— Нет.
— Ладно. Я за тебя Виталику отдам, но ты должна будешь.
— Не вопрос, — я рыжую от зеркала отпихнула, и сама начала прихорашиваться, поправляя размазавшийся макияж. — А Вовка где?
— Здесь давно.
— Он меня видел?
— Неа. Иди к нему. Он у входа. А с Виталькой я поговорю.
Нашла Вовку, выпила с ним. Поговорила. Насладилась изумлением и восхищением в его глазах. Выпила. Спросила время. Уже перевалило за полночь. Мелькнула короткая и быстро исчезнувшая мысль о Марате. Вован продемонстрировал новую татушку на бицепсе. Я восхищенно ее потрогала. Выпила. Проводила глазами Верку, идущую под ручку уже с другим мужиком. Попросила татушку себе. Вовка потащил меня в тату-салон, находившийся в этом же здании.
— Колян, наколку сделаешь? — пробасил Вовчик, поддерживая меня за локоть и не давая упасть с тонких шпилек. Надо сказать, мое умение ходить на каблуках значительно отшлифовалось за пару часов в нетрезвом состоянии. Я могла на них передвигаться.
— Ты время видел?
— Девчонка моя хочет очень, — как-то извиняюще пожал он плечами и выдвинул чуть вперед мое тельце. Я бодро закивала.
Колян меня неприязненно оглядел, выругался себе под нос и махнул в сторону кресла.
— Пусть садится.
Когда я увидела штуку, какой он собрался делать татуировку, как-то быстро протрезвела.
— А анестезия?
— Ты уже, походу, под анестезией. Не вертись, — рыкнул Колян. — Где делать будем?
Оказывается, протрезвела не до конца.
— На позвоночнике хочу, — непонятно почему брякнула я. — Тонкую такую, как змейка. До лопаток длиной.
— Что делаем? — непонимающе нахмурилась, и мастер махнул на меня рукой. — Ладно, сиди, сам придумаю.
Делали долго. Было больно сначала, так что минут пять я от неожиданности громко ругалась. Потом стало терпимо. Я расслабилась, даже задремала. И когда Колян за плечо меня потряс, долго пыталась понять, что он от меня хочет.
— Все. Топайте.
Я неуверенно встала и покачнулась.
— Спасибо. Сколько время?
— Третий час ночи.
— Нормально, — дала отмашку Вовчику, и тот послушным теленочком пошел следом. — Гуляем.
Вернулись в клуб. Нашли полувменяемую Верку в углу, уже с новым кавалером. Меня от этого зрелища слегка затошнило. Отвернулась, сделав вид, что ничего не видела. Вовка заказал мне еще один коктейль.
— Не обанкротишься? — цинично ухмыльнулась я, опрокидывая очередное творение бармена в себя. — Татушка, бухло, такси...
На парня алкоголь тоже подействовал, сделав его более уверенным.
— Ты мне нравишься.
— Я очень рада.
Он ко мне ближе подошел, за коленки схватил и развел ноги, устроившись между ними. А я как кино со стороны это все наблюдала.
— Ты красивая.
— Я в курсе. И что?
Вовка мои голые ноги гладил, и колготки в крупную сетку ему совсем не мешали. Огромные, большие ладони все выше и выше поднимались, короткие пальцы касались края юбки, а сам парень наклонился к моему уху. От него разило пивом.
— Ты поняла, — он со значением к моему лицу склонился, рот приоткрыл, а я даже не делала попытки отстраниться. С интересом ждала, что будет дальше.
А дальше меня смело с высокого стула. На каблуках устоять не получилось, и я врезалась в кого-то рядом стоящего, мертвой хваткой цепляясь за чье-то плечо. И почти с ужасом и удовольствием наблюдала за разъяренным чеченом, метко и хлестко начищающего бычье рыло Вовки. Рядом со сцепившимися парнями сразу образовался круг, все столпились, выкрикивая что-то и наслаждаясь дракой, а я спокойно за ними наблюдала, вновь приняв равновесие.
Верка ко мне пробралась и тронула за плечо, кивая на этих двоих.
— Ты так и будешь стоять?
— Что ты мне предлагаешь?
— Разними! — крикнула она.
