| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
У двери директор обернулся.
— Да, и вот еще что. Если по всем предметам ты продемонстрируешь такие же знания, то можно не ждать весенних каникул, а сразу тебя перевести в седьмой класс.
Глава четырнадцатая. Кто на новенького?
Люди в своей общей массе не любят, когда кто-то выделяется. Это сразу, как некий предупреждающий сигнал — внимание, опасность! А опасность надо избегать! Или, наоборот, если в стаде кто-то выделяется, то он или лидер, или изгой, которого надо затоптать. В животном мире многие животные и особенно насекомые выделяются специально. Чтобы не затоптали, не съели. Поэтому они имеют не просто отличительные особенности — острое жало, сильнодействующие яды, дурно пахнущие вещества, но и предупреждающую окраску. Им выгодно быть заметными, чтобы по ошибке не оказаться в пасти хищника, ведь в этом случае пострадали бы оба: хищник и жертва.
Вот так процессе естественного отбора у ядовитых насекомых появилась предупреждающая окраска, которая показывает, что обладатели ее небезопасны и их трогать нельзя — божьи коровки, осы, шмели. Но природа пошла еще дальше — некоторые совершенно безобидные и вполне съедобные насекомые одеваются в наряды отпугивающей окраски и таким образом спасаются от врагов.
Люди тоже мимикрируют. Одни стараются стать незаметными, другие — наоборот, всеми силами стараются выделиться. Носят вызывающую одежду, одевают камуфляж, цепляют какие-то медали, награждают себя званиями и покупают титулы, делают себе татуировки. И часто это неосознанно начинается с детства. Вернее, начинают-то родители — одеть ребенка получше, купить дорогую игрушку, чтобы ни у кого такой не было... А потом и детки идут той же дорогой — от шмоток и тачек до поступков и проступков. И жаль, что нет в человеческом мире такой возможности — иметь предупреждающий окрас. Чтобы каждый видел, что перед ним — говно, и его лучше не трогать...
Москва, год 1977, 15 февраля.
Илья Иванович Петровский, директор московской средней спецшколы N31 Краснопресненского района города Москвы, уже второй час сидел в своем кабинете, запершись с завучем по учебно-воспитательной работе Инной Ивановной Косицей и завучем по учебной работе Ниной Денисовной Лукьяновой. Молоденькая секретарша давно уже отправилась домой, началась вторая смена, а директор все еще не выходил.
— Ну вот что это за ученики к нам пожаловали, а, Инна Ивановна? Я за 20 лет работы в школе такого отродясь не видывал! Чтобы шестиклассник мне за полчаса программу десятого класса отбарабанил. С включениями из "Международной панорамы". Мне казалось временами, что Александр Бовин возле доски вещает.
— Да там не "Международная панорама", а иногда "Голос Америки" проскальзывал, — возразила завуч по УВР, резко качнув головой. — Если бы меня не поставили в известность о том, что это мальчики по рекомендации "органов", то я первая сигнализировала бы, куда следует.
— Да, уж, про феодализм и капитализм этот Зверев лихо, особенно по еврейской теме здорово прошелся... — директор хохотнул. — Как он там говорил? "У вас есть две коровы, вы продаете трех коров своей дочерней компании в оффшорной зоне, затем перекупаете четырех коров с помощью американского посредника, который оформляет на ваше имя дарственную, чтобы вы не платили налоги с пяти коров". Смешно!
— "Всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно", так кажется, у Лермонтова? — вмешалась Нина Денисовна. — Я, конечно, понимаю, что эти ребятки "оттуда!"
Она подняла палец вверх, как бы грозя этому неведомому "оттуда". Потом продолжила.
— Но даже в нашей, так сказать, необычной школе эти новенькие выглядят ну слишком необычно. Зверев этот меня на уроке по физике не только Ньютона процитировал, причем, на английском, но и привел цитату из Ленина, когда объяснял закон. Про сущности первого и второго порядка. А эта четверка? Вы, Инна Ивановна, знаете, что этот японец, Токугава, на уроке физкультуры вытворял? Мой класс как раз был, я зашла проверить присутствие, и посмотрела. Они сейчас гимнастику проходят, прыжки через козла. Так этот... как его?
