Сломанные сказки

* * *

Дворец Фейерверков

Марк кивнул стражникам, которые уже начали притоптывать в такт оркестру, и поправил маску, всё время норовившую сползти. Он миновал уже несколько особо оживлённых пролётов и охраняемых ворот, и имел полное право собой гордиться. До выхода к главному входу — а оттуда и до конюшни — оставалось совсем немного. Главное — не столкнуться с братом. Тогда всё точно пойдёт наперекосяк.

Когда младший сын короля и королевы вышел, наконец, на лестницу — на которой Элла потеряла тот злополучный прозрачный башмак — к распахнутым главным воротам подкатила карета такой красоты, чтоб даже стражники на башнях поразевали рты. Марк от них не отстал.

Карета была белой, как мел, и округлой, словно тыква. На крыше её и на дверцах сияли синие камни. Её тянули за собой два статных серых коня, а на облучке сидел невысокий кучер в белом с бирюзой камзоле и белой же шляпе, на которой тоже что-то поблёскивало.

Лошади остановились ровно у ворот, кучер соскочил со своего места, отворил дверцу и подал руку своей хозяйке.

Сначала показались ножки — аккуратные, в голубых зашнурованных сапожках, которые до странности гармонично смотрелись с аккуратным белым платьем без тысячи нижних юбок и колец — а потом стало ясно, что на маскарад приехала Элла. Та самая Элла, что посмела дерзить королевским особам, и так ярко расписывавшая свои мечты в ночь Молчания у фонтана.

Это была судьба — и её надо было благодарить. Ведь стоило Марку чуть задержаться или уехать раньше — и он бы разминулся со своей прекрасной леди.

Принц бросился вперёд, не заботясь о свалившейся-таки на ступени маске и развязавшемся на камзоле шнурке. Он должен был объяснить, должен был поведать девушке о глупых суевериях и ещё о многом, чего больше не мог держать на сердце. Но сначала нужно было умчаться отсюда как можно дальше.

* * *

— Я, конечно, отвезу, куда просят, но после — прости-прощай, КВЧО и служба ждут! — Фэнь щёлкнул поводьями и погнал лошадей вдоль дороги, в сторону старого моста.

— Да-да, спасибо вам, господа, — радостно пискнула фея-крёстная номер триста тридцать три и вернулась к еле заметной щёлке в обшивке кареты. Триста тридцать третья, конечно, подслушивала вовсе не для того, что восполнить недостаток романтики в своей жизни. Она делала это исключительно ради успокоения, ведь принц оказался действительно не тем самым негодяем. В историях с близнецами всегда было много головной боли, но указ, к счастью гласил "Изъявляем королевскую волю: Принц женится на той счастливице, коей подойдёт хрустальный башмачок, оброненный ею в ночь Молчания." Имя принца как-то не уточнялось — и земля, которая стояла на древних законах и королевской воле, не была придирчива к формулировкам. Элла радовалась вернувшемуся, ничуть не изменившемуся собеседнику, с которым она половину ночи Молчания разговаривал обо всём на свете. Крестьяне радовались последнему залитому пожару, принц Мартин — девушке, которая смогла протанцевать в несчастной хрустальной туфле целый танец. Ей это зачлось — очень уж привлекательной нашёл её Мартин. Король и королева поначалу печалились, не найдя своего младшего сына на привычном месте. Они отправили на поиски тех слуг, кто был осведомлён о наличии второго принца, но через несколько дней родители получили письмо от младшего принца и успокоились. Был рад и принц Марк: они с Эллой, пережив несколько ярчайших приключений, окончательно полюбили друг друга и поселились в маленькой южной стране — там, где их никто не тревожил до конца их дней. (Не считая, конечно, очередного ВЧО и батальона фей в гостях, но это уже немного другая история.) И овцы — те особенно были рады — потому вернули свой первоначальный цвет, который нравился им куда больше шотландской клетки.

