Сгоревшие сказки

3.Феникс не знал, что делать. Фэнхуан знал. Он знал о сказочных законах слишком много, чтобы не пользоваться ими. Они всё равно буду действовать, даже если ты не предпримешь ничего. Но выбор всё равно остаётся за тобой: законы бывают разные.Чёрная жидкость, то ли чернила гигантского спрута, то ли эссенция самой ночи, слезой скатилась из-под дрожащих век. Бледная ладонь поднялась, тоже дрожа, как при лихорадке — на её внутренней стороне блестел иней.Кай чертыхнулся и приложил ладонь к лицу. Чёрная слеза застыла, так и не скатившись ниже, за воротник, к одежде, по волосам и на землю... Потом Ключник зашипел. Так шипят раненые звери. Феникс почему-то знал, что очень похоже шипят рассерженные цилины. Но он ведь не мог этого знать, правда?— Открой... — Кай вдруг выпростал вверх руку и схватил Феникса за рубашку. — Открой эту чёртову Дверь!За спиной Феникса сами по себе загорелись крылья. Он ведь их не просил, какого...?Кай продолжал держать его за рубашку до тех пор, пока чернила не просочились сквозь тонкий слой намороженного инея. Совсем ещё мало зимы в волосах. Да и что такое зима против птичьей чумы?Феникс расправил крылья словно бы в защитном жесте. Действительно. Конечно, очень трудно найти ещё одного Ключника теперь, когда в Башне, наверное, не осталось более подходящих для Закона приманок. Зачем ему так важно дождаться ключника? Спасти ключника? Из-за сделки?Но разве..."Дверь!"Это не его голос. Феникс знает, как звучат его Голоса, и этот — этот тут явно лишний. Разве сделки не созданы для того, чтобы их расторгать? Чтобы обманывать? Чтобы использовать всё, что подвернулось под руку, по тех пор, пока оно не истончится, не выжмется, не свернётся калачиком... не умрёт?"Дверь!"Замолчи, маленький мальчик, слишком сильно привязанный к маме. Замолчи. Ты только снишься. Тебя уже нет. На твоё место пришли Законы. Их много, они сильны. Когда-нибудь они сделают так, чтобы всё всегда заканчивалось хорошо. В самом конце пути, когда их станет ещё больше. "ЧЁРТОВА ДВЕРЬ!"Они провалились сквозь землю в тот самый момент, когда Кай начал чихать чёрными перьями, которые истлевали, едва коснувшись земли.Феникс успел подумать, что мог использовать тот самый закон, который всегда срабатывает, когда дело касается снятия проклятий — даже болезней — перед тем, как его глаза стали золотыми.Бену снился сон, и в его сне было полным-полно снега. Больше, чем должно было быть. Больше, чем даже во всех горах Поднебесной.Он был под ногами. Он висел в воздухе, медленно опускаясь на землю хлопьями. Снег инеем осел на самом Фэнхуане, а ведь это было практически невозможно. Далеко не сразу над его кожей завихрился пар, и иней растаял, прохладной водой сбежав в сугроб. Заворожённый, Фэнхуан не сразу заметил, что вернулся тот, другой. Он сам называл себя Фениксом. Глупое название для того, кто толком не умеет уживаться огнём. Фэнхуан всё чаще встречал его на своём пути. Иногда он появлялся один. Иногда с группой других странных людей, которых Фэнхуан не видел ни разу в жизни. Порою он замечал их и без Феникса: притаившуюся за камнем старуху, девушку, роющую руками землю, огромное животное, смотрящее в небеса... Они не приближались сами, а когда подходил к ним он, они убегали, подобно диким зверям.Фэнхуан не сразу понял, что они его боятся. А когда понял, перестал пытаться к ним подойти. Хватало и того, что они не могли подобраться к нему внезапно и, по всей видимости, причинить хоть какой-то вред.Он всё ещё был птенцом божественной птицы, который шёл по поручению матери к старому другу, но иногда Фэнхуан вдруг вспоминал, что он ещё и Бен. Особенно просто было помнить собственное непривычное имя, глядя в глаза взрослой и тоже непривычной копии самого себя.