| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
\До 1926 года Новосибирск носил название Новониколаевск\
Юность необидчива. Вечером они сидели в зале "Транспортника", что на Вокзальной улице, и под звуки разбитого пианино смотрели заковыристую семейную драму "Love Never Dies" с очаровательной Мэдж Беллами. Кино, завезенное в начале 20-х из Дальневосточной республики, но запрещенное к показу в РСФСР, стало первым мостиком между сыном Питерского токаря и Клавдией Кривошеиной, падчерицей крупного НЭПмана-пивовара.
Симпатия была взаимной. Против ожиданий, родители девушки приняли молодого "голозадого" кооператора неплохо. Пивное дело отчима Клавы крепко держалось, обеспечивая достаток всех восьмерых детей от обоих браков. Впрочем, господин Кривошеин не строил иллюзий на будущее. Местным хлебникам и маслозаготовителям уже пришлось плохо при новой власти. Диковатые налоги плюс контроль Советского государства над железной дорогой фактически поставил крест на их деятельности, эти товары, в отличии от пива, продать в Сибири в ощутимых количествах было невозможно. Так что господин Кривошеин невесело шутил под чай с медом — дальше Сибири не сошлют, и старался понадежнее обеспечить своих близких. Причем дочерей — желательно замуж и подальше. Его циничные слова о невеселом будущем России крепко запомнились будущему Премьеру СССР.
С тех пор они с Клавой шли по жизни вместе, осторожно обходя все подводные камни. Позади рождение дочери, срочный переезд в Ленинград, практически побег от раскручивающегося над Сибирью маховика репрессий. Спасибо председателю Новосибирского исполкома, он все предвидел, и пытался спасти хотя бы молодых сотрудников.
Затем учеба в текстильном институте, быстрая карьера по хозяйственной линии, председательство в Ленинградском горисполкоме. Потом война... И вот, ближе к седьмому десятку, снова нужно делать выбор, может быть самый важный в жизни. Хотя этим невозможно удивить человека, который организовал в начале Великой Отечественной эвакуацию 1713 заводов. Да-да, именно 1713, он помнил каждый из них. С риском для жизни пробивал решение по дороге для блокадного Ленинграда и предложил идею трубопровода по дну Ладожского озера. Надо только немного подумать. Ведь все на самом деле очень просто.
Сохранить принципы сталинских времен в чистом виде не выходит, без каждодневной расстрельной угрозы великого вождя все рушится просто на глазах. Впрочем, это началось еще до смерти Сталина, стремительно усложняющееся народное хозяйство постоянно вырывалось из узких рамок плановых показателей. Работа министерств начинала рассыпаться на примитивно-феодальные фрагменты, взаимодействующие между "не благодаря, а вопреки".
Что проку в коммунистических идеях? Делить справедливо научились, но нечего. Чтоб убедиться достаточно зайти в магазин или на рынок. Алексей Николаевич видел это своими глазами, не зря минимум пару раз в месяц посещал ближайший к дому продмаг. Да и в других городах, бывало, до полусмерти пугал этим местных начальников. Двадцать мирных лет прошло, но великолепия, которым встречал Елисеевский до революции нет и в помине. А цены! Отец Алексея Николаевича, токарь-отпиловщик завода "Лесснер", получал в горячие годы Великой войны больше сотни рублей в месяц, а любимый маленьким Алёшей шоколад "Жорж Борман" стоил три копейки.
\От английского The Great War, французского La Grande guerre.\
Косыгин лучше других видел глубину пропасти, на краю которой балансировал СССР. Диктатура пролетариата породила чудо индустриализации 30-50-х годов, но стояло оно на ограблении крестьянства "ножницами цен". Как по ресурсам, зерну, мясу, так и людям, которые и подняли советскую промышленность на невиданную высоту и выстояли в войне. Теперь деревня иссякла, метания Никиты Сергеевича ее чуть не добили совсем. Нужен иной, новый источник роста.