* * *

Вне сказки

Фэнь помахал принцу и Элле, которые остановились за мостом, у таверны, и повернулся к Каю. Тот висел в воздухе голубым мерцающим огоньком и явно не намеревался принимать свой сто-семидесяти-сантиметровый облик.

— Кай, брось дурака валять, избавь меня от этих тряпок, они неудобные. — Фэнь для убедительности поправил тесный воротничок, заколотый большим овальным камнем.

Огонёк померцал ещё немного, будто раздумывая, и, наконец, рассыпался искрами и превратился в фею.

Бен прищурился и вдруг заявил:

— Слушай, а мы неплохо с тобой выглядим. Можем вернуться на бал, потанцевать и...

Кай дёрнул Фэня за руку и поднёс его коммуникатор поближе к лицу. Он быстренько нашёл частоту Ягвиды, и дыхание Снежного короля защекотало кожу — ключник попросил информаторшу открыть Дверь.

Бенну вырвал свою руку из цепких пальцев Кая и обиженно потёр запястье.

— Больно, между прочим... Я думал, ты научился понимать шутки.

— А я танцевать не умею. — Кай улыбнулся и выбросил искрящуюся палочку в траву.

Дверь открылась почти сразу же, возникнув прямо на фоне темного звёздного неба: из проёма хлынул свет, и Фэнь шутливо поклонился.

— Только после вас.

Кай присел в реверансе — надо сказать, довольно изящном — и прошёл в открывшуюся пустоту. Бен хихикнул и последовал за ним.

Сказка пятнадцатая. Одиннадцатый Рыцарь

В стекло били крупные капли дождя, и Крысолов, словно заворожённый, следил за тем, как они тонкими струйками скатываются к подоконнику. Его тонкие пальцы с такой силой сжимали подлокотники кресла, что можно было подумать, будто он боится этого дождя. Но на самом деле это было совсем не так.

— Я спрошу ещё раз. И хочу, чтобы меня услышали. — Иван ослабил галстук и посмотрел прямо в тёмные глаза худого мужчины, которого с таким трудом нашла Шехеразада. — Кто ломает сказки? Имена, местоположение... Хоть что-нибудь.

Крысолов вздохнул, но взгляда не отвёл.

— Я ведь вам уже говорил, что ничего не знаю. Не отрицаю, что кто-то убеждал меня поднять войско. Понимаю, что поступил слишком жестоко — впрочем, в любом случае наказал бы этих толстосумов. Но — Бог свидетель — я не знаю, кто вам нужен. Не знаю имен. И не знаю, где можно их отыскать.

Сатоен сощурил глаза и откинулся на спинку своего вертящегося стула.

— Ты не врёшь... — он устало потёр глаза. — Слышал эти голоса хоть раз после того, как пришёл в Башню?

Крысолов покачал головой.

— Значит, придётся оформлять тебя в штат.

Иван открыл один из ящиков стола и достал оттуда серо-чёрные листы:

— Самуэль давно просил свежей крови.

Крысолов никак на это не отреагировал — он снова уставился в окно. Зрачки его сузились и стали похожи на иголочки.

Зашуршала бумага — Дед Сезам вписывал в бюджет ещё одну маленькую статью расходов. Привычные пропуски на месте имени, возраста и биографических мелочей — это обычно сообщалось позже капитанами отрядов, когда беженцы уже привыкали к своей новой жизни и начинали доверять окружающим их сотрудникам.

— На вашем месте я бы не трогал их. Голоса. Я слышал их — и до сих пор считаю, что они, хоть и безумны, но правы.

— Они разрушают миры. Такие же как тот, в котором жил и ты.

— Должно быть, у них для этого есть веская причина. — Крысолов выразительно посмотрел на главу Башни и поднялся. — Полагаю, я могу идти.

Сезамов протянул ему бумаги:

— Полагаю, можешь. За дверью ждёт информатор, он проводит к новому месту жительства. Считай, тебе повезло.

Хамельнский Крысолов запросто мог бы поспорить с этим утверждением, но посчитал, что сейчас не лучшее для этого время.

