Добрый король Джон?

Кое о чем говорит дебют Изабель во Франции. Вернее, он говорит очень о многом. О том, например, насколько члены опекунского совета не понимали, с кем они имеют дело. Ведь вдовствующую королеву отпустили (именно отпустили) во Францию полагая, что она сможет стать чем-то вроде символической фигурой, олицетворяющей власть Ангевинов во Франции. Ведь Ангулемом давным-давно управлял назначенный Джоном Бартоломью де ла Пей, и, с точки зрения англичан, Изабель очень сгодилась бы там для того, чтобы представлять интересы своего сына. Очевидно, никому и в голову не приходило, что у молодой женщины может быть своя агенда.

А ведь если Изабель и можно с кем-то из невесток Алиеноры сравнить, так это с Констанс Бретонской, но вовсе не с тихоней Беренгарией. Она была твердо намерена взять в свои руки то, что принадлежит ей по праву. Ее действия говорят за то, что она прошла прекрасную школу у своего мужа.

Для начала, Изабель утвердила свои права в городе Коньяк, который, хоть и входил в состав Ангулемского графства, права лордов Ангулема над собой не признавал еще с 1880-х годов. Она вступила в долгую и довольно агрессивную борьбу с Реджинальдом де Поном относительно земка Мерпен. Епископ Сента, которого она твердо поставила именно на то место, которое ему, по мнению Изабель, надлежало занимать, даже отлучил молодую графиню от церкви. Но на нее это никакого впечатления не произвело — она была вдовой короля, который годами правил находящимся под папским интердиктом королевством.

Что касается управляющего Ангулемом... Что ж, он наверняка не раз вспомнил короля Джона, имея дело с его вдовой. По крайней мере тогда, когда был вынужден отправить ей двоих своих сыновей заложниками. Причем, это уже было каким-то прогрессом в отношениях с графиней, которая, для начала, просто арестовала и его, и его семью. Это была хватка тренированного политика, не отягощенного сомнениями и терзаниями. То, что королевский совет совершенно не ожидал ничего подобного, говорит о двух вещах. Во-первых, Изабель вообще не воспринималась в Англии всерьез. Во-вторых, Изабель, находясь в Англии, умела держать язык на привязи и темперамент под контролем.

Что ж, опекунский совет спохватился, наконец, и начал принимать меры. Изабелле не послали обещанную ей военную помощь. Затем ей не выдали 3500 марок, которые Джон, по ее словам, ей обещал. Потом у нее выскочило "должен был пообещать", но это дела не меняет. Изабель не фантазировала, она действительно сражалась за свое. Земли в Нормандии и Анжу, Пуату и Англии действительно были ей подарены, и земли, потерянные в Нормандии, действительно были компенсированы землями в Англии. Но беда с этими королевскими дарами состоит в том, что король дает и забирает, руководствуясь политическими мотивами, и в данном случае тот же Сент был как бы дан в приданное за дочерью Джона и Изабель, Джоанной, которая была обручена с сыном бывшего жениха Изабель. Ведь Джон с Лузиньянами помирился, в конце концов.

То, что вытворила Изабель в ответ на попытки ввести ее в меридиан, шокировало не только англичан. Вдовствующая королева взяла, да и выскочила замуж за жениха своей дочки, то бишь сына своего бывшего суженого. Она сделала именно то, что в свое время предупредил своим браком Джон: она объединила лордства Ла Марш, Лузиньян и Ангулем. Сказать, что опекунский совет был в бешенстве — это ничего не сказать. Бароны Англии, конечно, так никогда и не признали, что Нормандия была потеряна из-за их предательского двурушничества. Они обвинили во всем брак Джона и Изабель. И теперь чертова баба одним жестом сделала эту предполагаемую жертву напрасной.

Но бароны могли бесноваться сколько угодно, а факт оставался фактом: Изабель стала всерьез принимаемым игроком в континентальной политике, и обращаться с ней теперь надо было, склоняясь в глубоком респекте. Ее максимально вежливо попросили вернуть в Англию дочь, ведь теперь Джоанна осталась без жениха. Вернуть вместе с приданым, конечно. Но ведь это приданое включало Сент и о-в Олерон, так что графская чета не менее вежливо просьбу отклонила. Королевский совет арестовал тогда земли Изабель в Англии. В ответ граф и графиня помахали с континента проектом договора с королем Франции. Совет отступил.

