Георгий Максимилианович сидел в своем кресле и записывал на память результаты только что прошедшего совещания со спецами авиапромышленности. Вообще, если принять доводы этого конструктора про немецкую авиацию, то и вправду ничем особо серьезным нам немецкая реактивная авиация пока не грозит. Броня у немцев действительно становится хрупкой. По крайней мере у недавно выпущенных машин это похоже так. Чего там не хватает, Маленков не знал. Может действительно никеля. Нужно будет у специалистов узнать. И что отвечать Хозяину теперь тоже имеется. Но сам этот конструкторишка... Вот ведь гаденыш! Интеллигент хренов, хоть и в погонах. Все они такие. Что старые, что новые. А ведь Героя себе как-то заработал. На Партию пасть разинул. На партийный аппарат, которым Маленков руководит. Ну ничего, язык мы тебе укоротим. Правы были товарищи из Иркутска. Ладно. Сейчас дело сделает, а там посмотрим. Будет нужен, будет под присмотром. А не будет, значит потом пойдет по этапу. Или к стенке. Это уж что ему следователи пропишут. А вот в партогранизацию Уфимского завода нужно будет подобрать понятливого партийца, которому не помешает успех, связанный с освоением первого в СССР турбореактивного двигателя, и который будет за этот успех благодарен своему покровителю.

Записав это, Маленков выбросил тему из головы и занялся очередным делом.

В НКАПе потом что-то делал, по кабинетам ходил, но как-то все это было отстраненно. К часам восьми вечера освободился и вернулся в гостиницу. Дежурная по этажу сказала, что меня кто-то разыскивал. Да и ладно, кто ищет, тот всегда найдет. Калинина в номере не было. Лишь записка лежала, чтоб я его не ждал, он к знакомым подался. Может вернется, а может у них заночует. Только я собрался спуститься в буфет или в ресторан чего-нибудь перехватить, стук в дверь. Открываю, у двери мужик стоит в черном пальто и в пыжиковой шапке.

— Вам кого? — спрашиваю.

— Мне нужен товарищ Шибалин. Я по делу.

— Ну заходите, я — Шибалин, — говорю, — а сам пытаюсь понять что это за хрен.

Мужик в пальто зашел, дверь прикрыл и говорит.

— Я собственно на минуту. С вами хотел бы встретиться товарищ Каганович...

— Не знаю такого.

— Каганович Лазарь Моисеевич, нарком путей сообщения, — уточняет гость. — машина у меня внизу. Лазарь Моисеевич уже дома. Ехать нам всего минут 10.

Почесал я озабоченно щеку. Этому то от меня что нужно?

— Вообще, — говорю, — я не имел чести знать вашего начальника лично. Зачем я ему понадобился?

— Лазарь Моисеевич вам все объяснит лично, — говорит с некоторым нажимом гость.

— А документы у вас есть? — поинтересовался я, на что получил в руки МПСовский документ помощника наркома.

Собрался я, вышли из гостиницы, гляжу, стоит большая черная легковушка. Хотя нет, это явно представительский автомобиль и явно забугорный. Я сел сзади, мужик сел к водителю, тронулись. Минут через 10 и вправду подъехали к какому-то здоровенному дому. Меня попросили подождать в машине, а сопровождающий нырнул в подъезд. Минут через 15 к машине подходят двое. Второй сзади, явно охранник. Вокруг освещение приличное. А вот первый и правда на Кагановича похож. Его портретов в газетах тоже немало сейчас, хотя конечно, в основном это групповые снимки. Охранник открыл перед своим хозяином дверь, Каганович залез ко мне на заднее сидение.

Поздоровались, представились, тут Каганович и говорит,

— Я понимаю, товарищ Шибалин, что для вас все это неожиданно, но мне хочется с вами переговорить. Поэтому предлагаю вам сейчас пройтись по набережной.

Ага, думаю. Значит разговор конфиденциальный. А раз домой или на работу не приглашает, то не хочет светить нашу встречу. Но что же ему все-таки нужно от меня?

