Чертополох. 1 том.

— Я хотела попросить Малику о покровительстве для моей дочери и помянуть близких, матушка...

Выслушавшая мой ответ жрица чуть заметно улыбнулась.

— Я думаю, Малика не откажет в покровительстве ни тебе, ни дочери.

— Благодарю, матушка... — я вновь склонила голову и поспешила вернуться к своим...

Всколыхнувшаяся было в сердце тревога улеглась, как только я переступила порог своей комнаты. Ирко самозабвенно играл на кровати с проснувшейся дочкой. Вся их нехитрая возня сводилась к тому, что муж позволял малышке ухватить себя за палец, но при этом не давал попробовать его на вкус... Судя по довольному кряхтению Мали и блаженной улыбке Ирко, забава удалась на славу!

Я немножко понаблюдала за дочкой и мужем, потом тихо окликнула:

— Ирко?

Муж обернулся, и, ловко подхватив дочку на руки, подошел ко мне.

— Ты долго...

— Прости... — я взяла у него Мали и, прижав к себе, вдохнула бесконечно родной запах, исходящий от волос малютки. — Я действительно задержалась в святилище.

Ирко согласно кивнул.

— Ясно... Ты бы поела с дороги, Эрка. Тут вот обед принесли. Стынет все...

Я поцеловала дочку в макушку.

— А ты?

И тут же ощутила на своих плечах ласковую тяжесть рук Ирко.

— Не хочу без тебя...

Обед оказался хоть и простым, но довольно обильным, а после него на меня накатила усталая сонливость. Пока Ирко относил вниз опустевшие миски, я, еще раз покормив Мали, убаюкала дочь, а потом распустила волосы и скинула тяжелое платье. Вернувшийся Ирко, заметив мое состояние, немедля уволок колыбель в дальнюю комнату, сказав, что сам за всем присмотрит. Я не стала ему возражать: свернулась калачиком на кровати и, уткнувшись лицом в подушку с чужим запахом, почти сразу же уснула...

— Энейра...

Я недовольно дернула плечом. Перед глазами все еще стояло лесное озеро с кувшинками и летающими над ними яркими стрекозами...

— Госпожа Энейра... — чужой голос вновь настойчиво вторгся в мое сновидение, в одно мгновение разрушая его целостность. Я вскинулась, еще не совсем понимая, где нахожусь...

— Что?

— Госпожа Энейра, простите, что помешала, но Старшая Вериника хотела бы видеть вас вместе с дочкой.

Стоящая на пороге тоненькая, как ветка, молодая жрица посматривала на меня с каким-то смущённым интересом. Я же, запустив руку в волосы, откинула с лица упавшие на него пряди. Похоже, что мой секрет больше таковым не является... Видно, забывшись, слишком уж громко молилась, а кто-то из жриц услышал и понял, о ком идет речь... Остальное же совсем просто — все гости здесь, как на ладони...

В соседней комнате послышался скрип кровати, и я торопливо ответила.

— Мне надо собраться...

— Конечно, госпожа. Я подожду вас внизу. — Жрица склонила голову и исчезла за дверью, а я повернулась в строну смежной комнаты, уже понимая, что увижу...

Растрепанный со сна Ирко стоял у входа, тяжело опираясь на косяк, и неотрывно смотрел на меня, и лицо у него было такое, точно я его ножом под сердце ударила!..

— Ирко...

Я сжала пальцы до хруста, а муж медленно пересек комнату и тяжело сел в изножие моей кровати. Опустил голову...

— Так вот в чем все дело... — его сильный голос теперь стал совершенно безжизненным. — Ответь мне лишь одно — ты позволишь мне видеть тебя и дочку хотя бы изредка... Госпожа...

Я почувствовала, что у меня начинает кружиться голова. Я ожидала от Ирко всякого, но его теперешние слова выбивались из всего, что я могла себе вообразить.

— О чем ты говоришь, Ирко?

Привстав на кровати, я коснулась плеча мужа, но он лишь еще больше ссутулился и глухо произнес.

— Я, конечно, в лесу вырос, но то, что знатные девушки за простых пасечников не выходят, знаю... Этот храм теперь даст тебе приют и защиту, а я... Я больше не нужен...