Но Изабель с Лузиньяном продолжали торговаться. Изабель требовала Ньор, который был подарен ей Джоном еще в 1200-м году. Но это требование не совпадало с континентальными интересами Англии, потому что отдать Сент и Ньор в руки Лузиньянов означало свести к нулю всю политику Ангевинов. И пусть нынешний Ангевин был еще мал, обе стороны вели переговоры как бы через его персону. Опекунский совет писал Изабель грозные письма от имени его величества Генри III, а Изабель в ответ заверяла его величество, что вышла замуж за Лузиньяна только для того, чтобы предотвратить его брак с какой-то мистической союзницей Франции, то есть она пожертвовала для сына собой!

Строго говоря, жертвовала собой Изабель весьма усердно, потому что с Лузиньяном они нажили девять детей. Так что факт остается фактом: с момента своего замужества с Лузиньяном в 1220-м году, Изабель Ангулемская начала проводить последовательную политику, направленную против интересов своего первенца. Англичане пытались в 1228 году аннулировать ее брак, обратив внимание папы, что их бывшая королева вышла замуж за жениха своей дочери, являющегося сыном ее бывшего жениха, но папа просто умыл руки. В 1230 году сам выросший Генри попытался встретиться с матерью. Неизвестно, состоялась ли встреча, но Лузиньян в том же году ратифицировал новый договор с королем Франции.

И что же Изабель за все это получила? Для начала, власть. Она, графиня Ангулемская по собственному праву, везде, на любом совете, появлялась со своим мужем и подписывала все важные бумаги вместе с ним. Во-вторых, она стала заметной фигурой в политических интригах. Фигурой, которой наперебой платили и англичане, и французы, желая выиграть ее союз. Они, прежде едва ее замечавшие, соревновались теперь за ее расположение. Возможно, она получила любовь на равных, или, как минимум, дружбу на равных — Изабель и Лузиньян практически все время находились вместе и действовали вместе.

Закончилась эта история катастрофой. В конечном итоге, конфронтация между Изабель и королевой Бьянкой привела к тому, что Изабель уговорила мужа переметнуться на сторону английского короля. К несчастью для нее и прочих ею вовлеченных, кампания 1242 года была наредкость бездарно проведена, причем "отличились" в этом и Генри III, и Лузиньян. Выиграли Капетинги, а Изабель потеряла все, что собирала годами, включая привязанность мужа.

Французы не могли ей простить того, что именно она разожгла восстание, а повстанцы и англичане ненавидели ее за то, что это восстание закончилось полным фиаско. Казалось бы, при чем здесь Изабель, если Генри опоздал с высадкой, а Хью не успел собрать людей к назначенному часу? Но обвинили во всем именно ее. Политика всегда была немилосердна к женщинам, и остается такой по сей день.

Есть красивая история о том, что обозленная Изабель, желая взять реванш, подослала убийц к королю Франции, а когда заговор провалился, красавица заколола себя кинжалом. Тем не менее, это вряд ли является правдой, хотя было бы ярким завершением яркой жизни. На самом же деле Хью и Изабелла просто разделили владения между своими многочисленными отпрысками, после чего Изабель удалилась в аббатство Фонтевро, где стала монахиней. А Хью отправился в крестовый поход, в котором и сгинул.

Умерла она в 1246 году. В Англии ее смерть почтили, но без глубокого траура. Ее сын, король, о благополучии которого она никогда не заботилась, и которого воспринимала скорее политическим соперником, нежели родной кровью, раздал в ее память энное количество денег бедным. И распорядился, чтобы его самого похоронили не в Фонтевро, усыпальнице Плантагенетов, а в Вестминстере. Тем не менее, он своими руками перенес останки матери из скромной могилки в Фонтевро в гробницу, расположенную за гробницами Алиеноры Аквитанской, Ричарда I и Генри II. Он заказал ее деревянное изображение на эту гробницу, где она изображена в регалиях королевы Англии. Он упоминул ее имя вместе с именем своего отца в качестве духовных попечителей двух госпителей, в 1249 и 1254 гг. В 1291 году его сердце было похоронено в Фонтевро.

В свете всего перечисленного, невольно возникает вопрос: если сыновья Алиеноры Аквитанской действительно не были способны любить и уважать своих жен, которые, якобы, не выдерживали сравнения с маменькой — изменилось бы что-нибудь, если бы они могли заглянуть в будущее? Ведь ни Констанс Бретонская, ни Изабель Ангулемская не уступали, как выяснилось, свекрови ни храбростью, ни бойцовскими качествами, ни умением принимать жесткие решения.

Увы, скорее всего, потомки легендарной дамы просто ужаснулись бы. Те качества, которые восхищают в матери, в жене видятся практически пороками. Алиенора была холодной матерью, враждебной женой, властной и жадной интриганкой. Да, такая мать — сильный, вызывающий уважение и даже трепет союзник для избранного ею фаворита в семье. Но кто хотел бы таких качеств у собственной жены?

__________________________________