Тяжелая промышленность боле-менее движется на пинках Кириленко и безумном впрыске ресурсов. С этим ничего нельзя поделать, без ракет и атомного оружия СССР уязвим. При этом производство ТНП катится под откос, да так, что с цеховиками ЦК боится бороться всерьез. Без их спекуляций и незаконного производства жизнь людей станет совсем тоскливой.
Еще недавно как основной вариант экономической реформы рассматривалось серьезное улучшение планирования внедрением ЭВМ по Глушкову. Да что говорить, в начале 60-х он сам загорелся этой идеей, казавшейся особенно реальной в свете разработки ЦСУ СССР отчетного межотраслевого баланса по 83-м отраслям в 59-ом. Казалось, вот оно, еще немного, и по-научному полный и сбалансированный план вытянет индустрию из трясины мелочных ошибок и рассогласований.
Но реальные предложения апологетов кибернетики не обрадовали, скорее напугали. Чутьем старого хозяйственника Косыгин видел, что ничем, кроме грандиозного и дорогого провала, проект ОГАС закончиться не может. Рассказ пришельца из будущего только подтвердил обоснованность этих догадок.
Еще недавно спасением казался компромиссный путь хозрасчетных отношений, уже более-менее рассчитанный и готовый к утверждению на сентябрьском Пленуме ЦК. Но выяснилось, что он оказался дорогой благих намерений, ведущих в ад. Еще и волнения в Чехословакии накатывают, ведь предупреждал же Дубчека, что запутается он в своих реформах, не помогло. Попаданец говорил, что СЭВ разделился после этого на четкие периоды "до" и "после". И ведь полностью прав, паразит, пути назад после танков на улицах Праги не будет.
Что остается? Еще при Маленкове были, как без них, робкие предложения разделить секторы, отдать артельщикам-кооператорам все обувные мастерские, шашлычные, и прочие мелкие услуги. Потом, постепенно, производство несущественных товаров, кустарные промыслы и все подобное. Для тяжелой индустрии сохранить прежний сталинский план. Тогда инициативу Хрущев откинул в сторону, даже не рассматривая. Может быть зря? Но не так все просто в экономике...
\Г.М. Маленков, Председатель Совета Министров (Премьер) СССР в 1953-1955 годах. Его политика перестройки во многом напоминала идеи раннего Горбачева.\
Еще десяток лет назад интуиция Косыгина громко кричала — это сползание не остановится, частный сектор, как водоворот, будет затягивать в себя отрасль за отраслью. Потому что так проще. Вот только кончится это для тяжелой промышленности серьезным развалом. Хотя где-то на дне сознания Алексей Николаевича, встретившего Революцию смышленым подростком, билась мысль — если это неизбежно, то лучше уж скорее...
Но как? Вводить очередной НЭП на 50-м году советской власти? Только предложить подобное на Президиуме, и гарантировано, в полчаса лишиться головы. Упертые неосталинисты разорвут в клочки, разнесут в пыль любые доводы своей любимой непобедимой теорией. Кстати, один из них сейчас слева сидит! Что характерно, за день про учение Маркса ни разу не вспомнил. Так зачем откладывать?
— А ты, Саша, сильно изменился за последнее время. — Задумчиво начал Косыгин, наконец повернув голову в сторону собеседника.
— Неужели так заметно? — Обрадованный прекращением затянувшейся паузы, начал Шелепин и невесело пошутил: — иногда кажется, что гостя из будущего было бы лучше сразу ликвидировать.
— Мда, такую реформу загубил засранец, аж "косыгинскую". Пошел в утиль труд трех лет.
— Сам бы рад многого не слышать, но пренебречь такими сведениями преступно.
— Кто еще в курсе этого... — Алексей Николаевич покрутил кистью руки в воздухе подыскивая нужное слово, — дорожного происшествия?
— Полностью только Володя Семичастный.
— Даже так? — Косыгин удивленно понял брови. Ну вы прямо... И как долго собираетесь скрывать это от товарищей?
— Нужна определенность в... Позиции ЦК по данному вопросу... Ситуация очень необычная.
