бронелиста ствола двадцатимиллиметровой автоматической пушки.

Пока две пулеметные танкетки скрывались в кустах, Роман, выбравшись из своей машины, обежал окрестности и успел наметить две удобные позиции. После чего забрался в танкетку и несколько минут инструктировал своего механика-водителя, Бронислава Закржевского. При этом он с уважением вспоминал профессора Полоньского, который учил их, что любая импровизация хороша лишь тогда, когда хорошо заранее подготовлена.

'Кыся' выползла на намеченную позицию буквально за несколько секунд до появления германских танков. Их было всего три, вместо обычного для немцев взвода из пяти танков. Две пулеметных 'единички' и пушечная 'тройка', явно такой же дозор, как и тот, которым командовал Роман.

Три украшенные крестами бронированные машины, давя гусеницами мягкую землю неторопливо ползли вперед. Орлик, стараясь подавить нарастающее волнение, наблюдал за ползущими впереди пулеметными танками. Стараясь отвлечься, Роман неожиданно вспомнил старую солдатскую шутку и начал ее повторять про себя, чувствуя, как с каждым словом спокойствие вливается в него.

— Забич крука — то не штука,

То не справа для жолнежа.

А то справа для жолнежа —

Голым дупем забич сьежа

Произнеся последнее слово, он абсолютно спокойно нажал на спуск. Короткая очередь и правый передний танк встал, выбросив из внезапно открывшегося люка темный клуб дыма. Экипаж второго танка ничего еще не успел понять, когда вторая короткая очередь бронебойно-зажигательных снарядов пронзила его броню и 'рев горящего бензина заглушил крики погибающего экипажа'. Танкисты в более тяжелой 'тройке' поняли, что попали в засаду, но успели только выпалить наудачу из своей тридцатисемимиллиметровки в сторону кустов. Причем Роман даже и не понял, где взорвался их снаряд, если он вообще был начинен взрывчаткой, а не бронебойной болванкой. Ему было не до того, он тщательно выцеливал уязвимое место в любезно подставленном борту немецкой машины.

Еще одна очередь — и третий танк вспыхнул словно свечка.

— Вот так, Бронислав! Вперед, — скомандовал в азарте Роман.

Маленькая, практически незаметная в кустах танкетка, лихо развернувшись на пятачке, поползла на новую позицию. Тем временем сержант открыл люк и выглянул наружу, осматривая окрестности в поисках новых целей. Но пока было тихо, только том же районе, откуда появился немецкий дозор, клубились новые облака пыли.

— Стой! — приказав остановить танкетку, Орлик выбрался из люка, соскочил на землю и побежал к пулеметным машинам, мысленно вспоминая всех святых и двенадцать апостолов и кляня командование за отсутствие радиостанции хотя бы на одном из его 'разведывательных танков'.