Выйдя из кабинета Сезама и прикрыв дверь, мужчина нос к носу столкнулся с обещанным информатором. У него были большие зелёные глазюки, длинные тёмные волосы, скрученные в косу и смешной вздёрнутый нос. Ростом он едва доставал высокому жилистому Крысолову до плеч — поэтому выражение "нос к носу" скорее было употреблено в более переносном смысле.

— Здрасте, — паренёк помахал рукой и улыбнулся.

— Ты информатор? — Крысолов в изумлении выгнул бровь.

— Ага. А Вы — Крысолов!

Флейтисту захотелось сообщить, что он в курсе, кем является, но он умудрился сдержаться.

— Повезло Вам, в Гранит определили, — щебетнул парень, выхватывая из рук мужчины бумаги. — Можно сказать, моя мечта.

Он продолжил говорить, расписывая достоинства Гранитного отряда, храбрость его разведчика и мастерство ключника, а также множество других непонятных вещей. Он говорил и шёл по коридору, читая информацию на бумажках. А когда дошёл до развилки, оглянулся на застывшего Крысолова и произнёс:

— Не стойте, следуйте за мной! Кстати, зовут меня Арда.

И флейтист, проверив на поясе свою дудку и маленький крысиный череп на цепочке, хромающей походкой двинулся по коридору.

* * *

У кромки эльфийского леса

Ветер усилился. Верхушки деревьев ходили ходуном, и казалось, что они шепчутся между собой об одном им известном колдовстве.

Лорд Грегори ползал на четвереньках на поляне перед своим родовым поместьем. В темноте найти трилистник было не такой уж и лёгкой задачей. Впрочем, под светом тусклого солнца это тоже было не самым приятным занятием. Но природная гордость была слабее природного чувства самосохранения — и поэтому лорд до сих пор не разогнул спины.

Перед его глазами до сих пор стояла та ужасная картина: вытоптанный круг в чаще леса, тени, одетые в клочки голубого тумана, дикие пляски и рубин, сверкающий в бокале эльфийского Рыцаря. Пресвятые отцы, и зачем он, несчастный, любопытный лорд Грегори, только погнался за этим всадником? Подумал, что нет никого быстрее его собственного коня, захотел разузнать, что за лихач вдруг обогнал лучшего скакуна в графстве? И что в итоге? Страх такой силы, что поджилки трясутся и хочется взмолиться лесному божеству! И это при том, что лорд Грегори уже давно признавал только одного бога — и он не жил в дубраве, это уж точно.

Само провидение, вероятно, заставило мужчину пришпорить коня и кинуться прочь от колдовского эльфийского шабаша. Он знал, что фэйри любят заманивать неосторожных смертных, чтобы потом сделать их своими рабами, но никогда не думал, что всё это взаправду. Бабушкины сказки оказались указаниями к действию, предупреждением, а не просто страшилкой, которая должна была заставить поскорее оказаться в постели. И теперь, стараясь не вспоминать глаз Рыцаря в зелёных доспехах, лорд Грегори лазал в мокрой траве задом кверху, отчаянно пытаясь найти амулет, способный отогнать злые силы.

Снова закрапал дождь. Мужчина выругался, но поиски не бросил.

Когда лорд Грегори наконец отыскал трилистник и в радостном запале поднялся над поляной, сверкнула молния, и мужчина увидел перед собою чью-то высокую тень. У неё был развевающийся на бешеном ветру плащ и явно нехорошие намерения. Грегори развернуло — дрожащими грязными руками он выставил перед собой трилистник, прижатый к нательному кресту, на манер щита.

Смех эльфийского Рыцарь был похож на раскаты грома, а голос — на каменное горное эхо.

— Глупец. — произнёс лесной посланник.

Лорд Грегори в отчаянии зажмурился, но не смог избавиться от образа лица, которое на мгновение осветили молнии. Оно словно отпечаталось на его веках.

Это было лицо, которое не могло принадлежать человеку, ибо не выражало ничего. Рот не кривился в злобной усмешке, губы оставались неподвижными, ноздри не раздувались, чтобы вдыхать дождливый воздух, и только глаза — красные, как раскалённые адские печи — смотрели с таким презрением, что Грегори чуть не заплакал.