— Глупый!.. — я со вздохом обхватила широкие плечи Ирко, уткнулась ему лицом в затылок. — Ты мой муж перед богами и людьми — так было, есть и будет!.. Что же до происхождения... Мой род лишен имени и чести по воле князя, так что благородной здешние жрицы именуют меня по собственному почину.

Муж шумно вздохнул, огладил мою руку своей...

— Эрка... Энейра... Я все равно почти ничего не понимаю... Что произошло с тобой, с твоей семьёй?.. Ты можешь внятно объяснить?

— Я все тебе расскажу, обещаю! — Я поцеловала мужа в затылок и, соскочив с кровати, принялась одеваться. — Но сперва я должна поговорить со Старшей храма. Таких, как она, не заставляют ждать...

Муж в ответ только шумно вздохнул...

Быстро одевшись и заплетя косу, я осторожно взяла на руки мирно спящую дочь и спустилась вниз. Римелла посмотрела на меня круглыми, как плошки, глазами, и уже открыла рот, чтобы что-то спросить, но тут вмешалась разбудившая меня жрица. Она выступила вперед и чуть склонила голову.

— Следуйте за мной, госпожа...

Пришлось "следовать", оставив за спиной полную недоумения Римеллу... Но она-то как-нибудь перебьётся, а вот Ирко... За Ирко — не за себя — мне действительно было тревожно...

Между тем сопровождающая жрица провела меня во внутреннее, закрытое для посторонних, святилище Малики, а через него дальше — к комнатам жриц. Пройдя длинный коридор, мы очутились перед массивной дверью. Сопровождающая попросила меня обождать и скрылась за тяжелыми створками. Еще через минуту я услышала ее голос, приглашающий войти...

Я очутилась в круглом высоком зале со снежно-белыми сводами. В самом центре венчающего его купола было сделано большое окно-глаз: падающий из него столбом солнечный свет разбивался на тысячи искорок в воде устроенного посреди залы небольшого озерца, возле которого, на длинных каменных лавках и сидели три жрицы. В одной из них я узнала ту, что заговорила со мною сегодня в храме, вторая была полной и чернявой, а вот третья, судя по всему, и была Старшей. Согнутая годами, невероятно похожая на пожухлый, осенний лист, она казалась невероятно хрупкой, но именно от нее исходила мощная колдовская волна, да и приведшая меня сюда жрица замерла за ее плечом эдакой верной тенью...

— Я рада, что твоя дорога, наконец привела тебя в Делькону, дитя мое. По правде сказать, это должно было случиться намного раньше... — в тихом, шелестящем голосе заговорившей со мною старой жрицы чувствовалась властная непреклонность, но я все равно осмелилась возразить.

— Моя прабабка думала иначе...

Жрица усмехнулась.

— О да, конечно... У Нарсии Ирташ всегда было собственное мнение обо всем, и ты явно пошла в неё... Не лицом, нет! Но норов чувствуется... А теперь присядь рядом со мной — я хочу посмотреть на тебя, на малютку...

После некоторого колебания я все же подошла к старшей, и села на скамью подле неё, с силой прижимая к себе спящую дочку. Благожелательный тон жрицы еще больше растревожил сидящую под сердцем тревогу, а старшая, между тем, с каким-то, чисто девичьим любопытством взглянув на мою Мали, начала выспрашивать о последних годах прабабки, о том, что она успела мне передать, о матери, о том, как мне жилось все это время... Вопросы следовали один за другим, но задавала их лишь старая жрица — остальные хранили молчание и лишь то и дело бросали на меня любопытные взгляды...

Это было неприятно, но я отвечала на вопросы Старшей неизменно вежливо и подробно, хотя и старалась при этом не поминать лишний раз свои сокровенные мысли и чувства. Я чувствовала, что Старшая клонит разговор во вполне определённую сторону, но вот что именно ей от меня надо, понять пока не могла.

— А ты знаешь, что твоя прабабка стала матерью, будучи девятнадцатилетней?.. Исходя из твоего сложения, я бы сказала, что если б ты подождала с материнством еще пару лет, это пошло бы на пользу и тебе, и ребенку: — неожиданно произнесла Старшая, но я, баюкая на руках, дочку, отрицательно качнула головой.

— Я не загадывала, матушка. Как Малика послала, так и получилось. Не жалею...

Жрица чуть заметно улыбнулась.