— Токугава, Кёсиро Токугава, — напомнил директор, на секунду заглянув в свою папку с документами.
— Да, спасибо, этот Токугава не просто через козла прыгнув, как надо, согнув ноги — он прыгнул, руками оттолкнулся и сделал сальто в воздухе. Наш физрук аж за сердце схватился. Ему на пенсию через три года, а тут такой гимнаст на уроке выискался!
— Этот Токугава — перворазрядник по гимнастике. Мне физрук уже всё рассказал — он же не знал, что новенький — гимнаст, заставлял его выполнять упражнения вместе со всеми, ну, тот ему и показал свой класс! — директор усмехнулся.
— Ну, ладно, гимнаст, допустим, а остальных? Этот еврейчик Филькенштейн что вытворил? На уроке истории сказал, что СССР до сих пор не выплатил США по договору о ленд-лизе все суммы! Мало того — он выдал совершенно секретную информацию, которую даже я, учитель с 15-летним стажем, не знала. Он сказал, что соглашение СССР с США о порядке погашения долгов по ленд-лизу было заключено в 1972 году. По этому соглашению СССР обязался до 2001 года заплатить 722 миллиона долларов, включая проценты. По словам Филькенштейна, к июлю 1973 года были осуществлены три платежа на общую сумму 48 миллионов долларов, после чего выплаты были прекращены в связи со вводом американской стороной дискриминационных мер в торговле с СССР и рассказал о поправке Джексона-Вэника!
— Ну вот откуда этот мальчик может знать о поправке Джексона-Вэника? Об этом вообще нигде не сказано, ни в одном учебнике, откуда у него такая информация? — снова вмешалась в разговор Инна Ивановна.
— Откуда-откуда? Оттуда! — подняла снова палец вверх Нина Денисовна.
— Один Громов у них молчун. Отвечал стандартно, по теме, — заметил директор.
— Громов-то молчун. Зато товарищ его, Уткин — Аркадий Райкин и Карцев в одном флаконе. Знаете, что он на уроке русской литературы отчебучил? Он сказал, что Лев Николаевич Толстой проиграл свои поместья в карты, а когда Некрасов платил ему в "Современнике" по 250 рублей за печатный лист, сказал, что ему этого мало и ушел из журнала. А "Войну и мир" продал по 500 рублей за печатный лист, — Нина Денисовна с силой хлопнула ладонью по столу. — Я с преподавателем разговаривала, так Светлана Геннадиевна мне призналась, что чувствовала себя так, будто это она — ученица, а этот Уткин — учитель.
— Понятно, дорогие коллеги, что ученики к нам прибыли совершенно необычные, я бы даже сказал — необыкновенные, — директор устало снял очки, протер их тряпочкой и снова водрузил себе на нос. — Но мне кажется, они специально демонстрируют нам, преподавателям, и руководству школы свои знания и свою подготовку. Это Филькенштейн ведь говорил о том, что они хотят экстерном сдавать программу средней школы сразу за восьмой класс. И, я думаю, они её сдадут. Кроме того, из Комитета мне позвонил генерал-майор Николай Сергеевич Леонов и предупредил, что эти вот пионеры — сотрудники КГБ. Отсюда у них все эти знания, отсюда их удивительная информированность. Так что, Вы, Нина Денисовна и Вы, Инна Ивановна, вот сейчас распишитесь в этом документе — мне передали его из органов госбезопасности. Это допуск к секретной информации и государственной тайне. О том, что я вам сейчас рассказал, сами понимаете, никому ни слова. А ребятам я скажу, чтобы не высовывались больше, что их уровень нам понятен. Не надо наших учителей нервировать. По предметам мы выставим им сразу итоговые оценки за четверть, тем более что Леонов предупредил меня о том, что эта пятёрка не будет всё время посещать занятия.