— Ну если, мы в итоге, — отвечаю, — придем к какому-нибудь кафе, в котором можно перекусить, то я не против. А то есть очень хочется.

Каганович кивнул, сказал что-то водителю. Охранник к забрался на переднее сидение, и мы втроем плюс водитель куда-то поехали. Минут 5 всего и добрались на небольшого ресторанчика. Следующие минут сорок я ждал заказа, а потом неторопливо насыщался, растягивая удовольствие, и пытался поддерживать эдакую светскую беседу ни о чем. В основном говорил Каганович, а мне оставалось только вставлять фразы или междометия. В общем, нарком явно решил говорить с сытым и умиротворенным мной. Правда, о чем он собрался говорить, я так и не смог придумать. Ну да ладно, сам скажет. Чего гадать?

Говорит о деле Каганович начал только когда мы вышли на улицу и отошли от пункта общепита. Охранник ушел вперед, немного сзади за нами тихим ходом тащился лимузин наркома. Ну а мы с Кагановичем неторопливо шли по слабо освещенным улицам Москвы, очень быстро выбравшись на набережную Москвы-реки.

— Несколько лет назад вы давали своему директору Левину прогнозы о том, что будет происходить в мире, — начал нарком.

Ах вот оно в чем дело! Блиииннн! Очередной прокол. Что ж так сегодня не везет? И Левин и Каганович — евреи. Надо же так влипнуть! Ладно бы еще русские были... Помнится, сразу после войны было какое-то дело. Что-то там про безродных космополитов. Да уж! Повезло... Хотел как лучше... Но ни одно добро, видать, безнаказанным не обходится.

А пока у меня в голове мелькали грустные мысли, Каганович вкратце пересказал почти все, что я в свое время напророчил своему бывшему директору.

— Однако потом предсказания от вас закончились. И мне бы хотелось знать... — тут Каганович немного запнулся, — чем вы еще можете помочь нам?

Отвечать я совершенно не торопился. Поэтому мы шли молча. Под ногами похрустывал снег. Темно, но светомаскировки в столице уже нет. Каганович не торопил, понимая, что он хоть и целый нарком, но я ему никто и ничем ему не обязан.

— Лазарь Моисеевич, а вы не допускаете, что это просто большая мистификация? Я вот слышал в Москве есть такой экстрасенс, который читает мысли и вообще делает много такого, чего вообще быть не может.

— Я так не думаю, — голос Кагановича стал твердым, — если б не точные даты, все это могло бы сойти за мистификацию или точный прогноз. Но даты...

— Ну с датами больше ничего не получится, даже если очень захотеть. И не только с ними.

— Почему? — последовал вопрос.

— Вы ведь должны знать, что я говорил Левину о том, к чему приводит попытка что-то предотвратить. Помните?

— Да. И что?

— Не знаю. Может изменений накопилось столько, что сны вообще приобрели вероятностный характер. Да и самих их стало мало. Поэтому отличить правду от вероятности или больше не получается. — Ага, вот попробуй усомнись в моих словах. При этом я почти не кривил душой. Мир вокруг менялся, а мой вычислитель связи с будущим не имел. Поэтому даже дату нашей будущей Победы я сейчас представлял себе только приблизительно с точностью плюс-минус неделя и вероятностью около 90%. На чем основывал эти свои прогнозы вычислитель? А хрен его знает.

— Мы не делали больших изменений, — вырвалось у Кагановича, хотя потом, похоже, он пожалел о своих словах.

— Ну и я без дела не сидел. Двигатели конструировал, самолет, тренажеры. При этом у меня есть ощущение, что пока все идет в мире несколько лучше, чем могло бы. Если вы, конечно, не кривите душой.

— Лучше? — воскликнул нарком. — Многие миллионы людей погибли, а вы говорите лучше. Что же тогда по-вашему хуже?

— Не знаю, — пожал я плечами, — об этом не хочется думать, потому что это страшно. По-настоящему страшно. Вы же про немецкий план "Ост" наверняка слышали.