— Твое желание иметь ребенка мне более чем понятно, дочка... — и тут вдруг лицо жрицы стало серьёзным, и даже жестоким. — Тем не менее, тебе стоит подумать о том, что многие мужчины считают детей лучшим способом навсегда привязать к себе женщину! Ты сказала, что вышла замуж через год после смерти прабабки. Ты была совсем одна, без заступников и покровителей, с больной матерью на руках, и теперь я хочу знать — не принудили ли тебя к этому шагу!..

— Что?! — я ошеломленно взглянула на Старшую, а та уверенно продолжила.

— Все сидящие здесь обещали Нарсии Ирташ позаботиться о её правнучке и помочь ей, какая бы ни была нужда. Поверь, тебе нечего стыдиться и не нужно ничего скрывать. Если твой муж, склоняя тебя к браку, перешел меру допустимого, он будет наказан со всей строгостью за свой проступок. Если же он обещал тебе защиту в обмен на супружество, в нашей воле признать эту сделку недействительной. Тебе достаточно одного слова, чтобы вновь обрести свободу. Можешь быть покойна — слово и сила жриц послужит тебе лучшим покровом и ни твоя честь, ни малютка не пострадают от данного храмом развода...

Пока жрица говорила все это, у меня на руках тихонько захныкала начавшая просыпаться Мали. Я пошептала ей ласково, поцеловала... И лишь после этого встала и посмотрела на жриц. Выпрямилась, прижимая к себе дочь.

— Мой муж никогда и ни к чему меня не принуждал. Я пошла за Ирко по своей воле и по сей день благодарю Малику за данного мне мужа, потому что второго такого доброго и честного человека трудно отыскать!..

Но Старшая на мои слова лишь покачала головой.

— Он не честен с тобою, Энейра... У нашего храма долгая и трудная история, нам пришлось беречься от всякого. Плетение на входных воротах было создано так, чтобы помочь встречающей гостей жрице определить, кто перед ней — Чующий, колдун или перевертыш... Знаешь ли ты, что твой муж — оборотень по меньшей мере наполовину?!

— Да... — поняв, что в эти мгновения решается судьба Ирко, я вскинула голову и твердо посмотрела на жриц. — Да, знаю. И могу сказать, что по духу и сердцу он более человек, чем некоторые люди!

После этих моих слов в зале упала тишина, да и сами жрицы застыли на некоторое время каменными изваяниями... Но их оцепенение продолжалось совсем недолго — вскоре одна из них — та, что заговорила со мной в храме, сказала.

— Энейра, девочка моя... Этот селянин не может быть достойным тебя. Даже если позабыть о том, что он — бэр, остаются его низкое происхождение и чёрная кость. Твоя кровь должна смешаться с равной себе по благородству.

При упоминании о происхождении, я горько усмехнулась.

— Я, конечно, живу много меньше вашего, матушка, и особой мудрости не имею, но один урок, преподнесенный судьбой, выучила — истинное благородство не зависит ни от герба, ни от длины родословной...

— ...И лишь чистота и верность сердца ему порукой! — неожиданно прервала меня на полуслове Старшая, и тут же улыбнулась. Но уже как-то иначе, чем прежде: более открыто, и, вместе с тем, мягче. — Если бы я и сомневалась, чью дочь и правнучку вижу перед собой, то последние твои слова рассеяли все сомнения...

Выслушай же мое решение, Энейра. Делькона принимает не только тебя, но и твоего мужа, и дочь. Что бы ни случилось, твоя семья всегда найдет здесь приют, защиту и помощь! Обряд для твоей крохи будет проведен завтра — я сама буду просить для нее милости Малики... А теперь ступай, отдохни — у нас был очень непростой разговор.

— Спасибо за все, матушка... — я низко склонила голову. Только теперь я почувствовала, что меня хоть и мелко, но вполне ощутимо трясет. Этот спор дался мне ой, как не просто...

Обратно меня провожала все та же молоденькая жрица. Она шла передо мною молча — точно в рот воды набрала, и лишь на пороге гостевого дома обернулась ко мне и осторожно заметила.

— Старшая Вериника оказала вам честь, госпожа...

Я согласна кивнула головой.

— Знаю...

— Тогда почему вы перечили ей? — в голосе жрицы скользнуло плохо скрытое недоверие, и я устало заметила.

— Разве может жена не вступиться за данного ей Маликой мужа?