— А где же они будут? — не выдержала Нина Денисовна, подписывая бумаги.
— А это, уважаемая Нина Денисовна, не нашего ума дела. Будут выполнять задания партии и правительства. Наша задача, как сказал товарищ генерал — оперативное прикрытие этих ребят. Ставьте им стопроцентную посещаемость и успеваемость по всем предметам. Тем более, вы сами убедились, что эти ученики владеют не только материалом по программе, но знают намного больше того, что содержится в программе обучения средней школы. Причем, даже не на уровне школы, а, скорее, на уровне вуза.
— Насколько я поняла, то, что рассказывали эти мальчики — это уровень доцента университета, — поджав губы, недовольно заметила Инна Ивановна.
— Вот потому и не будем больше этот уровень демонстрировать всем остальным. Я сейчас вызову эту пятёрку к себе и подробно им поясню политику партии. Ваша задача, товарищи, поговорить с преподавательским составом и аккуратно дать ЦУ не спрашивать этих вундеркиндов. Причины придумайте сами, например, что ребята эти — спортсмены, что они будут всё время на сборах и соревнованиях, — директор аккуратно сложил подписанные документы в папку, встал из-за стола и, открыв сейф, положил папку внутрь.
— А может сказать, что эти ребята — артисты, снимаются в фильме? Вон наш ученик, Миша Ефремов снялся в картине "Дни хирурга Мишкина" вместе со своим отцом, Олегом Ефремовым. А сейчас снимается в главной роли в фильме про школу, кажется, "Когда я стану великаном" картина называется, — Нина Денисовна вопросительно посмотрела на директора.
— Ага, и играет там самого себя — распущенного и наглого хулигана, — тут же парировала Инна Ивановна.
— Товарищи, давайте не будем ссориться. Ефремов, конечно, тот ещё персонаж, но нельзя не отметить, что мальчик — действительно талантливый актёр. Но хватит нам одного Ефремова, эти ребята на артистов не похожи. Так что пусть будут спортсменами, — Илья Иванович снова сел за стол и примирительно поднял руку, призывая коллег к тишине.
— Ну, на спортсменов они тоже не очень-то и похожи. С их знаниями и эрудицией! У меня в десятом классе училась девочка, Иоланда Чен, легкоатлетка, так её почти не было никогда на занятиях, всё время на сборах, соревнованиях. Папа её, Евгений Чен, тоже легкоатлет, наполовину китаец, кстати, внук китайского революционера и дипломата, министра иностранных дел. А сейчас как раз в восьмом-А учится Павел Тихонов, он самбист, кажется, чемпион Москвы по юниорам. Так его тоже постоянно нет на занятиях. И звёзд с неба не хватает, между прочим. Я ему четвёрки ставлю, как чемпиону, только из уважения к его победам, — не успокоилась Нина Денисовна.
— Чемпионы, уважаемая коллега, разные бывают. Например, по шахматам, — сделал еще одну попытку успокоить завуча директор.
— На шахматиста, может быть, похож только этой еврей Филькенштейн, — возразила Нина Денисовна.
— А Токугава — он же гимнаст, причём, очень хороший гимнаст. Витя Уткин — боксёр, победитель первенства Ленинграда
— Хорошо, пускай гимнаст. Кстати, он после урока моим мальчишкам такое показывал — у меня даже сердце ёкнуло. А остальные? Громов — тёмная лошадка, может и сойдёт за какого-нибудь там борца. Хорошо, Уткин боксёр, а вот этот Зверев? Он же совершенно неспортивный мальчик — малорослик, худой. Ну какой из него спортсмен? — начала было Нина Денисовна, но тут в кабинет директора постучали.
— Да, войдите, — Илья Иванович, многозначительно посмотрев на своих коллег, повернулся к двери.
В дверь не зашла, а буквально ворвалась преподаватель русского языка и литературы Светлана Геннадиевна Полежаева. За ее спиной в двери застыли встревоженные лица других преподавателей.