Собеседник ругнулся в сторону. Явно знает. Не может не знать. Но потом продолжил требовательным тоном.

— Ладно, это дело прошлое. Вы можете что-нибудь сказать еще?

— Лазарь Моисеевич, а почему вы считаете, что я могу вам доверять? Вы ведь вряд ли что-то рассказали тому же товарищу Сталину или еще кому-то. Иначе бы меня давно разыскали, посадили под замок и изучали светила нашей медицины. Потому я не в претензии. Но если вы настоящий еврей, то я для вас гой. Дальше, думаю, продолжать не нужно.

Каганович молчал, я тоже. В молчании мы прошли по набережной метров 100.

— Что вы хотите? — спросил наконец Каганович.

— Да я в общем-то ничего не хочу, но и помочь особо больше ничем не могу. Зато вот у меня получается делать хорошие авиадвигатели для нашей страны. Ну и кое-что еще.

— Нет, так не пойдет! — не согласился Каганович. — Думаю, вы просто не хотите говорить. Может вам больше нравится говорить со следователем? Это можно устроить.

— Я вас, Лазарь Моисеевич, только что спрашивал о доверии. А вы пытаетесь мне угрожать. На доверие это совсем не похоже. К тому же меня хватятся завтра и искать будут ОЧЕНЬ тщательно. Очень! И обязательно найдут. Таковы обстоятельства. Тем более я шепнул кое-кому о том, куда еду, — подпустил я немного блефа. Проверить прямо сейчас он это не сможет, поскольку сам отпустил человека, который меня привез к нему.

— Хорошо, признаю свою вину. — нехотя согласился нарком, — Если вы расскажете нечто важное, то я сделаю для вас все, что в моих силах, если это не будет противоречить моей совести. — А следом Каганович пробормотал что-то не по-русски.

Может иврит? Опять же что он там себе под нос пробормотал? Может клятву дал, а может сразу отказался от своего обещания. Ладно, что-то ему действительно нужно подкинуть, иначе я стану для него бесполезным. А так, может и вправду чем поможет при случае. Хотя, похоже, на самой вершине ему лично больше не быть. Его вроде бы должны скоро погнать из наркомов, но в ЦК он останется.

— Ладно, — соглашаюсь, — пусть будет по-вашему. Будем надеяться, что вы не забудете свое обещание.

При этих словах Лазарь явно вскинулся и бросил на меня взгляд. Что было в этом взгляде неизвестно. Темно.

— Через несколько лет после войны СССР поможет организовать на Ближнем Востоке национальное государство Израиль, — при этих словах Каганович явно вздрогнул. — Да, в тех самых местах. Ну или почти в тех. Но судьба у Израиля будет нелегкой. Скорее всего Израиль скоро поменяет своего покровителя на США. А ведь вокруг земли мусульман. Внутри же Израиля будут те земли, с которых этих самых арабов сгонят или подвинут тем или иным способом. И коль скоро в мире будут бороться две противоположные системы, 2 по-настоящему Великих державы, одна из которых СССР, то одна из них на Ближнем Востоке будет поддерживать Израиль, а вторая противоположную сторону.

— Вечная война?

— Ну скорее не вечная, и не война. А перманентные конфликты с арабским окружением и вооруженный до зубов мир. Хотя и войн не избежать. К тому же вы сами должны понимать, что выезд в Израиль из СССР будет возможен в основном только до тех пор, пока СССР поддерживает дружественный ей Израиль. Сомнительно, что новому государству как нежной теляте удастся сосать одновременно двух мамок. Но это уже мои логические построения. Может я и не прав.

Мы прошагали некоторое время в молчании.

— Что ж, вы принесли добрую весть. — задумчиво проговорил Каганович. — Сам я коммунист, а не сионист, и, конечно, никуда не собираюсь, но некоторые будут рады уехать. В послевоенном СССР может стать неуютно. И я выполню обещанное, если это не будет противоречить моей совести. Кстати вам стоит знать. О вас знает всего 3 человека. Да и третьему уже недолго осталось.