Теперь взгляд жрицы стал по-настоящему изумленным, но я не стала вступать с ней в дальнейшие прения, а быстро скользнула за дверь. Впрочем, поднявшись в отведенные нам с мужем комнаты, я убедилась, что самое сложное у меня еще впереди — ведь первым, что мне бросилось в глаза по возвращении, был изувеченный стол. Очевидно, Ирко, изведясь ожиданием, надавил на край столешницы так, что толстая сосновая доска под его ладонями треснула и прогнулась!..

Мужа я обнаружила в дальней комнате — он сидел на кровати и неотрывно смотрел на пустую колыбель.

— Ирко... — я постаралась, чтобы мой голос прозвучал как можно спокойнее, а Ирко, в свою очередь, посмотрел на меня и сказал лишь одно: — Ты обещала... Энейра...

— Помню... — я уложила малютку в колыбель и присела рядом с мужем. — Что ж слушай, но история эта долгая...

Мой рассказ действительно затянулся надолго — я рассказала Ирко о прабабке, о Стембе, о Мике... О побеге из Реймета...

Правда, сцену в доме я по-возможности сгладила — в конечном итоге, это было моим грузом, а, значит, не стоило его взваливать на плечи Ирко!

Правда, муж, похоже, догадался, о чем я умолчала — на середине рассказа Ирко вдруг придвинулся ближе и крепко обнял меня за плечи.

— Прости... Я не думал, что все настолько скверно...

Я, поудобней устроившись в кольце его рук, только вздохнула. А Ирко неожиданно спросил:

— Почему ты мне ничего не сказала?

— А зачем? — я прижалась к его плечу. — Ни прабабка, ни я жалость ни из кого вышибать не хотели, да и старые раны растравливать было неохота...

Муж осторожно поцеловал меня в висок и вздохнул.

— Я тебе хочу кое-что сказать, Эрка...

— Да... — я почувствовала, что внутри меня точно комок сжимается. Неужели в ответ на мое признание Ирко расскажет о своей бэрской крови?! Но мои ожидания в этот раз не оправдались — муж лишь шумно вздохнул и произнес:

— Я самый большой дурак во всем Крейге! Понимаю ведь, знаю, что должен тебе верить, но все равно ревную — то к тому парню с ярмарки, то к жрицам этим... Все кажется, что кто-то придет и заберет тебя у меня...

— Ну, знаешь, Ирко... — я почувствовала, что начинаю сердиться, но хныканье проснувшейся Мали положило конец как нашему разговору, так и едва не начавшейся ссоре...

На следующее утро Старшая Вериника провела необходимый обряд, а назавтра, после еще одного разговора со жрицами, я с семьею покинула Делькону. В гостях, конечно, хорошо, но дом без хозяйского пригляда, да и Ирко, бедолага, после нечаянно поломанной столешницы, ходил по вотчине жриц едва ли не на цыпочках. Явно опасаясь сломать что-нибудь ещё... Перед отъездом Старшая вручила мне несколько очень редких дорогих зелий и настоятельно попросила меня беречь себя... Я вежливо поблагодарила её, но внутренне грустно усмехнулась — Дельконские жрицы держали свое слово, но Ирко они по-прежнему не доверяли и где-то в глубине души побаивались...

Благословение жрицы вылилось в пару спокойных, ничем не замутненных лет. Словно бы сама Малика прикрыла мою крошечную семью своей дланью от всех бед этого мира: моя крошка росла здоровой и крепенькой — обычные детские хвори обходили ее стороной; я, не переставая изучать прабабкины записи, нашла для себя новые лазейки в использовании своего, по-прежнему спящего дара, но больше всего изменился сам Ирко. Уж не знаю, что на него так повлияло — рождение ли дочери или наш разговор в Дельконе, но через пару месяцев после визита к жрицам я стала замечать, что мой муж словно бы скинул с плеч тяжелый и уже привычный груз. К внешнему спокойствию у него теперь добавилась какая-то, идущая из самой глубины его натуры уверенность. Он стал чаще бывать в Выселках и в Поляне, стал чаще шутить в беседах с Роско и Кветкой, побывал на сельском сходе, и даже высказал там свое мнение... После этого случая полянцы к его словам начали прислушиваться так же, как, в свое время, прислушивались к мнению Дорваша...