— Товарищ директор, у нас ЧП! — с порога затараторила учительница. — В туалете новенький, Максим Зверев избил Мишу Ефремова, а также старшеклассников — Витю Пелевина из девятого-Б и Пашу Тихонова из восьмого-А!
Директор перевёл взгляд на Нину Денисовну.
— Тихонова, говорите? Это того, самбиста, чемпиона Москвы? — задал он вопрос Светлане Геннадиевне.
Та в ответ усиленно закивала головой.
— Да, он как раз только с соревнований приехал, а тут... И Ефремов — ему же на съемки надо, а у него на голове шишка и на щеке ссадина. Синяк, наверное, будет...
— Ладно, Светлана Геннадиевна, не волнуйтесь, мы сейчас идём и во всём разберемся, вот, как раз и Нина Денисовна вместе с Инной Ивановной, все вместе пойдём и посмотрим, что там произошло.
...Урок химии в 7-А проходил необычно. Новенькие, которые пришли в класс на первом уроке, сразу обратили на себя внимание, особенно один из них, японец Токугава. И сели они все вместе, на задних партах, Громов с Уткиным, а Токугава с Филькенштейном. Для этого учительница, которой что-то на ухо шепнула завуч Нина Денисовна, пересадила тех, кто раньше сидел за этими партами, на другие места, чем вызвала их явное неудовольствие. По классу пронесся гул, как будто кто сунул палку в улей с пчёлами.
— Ну, вот, начинается, сейчас детки нам начнут предъявлять, — улыбнулся Миша Филькенштейн.
И он оказался прав — класс сразу настроился против новичков. Тем более, что они, как бы в пику всем, моментально стали, что называется, "выпендриваться". На уроке физкультуры этот япошка показал такой уровень владения своим телом и такие гимнастические элементы, что физрук, немного отойдя после того, как Токугава закрутил двойное сальто при выполнении опорного прыжка, поставил ему сразу пятёрку за четверть.
Филькенштейн фактически сорвал урок истории, потому что на вопрос о том, как развивался капитализм в России в конце 17 — начале 18-го века, стал рассказывать о Северной войне, потом об отсталости России и реформах Петра Первого, причём, подробно останавливаясь на ошибках российского царя и методах, которые Пётр применял. А закончилась его полемика с учительницей уже Великой Отечественной войной и выплатами СССР по ленд-лизу. Пока училка лихорадочно искала аргументы, а этот Филин ей отвечал контраргументами, класс тихо балдел и веселился — никого не спросят, можно расслабиться.
Но круче всех развеселил одноклассников Витя Уткин, который на уроке русской литературы стал такое рассказывать про Льва Николаевича Толстого, что русачка хотела его выставить из класса. На что Уткин заявил, что рассказал об известных исторических фактах и предложил учительнице заключить с ним пари: если он, Витя Уткин, хоть в чём-то ошибся и наврал, то он покупает ей, Светлане Геннадиевне цветы — столько, сколько человек учится в классе. Если же нет, то она покупает всему классу мороженое, "Ленинградское", в шоколаде, по 22 копейки.
Понятное дело, преподаватель на провокацию не поддалась, спорить не стала, но и Уткина из класса не выгнала. А тот заливался соловьём, рассказывая и про Толстого, и про Некрасова, и про то, как он поссорился с Тургеневым. В общем, русские писатели в изложении новенького предстали перед школьниками и учительницей в совсем другом свете. Тургенев — промотавшийся барин и мот, Некрасов — желчный скопидом, а Толстой — карточный игрок, кутила и бабник. Такого преподаватель русского языка и литературы стерпеть не могла, но и крыть ей было нечем. Этот Уткин, казалось, несколько лет сидел в архивах библиотеки имени Ленина — настолько хорошо он сыпал цитатами, данными, приводил в пример письма Некрасова, Тургенева и их современников, зачитывал — по память (!) — дневники самого Толстого и воспоминания его детей и жены. В общем, урок русской литературы превратился в какое-то шоу, цирк и КВН одновременно.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