— Что ж, может быть это разумно.
Опять повисла пауза. Косыгин отдал инициативу собеседнику, и теперь, откинувшись на спинку дивана, боковым зрением наблюдал, как тот будет выкручиваться. Вспомнилось, как из-за Ленинградского дела оказался в опале Сталина, и каждодневно ожидал ареста. Тогда пронесло, но вот Кузнецова, мужа двоюродной сестры Клавы, первого секретаря Ленинградского обкома, расстреляли в 50-ом. Его супруга пошла по этапу. И он, член Политбюро ЦК ВКП(б) ничем не смог помочь.
— Пока понятно лишь одно. Допустить загнивания партии нельзя! — пафосно начал Шелепин. Но, заглянув во внимательные глаза Косыгина, резко сбавил: — еще не поздно.
— Задача у вас непростая... Леню вы в покое теперь не оставите, — со скептическим выражением лица продолжил Алексей Николаевич. И продолжил, подчеркнув интонацией первое слово: — любыми средствами?
— Мы не преступники! — возмутился Шелепин. — Алексей, как ты мог подумать такое?
— Извини, Саша! — Ровно добавил Косыгин без малейшего сомнения в голосе: — ничего такого даже не думал.
— Надеюсь, в нашем ЦК достаточно настоящих коммунистов для разумного решения вопроса.
— Устроите большой тарарам в ЦК, или сразу на съезде? — Премьер чуть наклонил голову. — Выставите Петра и предметы из будущего как доказательство?
— Безусловно, если не будет иного выхода! Но сперва постараемся решить задачу коллегиально, по ленински...
— Значит, — подвёл итог Косыгин, — будете интриговать.
— Так при Брежневе любая экономическая реформа будет утоплена в замечаниях и поправках, как уже и было! — Шелепин тоже умел быть резким. — Партия разложится и закончит повальным предательством и перерожденчеством.
— Ладно, ладно! Не на митинге, — сдерживаясь, проворчал Алексей Николаевич.
— Да, Алексей, предательством и перерожденчеством! Это — главная беда! И это надо остановить!
Вулкан взорвался.
— Ничерта! Как вы не понимаете, молокососы! — Косыгин, выставив вперед лоб, заглянул Шелепину в глаза. — Какая. Разница. Кто. Будет. Первым. Секретарем!
Вот человек, восхитился Александр Николаевич, хоть и старик стариком, а давит как молодой. Но Премьер продолжил, не дожидаясь возражений:
— Вообще политику вашу в гробу видал! Ты с подробностями расскажи, как людей кормить-одевать будешь! Ком-му-низм им строить... За который мы боролись, пока вы под стол пешком ходили. Что бы есть было что, и жить где, и детей растить! В деталях! С тем же запалом трибунным, как за чистоту рядов на прошлом съезде агитировал! Еще одну целину распашешь? Или Обь с Иртышом в Среднюю Азию повернешь?
— Петр говорил, что в начале 70-х будет благоприятная обстановка, очень большие доходы от нефти. — Александр придумывал на ходу аргументы. Не признаваться же, что об этом вообще забыли, когда делили места в "теневом кабинете"?
— Са-ша! Ты подумай наконец! — Косыгин, утвердившись в понимании ситуации, устало откинулся на подушку. — Тебе час назад русским языком рассказали, что пути, кроме частн... хотя бы частичного хозрасчета не нашли. Никто! Все успешные страны в 2010 году стоят на капиталистическом пути развития, даже Китай!
Слова в голове Шелепина никак не желали складываться в убедительные, неоспоримые аргументы. Косыгин прищурился.
— Впрочем, противостоять этой пагубной тенденции, считаю, можно. Жестким, нет, жестоким авторитаризмом. Как при товарище Сталине.