Он опять замолчал, а потом спросил:

— Может быть что-то еще?

— Многие знания, многие печали, — процитировал я то ли библию, то ли еще хрен знает что. — А так мы, вероятно, еще встретимся.

— Хорошо. Пусть будет так. Водитель отвезет вас в гостиницу. А я, пожалуй, пройдусь пешком. Да, и еще. Если кто-то будет спрашивать вас о нашей встрече, говорите, что я пытался заинтересовать вас разработкой дизеля для тепловоза, но не преуспел в этом. — На этом Каганович попрощался и кликнул охранника. Я сел в его лимузин, который быстро доставил меня в мою гостиницу.

Будет ли он выполнять свое обещание? Да черт знает. Может и будет, хотя против указаний Маленкова, если таковые будут, он слабоват. Тут нужны еще связи в верхах.

Глава 10.

На следующий день опять была беготня по кабинетам НКАПа, согласования, бумажная бюрократия и все такое. К часу дня встретились с Калининым в приемной у замнаркома Дементьева. Долго нас под дверью не мурыжили, а запустили почти сразу. Петр Васильевич нас и обрадовал. Оказывается, что мы на пару удостоены Сталинской премии за разработку авиатренажеров. Но когда ее будут вручать неизвестно, потому нам надлежит отправляться по своим местам работы. Вот так вот. Хруничев ведь точно знал про премию, но ничего не сказал. Ну да ладно.

К 16 часам я закончил свои дела в Наркомате и созвонился со знакомыми химиками из МГУ. Нужно было узнать как у них дела и подкинуть им новую информацию для размышления. По пути в университет бросил в почтовый ящик заранее подготовленное письмо. В этот раз никаких технологий я решил не рисовать, да и адресатом было главное здание НКВД на площади Дзержинского. Само письмо было написано на английском языке. Тут мне вычислитель помог. Стиль письма создавал иллюзию, что его написал коренной американец. Они в Москве есть. Техники, интенданты и прочая публика, завязанная на поставки по ленд-лизу. А речь в письме шла о том, что его автор якобы является другом Советского Союза, к которому по наследству попали сведения о крупном открытом американцами еще до революции, но не разведанном месторождении золота пустыне Кызылкум. Вообще-то это месторождение Мурунтау с городом Заравшаном из иной реальности. Откуда я про это знаю? Да вот приходилось мне в прошлой жизни один раз побывать там. Поэтому координаты я его примерно знал, и на этой почве в данном конкретном случае удалось стрясти с моей именной железяки точные координаты причем с привязкой к местности. После войны стране нужны будут не только технологии, но и деньги. А на Мурунтау в конце застоя добывалось в год порядка 50 тонн золота в год. Или треть годовой добычи СССР. Ну и до кучи в письме добавил, что будущие "хвосты" тоже могут представлять интерес. Может быть не сразу, но ближайшем будущем.

На химфак я попал уже в 6м часу вечера. Профессор опять принял как родного. Пригласил еще троих своих сотрудников, из которых я знал только одного. Дела у химиков шли весьма и весьма хорошо. С расшифровкой состава американского катализатора они справились сами. Но вот даже сделать его аналог для своей лабораторной установки каталитического крекинга пока не получилось из-за отсутствия исходного продукта в достаточных объемах. Нужного цеолита имелось всего два небольших куска, которых не хватало даже на первоначальные опыты по изготовлению отечественного катализатора. Цеолит у нас пока просто не применялся, а потому и не разрабатывался, хотя теоретически месторождение его было известно. Но на Урале пока лежит снег. Весна еще не пришла. Геологическую партию уже собрали. Она отправится на место как только это станет возможным. В общем с этим делом все было весьма неплохо. Ну а я собеседникам подкинул мысль про непрерывный процесс с кипящим слоем катализатора. Схемку набросал, расписал что и как. Идея химикам пришлась по вкусу. Правда, как они будут автоматизировать процесс — хрен его знает. Ну да сами разберутся.