Мокрый рыцарский плащ обвился вокруг человека подобно погребальному савану, но почувствовал, как крест в его руке осыпается пеплом, а трилистник — трухой. В голове, прежде сознание окончательно померкло, билось недоумевающее: "Но он же не может причинить мне вреда, пока я не в круге."

Рыцарь взвалил свою ношу на огромного чёрного коня, нетерпеливо роющего землю, и кинул взгляд на одинокое светлое окошко в одной из башен замка лорда Грегори. Земля вокруг эльфа дымилась и ходила ходуном, словно он захватил с собой болотную трясину. Словно бы в подтверждении из-под ног Рыцаря вылетел маленький голубой огонёк, издал звук, напоминающий хриплую ноту флейты, и завис на тропе, ведущей в лес.

Эльф залез в седло, прошептал что-то на ухо своему вороному жеребцу, и тот помчался вслед за огоньком, который, стоило животному к нему приблизиться, появлялся ещё чуть дальше. Стоило всаднику оказаться под сенью леса, и глаза его перестали гореть адским пламенем.

Игнес фатуи вёл Рыцаря-эльфа домой.

* * *

Граф Сент-Клер был законопослушным правителем: его любили подданные, уважали соседи, и даже сам король прислушивался к его советам. Граф был молод, но уже владел замком и справлялся со всем один — родителей он потерял в раннем возрасте, и с тех пор готовился быть хорошим лордом.

Всем был славен граф Сент-Клер: статью, справедливостью, умом и небывалым умением находить выход из любого положения. Да вот только ужас насколько был привередлив к женщинам — до сих пор не выбрал себе невесты.

Множество девушек приезжали к нему из разных частей страны: официально, чтобы погостить, на самом же деле — постараться растопить сердце неприступного графа. Одна за другой умницы и красавицы уезжали в родные дома, а Сент-Клер знай себе, посмеивался, проектируя новые мельницы или каналы для посевов.

В народе много слухов ходило о такой холодности графа к девицам. Кое-кто говорил, что была у Сент-Клера невеста, да скончалась скоропостижно, вот он и не может никак оправиться после такого удара. Кто-то вовсе говаривал, что граф от девок нос воротит, а на охоту с соседствующими лордами завсегда ездит, и что это всё навевает на мысли, а действительно ли они в своих походах охотятся? А некоторые травили байки о том, что увидел Сент-Клер однажды ту, что полюбил всем сердцем, да не смог к ней подступиться. Отец просил выкуп богатый, али ещё чего, да только уж многие годы граф старается сделать всё, чтобы выполнить грабительские условия. Что ж тут поделать — любил народ сплетни.

Кое о каких слухах знал и сам Сент-Клер: над одними смеялся, от других хмурился, и во всю удивлялся, что не смогли люди подобраться к истинной причине отваживания девиц от графского дома.

Он действительно уже много лет работал над одним делом — только состояло оно вовсе не в накоплении несметных богатств. За девушку, которая навсегда поселилась в сердце Сент-Клера, не требовали денежного выкупа, но вполне могли потребовать другого. Граф увидел её однажды на мерлиновом холме, танцующую в голубых невесомых одеждах. Она ловила пальцами звёзды, грела их своим дыханием и отпускала обратно в ночное небо. И она была фэйри: с сияющими глазами, острыми ушками и колдовской душой.

Когда Сент-Клер рассказал о ней лорду Грегори, своему ближайшему другу, тот сначала расхохотался, а после пытался проверить, нет ли у влюблённого температуры. Грегори абсолютно не верил в фей, хоть и жил рядом с бывшей пустошью, на которой пропадали людей. Тот участок земли был очень привлекательным для охотников: звери, поняв, что человек не смеет ступать на зачарованную землю, стали рыть там свои горы и строить логовища. Грегори не раз порывался затащить туда приятелей, чтобы поохотиться, но неизменно получал суеверный отказ.