Кожа дивана под рукой Шелепина стала влажной. Сейчас он должен выбрать, и при ошибке старый экономист из перспективного союзника станет смертельно опасным врагом. Он-то был уверен, что рассказ о печальной перспективе подготавливаемых реформ заставит Косыгина молчаливо встать на сторону противников Леонида Ильича. Он даже не подстраховался, что, впрочем, не пугало. Раскрытие перед ЦК обсуждалось как один из вполне реальных вариантов, но признавалось нежелательным из-за непредсказуемой международной и общественной реакции.
Было прекрасно известно, что Алексей Николаевич очень уважал Сталина, возможно, даже преклонялся перед его силой и авторитетом. Его собственный стиль руководства тоже был далек от мягкости. Сторонник ли он "крепкой руки"? Может быть, рядом сидит преданный идее коммунист, готовый ради великой страны идти на все, даже жестокую расправу с недавними соратниками? И не зря он так намекал на "любые" способы?
Разоблачения двадцатого съезда пронеслись в сознании Шелепина. Вал обвинений, бесконечные списки репрессированных, косые взгляды на соратников, чьи подписи их украшали. Лихорадочные попытки Хрущева отмежеваться от собственного участия в вакханалии, тайные изъятия и подчистки документов, в которых поневоле пришлось участвовать Председателю КГБ. Александр Николаевич вспомнил, как ночью, чуть ли не украдкой, выносили тело Сталина из Мавзолея. Перед глазами как живая встала Зоя Космодемьянская, непризнанная вина, о которой недавно напомнила жена.
— Нет! Второго Сталина быть не может! — решительно мотнул головой Шелепин. — Нужно сохранить и расширить коллегиальное руководство партией. — И продолжил, резко ударив кулаком по сиденью: — я не боюсь диктатуры, но уверен, что это не поможет. Авантюры Никиты едва не погубили СССР.
— Вот уж не ожидал этого от "железного Шурика". — Колебания не скрылись от внимательного взгляда Косыгина. — Знаешь, Саша. Это ведь последний раз когда я тебя так называю.
Собеседники опять замолчали, прислушиваясь к своим чувствам или интуиции. Тихо, соревнуясь с легким шелестом шин, шипел прохладный воздух их раструба кондиционера. За окном символично промелькнула высокая стела коневодческого совхоза "Новый путь".
— Наверно, я в самом деле начал по другому думать после всего. — Александр Николаевич энергично потер затекшую шею. — Надо же, РСФСР в кольце союзных республик. В одночасье ставших врагами.
— Так нас предать! — Премьера было сложно заподозрить в излишней симпатии к республиканским вождям. — Дорогая расплата за свободу и равенство для всех.
— Теперь мы не допустим политической близорукости. — Шелепин зло ухмыльнулся. — подготовимся заранее.
Кое-кому в Президиуме ЦК сильно не повезло, мысленно потер руки Косыгин. Впрочем, чучело Подгорный точно заслужил пинка. Если, нет, когда Саша его сковырнет — подарю бутылку хорошего коньяка. Да и сам выпью с удовольствием. Впрочем, сейчас это не главное.
\Косыгин и его сотрудники часто за глаза называли Подгорного с супругой "чучелами".\
— Ты точно отдаешь себе отчет, что даже частичный хозрасчет по сути НЭП, частная собственность? — добил Алексей Николаевич. — Пути назад не будет.
— Под контролем коммунистической партии не страшно. Этот путь смог пройти даже голоштанный Китай. — Шелепин порывисто протянул руку, — ведь лучший Премьер СССР все равно не видит иного выхода?
\Известна фраза Н.С. Хрущева — "Без штанов ходят, а тоже — кричат о коммунизме!"\
— Ты понимаешь, как сложно будет сместить Ильича с поста первого секретаря?
— Безусловно! — Лицо нового вождя не выражало ни тени сомнения. Протянутая рука даже не дрогнула. — Но у нас нет иного выхода.
— Чтож, пусть будет так, — ответил Косыгин, скрепляя союз крепким рукопожатием. — Возможно, это ошибка. Но на счет Лени ты совершенно прав.
— Марать Сталина тоже не дело. Его опыт нам пригодится.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