— Я что, на дуру похожа? К двум разъяренным мужикам лезть? Пусть сами разбираются.
Она почти с отвращением на меня покосилась, ослабила хватку, а потом и вовсе отошла, бурча что-то себе под нос. Я ее не слушала.
Вовка при своих габаритах с Маратом равняться не мог. Чечен подтянутый, и пусть Вовка шире, но у него мясо, а у Марата — мышцы. Через пять минут избитый в кровь одноклассник отхаркивал кровь под высоким барным стулом и утирал ее с лица. У чечена же все костяшки пальцев были сбиты.
Марат щерился, тяжело и глубоко дышал, сейчас напоминая больше животное, чем человека. С яростной гримасой оглянулся по сторонам, увидел меня притихшую неподалеку и остатки разума вообще растерял. В три широких шага до меня долетел, мгновение мое спокойное лицо разглядывал, а потом больно ударил по щеке тыльной стороной ладони. Голова мотнулась в сторону, щека сначала онемела, а потом налилась болью и кровью. В баре застыла тишина.
Я молча потерла щеку, избегая смотреть ему в глаза, пошевелила челюстью, и холодно поинтересовалась:
— Это все?
— Вот сука!
— Сука, — согласилась. — Дальше что?
Марат грязно выругался, так что от него несколько людей в страхе отскочили, больно схватил меня за волосы и потащил к выходу. Чем больше он злился, тем больше я успокаивалась. Чем больше я успокаивалась, тем больше он злился. Замкнутый круг. Мы выскочили на улицу, даже не захватив мою куртку. Горевшую щеку охладило прохладным воздухом, а голые ноги закололо морозом. Я застучала зубами.
— Дай куртку возьму.
Мужик безжалостно мотнул меня, почти оторвав ноги от земли. В который раз я прокляла шпильки.
— Иди! — прорычал он. — Пока я тебя не убил!
— А что ты рычишь? — деланно удивилась, зля его еще сильнее.
— Тебя, тварь неблагодарная, убить надо.
— Отпусти.
Ноль эмоций, только жесткие пальцы на локте сжались сильнее.
— Отпусти, сказала! Ах ты сука...
Мое спокойствие сошло на нет, и я начала извиваться, вырываться и кусаться, морщась от боли, когда мои пряди в его хватки сильнее натягивались. Извернулась и ударила его по лицу, позолоченным кольцом разодрав ему губу. И с ужасом смотрела на капли крови.
Он снова меня ударил, теперь по другой щеке, а потом толкнул, так что боком я врезалась в его жигули. Я точно знала, что это его машина, и испытала злорадное удовольствие, когда каблуком поцарапала дверь.
— Не смей поднимать на меня руку! — собрав в горсть волосы, Марат заставил больно запрокинуть шею. — Удавлю. Шлюха! Ты себя в зеркало видела?
— И даже не раз! — я с вызовом вскинулась, насколько позволял его кулак. — Мне всю ночь говорили, что я красавица!
Опять больно долбанул мое тело об машину, больно навалившись сверху.
— Что ж за мразь ты, а? Не меняешься! Ты хоть понимаешь, идиотка, что сейчас пятый час?! — зло проорал он прямо мне в лицо. — Бл*дь! Да если бы я знал, что тебе это нужно, я бы тебя, суку, там же оставил. Сколько лет я, бл*дь, убил! Нах*я? Чтобы ты своей жопой голой здесь крутила?!
— А тебе какое дело??? Тварь! Не трогай меня! — истерично завизжала, когда он снова больно меня сжал. — Уйди! Лучше бы ты, сука, меня там оставил! Пять утра, говоришь????! Ты только заметил, да?! Я три дня, бл*дь, дома не ночевала, а ты только заметил! Убери руки, сказала! Мне больно!
Также неожиданно как схватил, Марат расцепил руки и для надежности отошел на шаг. Я сползла по двери машины и на дрожащих, онемевших ногах, сделала шаг по направлению к клубу. Но потом передумала и обличительно ткнула в парня пальцем.
— Давай, расскажи, куда вы с Оксаной теперь собираетесь? Надолго?! Да не молчи, рассказывай. Можешь даже не говорить. Зачем, правда? Есть я, нет меня — какая хер разница, да? Не тебе мне указывать, как себя вести! Ты сам как шлюха трахаешь свою Ксюшу и ничего уже вокруг не видишь! — от моих слов его лицо дернулось, но парень не сделал попытки меня заткнуть. А меня уже понесло, и всю обиду, скопившуюся за несколько месяцев, я на него старательно выплескивала. — Что они там тебе подарят?! Квартиру?! Ооо, круто! Давай я за тебя порадуюсь! А че! Ты шлюха дорогая, тебе вон, целыми квартирами выпадает. Мне есть к чему стремиться, да?!
— Замолчи и сядь в машину,— тщательно выверяя слова, прочеканил Марат.
— А ты меня не затыкай! — смахнула с лица то ли кровь, то ли волосы. — Я соврала?! Нет, не соврала! Ты как шалава...
— Сядь. В машину.
— НЕ ХОЧУ Я В МАШИНУ!
Он молча открыл дверь, запихнул меня в салон и сел за руль. Меня порядочно трясло — от алкоголя, холода и ярости, так что Марат накрыл меня своей курткой. Я никак не отреагировала. Было обидно, очень-очень обидно, когда про меня просто забыли. Есть я или нет меня...Раньше мне было все равно, вот честно. А сейчас не все равно. И очень больно.
Марат привез нас домой, попытался вытащить из машины, но я сама его руки оттолкнула и, гордо шатаясь, поползла на второй этаж. Оксаны не было. Кто бы сомневался.
— Иди умойся и смой с себя всю эту дрянь. И переоденься.
— Без тебя знаю.
Мне потребовалось полтора часа горячего душа, чтобы прийти в себя. Во всех смыслах. И волосы отмыть и расчесать после жуткой прически. Когда вышла в комнату, на столе стоял чай и тарелка с бутербродом. Мельком глянула в зеркало на свою опухшую, с явными следами мужских рук щеку. И испытала мрачное удовлетворение, разглядывая опухшую нижнюю губу этого урода.
Съела булочку, выпила чай и разобрала постель, игнорируя стоявшего рядом Марата.
— У тебя день рождения.
Он не извинялся, но для Марата слова, звучащие таким тоном, были верхом раскаяния.
Я скользнула под одеяло, мрачно на чечена поглядела и равнодушно пожала плечами.
— Оно было два дня назад.
После этого я отвернулась к стенке и заснула.
Глава 17.
Очень трудно ненавидеть человека, который тебя любит.
Саша
Ему пришлось со мной считаться. Я не домашняя собачка, которой можно кинуть кость и успокоиться. Я не грязь, недостойная внимания. Теперь уже нет. Я не позволю отшвырнуть себя в сторону, я не позволю так ко мне относиться. Я слишком себя люблю, и слишком ценю усилия, которые приложила, чтобы вписаться в их общество. Я научилась читать, писать, я развиваюсь, я учусь правильно говорить и себя вести. Слишком много сил вложено в это общество, я даже приняла их законы и рамки. А теперь это общество должно принять меня. Все честно. Я одна из них. А значит, имею право требовать к себе уважения. Или хотя бы его видимость, как делают остальные. Я имею право, я не грязь под ногами, уже давно. И Марату стоит это понять. В конце концов, именно он научил меня всему этому. А я ученица способная — учителя об этом часто говорят. Вот пусть чечен и расхлебывает.
Наверное, Марат был удивлен. Слегка. Возможно он, привыкший все продумывать и обдумывать на несколько ходов вперед, предполагал, что однажды я взбрыкну. Возможно. Я не отрицаю. Но то, что это произошло вот так, при таких обстоятельствах...Он даже и подумать не мог. Наверное. Я не знаю точно. Но он быстро приспособился, сделал выводы, хотя и не извинялся. Если честно, мы дня три не разговаривали — вместе ужинали, смотрели телевизор, но не разговаривали. Только теперь меня не игнорировали. Молчаливый бойкот — ерунда. Я слишком толстокожа, чтобы из-за него расстраиваться. А вот игнорирования и пренебрежения я не потерплю.
В конечном счете, он начал со мной считаться. Марат понял, что теперь с фактором "Саша Лилёва" придется считаться и обращать на него внимание. Да, я не несу такой практической пользы, как Оксана со своими родителями. Да, я не дотягиваю до них. Но он дал мне слово, и я точно знаю, что, какой бы сволочью и падлой Марат ни был, он его сдержит. А уж за язык лично я его не тянула.
После злополучной ночи во мне что-то поменялось. Замкнуло, а потом перещелкнуло, сдвинувшись и по-новому выстроившись. Что? Не знаю. В описании своих чувств и эмоций я была ограничена, потому что очень долго не испытывала практически ничего, кроме голода, холода и животной ненависти. Мне было трудно различать какие-то оттенки, и новые эмоции ставили меня в тупик. Я не могла от них отмахнуться, как наверняка сделала бы. Хотя бы потому, что это мои эмоции. У меня не поменялись взгляды, цели и убеждения. Я по-прежнему знала, чего хочу от жизни и как хочу. Мои приоритеты остались со мной. Но неуловимо — я изменилась.
— Ты все равно не уйдешь, — разрушил наше затянувшееся, но ненапряженное молчание Марат. — Верно ведь?
Он сидел, вальяжно развалившись в кресле, и курил третью по счету сигарету, небрежно стряхивая пепел в хрустальную, рубленую пепельницу. Когда Ксюши не было, Марат мог себе позволить курить в доме.
— Верно. Ты и сам это знаешь.
— Тогда зачем был этот цирк?
— А знаешь, — повернула к нему голову и задумчиво постучала пальцем по подбородку,— мне даже понравился "этот цирк". Было весело. Было много людей. Всем надо развлекаться, уж тебе ли не знать.
— Я серьезно, Саш. Мне казалось, ты умнее.
— Умнее, чем тебе казалось.
Он явственно скрипнул зубами, и выступающий кадык нервно дернулся.
— Я ожидал от тебя большего.
— Прости, что разочаровала, — резво подскочила, села на пятки, надула губы и захлопала ресницами. Я над ним издевалась и выводила из себя, зная, что сейчас могу сказать все, что хочу. И мне ничего не будет. Марат чувствует за собой косяк, и пока хамство сойдет мне с рук. Потом придется расплачиваться. Наверняка. Но это будет потом. — Только я по-прежнему жду от тебя большего. Ты правильно сказал, я не уйду. Ты нужен мне, и знаешь это не хуже меня. Я использую тебя так же, как ты используешь свою слепую принцесску. Скажи, тебе приятно? Мне лично — очень.
Марат сильно вдавил окурок в пепельницу, сплющивая его почти под ноль.
— Разница только в том, что я позволяю тебе меня использовать. В тех пределах, которые устанавливаю сам, — теперь он улыбался, по-страшному нежно, так что хотелось стереть эту елейную улыбку с его лица. — Это разные вещи, хорошая моя, и не обольщайся. И хочу предупредить на будущее. Малейшая подобная выходка с твоей стороны, и я забуду обо всех своих обещаниях. Я не потерплю, чтобы в моем доме жила шалава. Помолчи! — я сжала челюсти, мечтая хотя бы врезать Марату по лицу. Он умеет быть порядочной сволочью. Но он сволочь, которая пока что сильнее меня. Во всех смыслах. — Здесь я хозяин, и я устанавливаю правила. Поэтому предупреждаю первый и последний раз. Еще одна такая выходка, и ты окажешься на улице.
— Ты тоже виноват.
Он предпочел не услышать мою реплику.
— Ты поняла?
— Поняла. Но когда-нибудь...— зловеще сузила глаза, вкладывая в свой взгляд всю злость, которая во мне была.
— Ну вот когда наступит это "когда-нибудь", мы и поговорим. А сейчас ложись спать.
Я злилась. Конечно, злилась, но все-таки я повлияла на Марата. Да, его словам моя персона поверила безоговорочно. Он не шутил. Но чечен вынес из случившегося уроки, пусть из-за своего врожденного упрямства никогда в этом не признается. Я тоже упрямая, и я тоже не сдавалась, начиная играть с его зоной комфорта, снова приближаясь к построенным им границам.
Мы оба сделали из произошедшего выводы, успокоились и зажили по-старому.