Феникс стоял на тропе — за стеной снега его плохо было видно, но спутать его сутулящуюся фигуру с кем-то ещё было сложно. Сегодня он был не один. Сегодня он привёл с собой кого-то ещё, кого Фэнхуан ещё никогда здесь не видел."Маленьким мальчикам здесь не место", — хотел было насмешливо проговорить Фэнхуан, делая шаг навстречу самому себе. А потом он разглядел этого мальчика получше, и слова остались в горле.Этот мальчик — вот это да! — тоже был снегом. С ног до головы, с макушки до пяток: снежно-белые волосы, льдистые глаза, бледная кожа и даже одежда светлая. Он мог бы слиться с окружением, если бы очень захотел.Фэнхуан всё ещё помнил о манерах, поэтому поздоровался с новеньким. Он иногда разговаривал с другими — черноволосой девушкой или старушкой — хоть те и не отвечали. Ему нравилось разговаривать. Он знал, что его слушали, и этого было достаточно.Но сейчас Фэнхуану очень захотелось услышать хоть что-нибудь в ответ.Вместо ответа снежный мальчик вдруг упал на коленки — хорошо, что в снег. Просто сложился разом, словно к его руками и ногам были привязаны ниточки, и кто-то их вдруг обрезал. Феникс — надо же — ни разу не шевельнулся, но его серые глаза были открыты. От взгляда этих глаз Бену делалось не по себе. Ещё больше, чем от его безучастной неподвижности.— Ты в порядке?Не успел Фэнхуан и шагу по направлению к упавшему сделать, как с неба свалилась большая чёрная птица — прямо ему под ноги. Фэнхуан присмотрелся к ней и понял, что птица мертва. А потом крылатые комочки начали падать дождём. Градом. За спиной Феникса Бен теперь отчётливо видел дверь. И её во что бы то ни стало нужно было открыть! Сейчас же! Иначе птицы... мёртвые птицы распахнут крылья.За себя Фэнхуан не боялся. Он сам был птицей. Но вот мальчик...— Поднимайся же, ну! — на ощупь даже одежда его была холодной, как лёд. — Кай, поднимайся!Имена не только в сказках обладают большой силой. Во снах имена тоже способны на многое. — Дверь! — Бен рывком поднял снежного мальчика — тот словно бы и не весил ничего. Феникс продолжал смотреть на них немигающим взглядом серо-стальных глаз. Фэнхуан вдруг понял, что он больше не выглядит, как его собственное отражение.— Дверь! Птицы зашевелились, затрещали поломанные полые косточки, зашуршали чёрные помятые перья.— ЧЁРТОВА ДВЕРЬ!Дверь распахнулась одновременно с огненными крыльями Феникса. И они все кубарем скатились в дверной проём, а стая мёртвых птиц рассерженно закаркала на всю Поднебесную.Им редко удавалось выйти из Двери, как нормальным людям. Просто шаг вперёд — и твёрдо стоишь на другой стороне. Ничего, казалось бы, сложного.Но они не искали лёгких путей. Они падали: в лужи, сугробы и кусты. Они ныряли прямо в воду, иногда с обрыва, а иногда пытаясь быстрее вынырнуть наверх. Они протискивались по заставленным хламом помещениям, выходили прямиком в центр бальной залы или вываливались из камина, покрытые сажей и застарелым пеплом.Но ещё ни разу им не доводилось выходить из Двери в такую темноту.Кай резко сел и тут же зашарил пальцами по щекам. Никаких чернил. Но почему так темно? Неужели птицы успели выклевать ему глаза, а боль опять забрал этот сумасшедший Феникс? Но он же...— Кай, — выдохнули совсем близко, на расстоянии вытянутой руки.Мерцающий силуэт крыльев, слабенький, как если бы фэнхуановское пламя работало от электричества, а в трансформатор ударила молния, осветил небольшой пятачок земли, на котором они оказались. Падать из Двери, открывшейся в полу, было не очень разумно. Но когда они вообще делали что-то разумное?— Бен? — протянул ключник, ещё неуверенный в том, что золото чужих глаз ему не чудится.Заклёкотала, затрещала где-то рядом синяя птица. Кай отодвинул руку — маленький Закон опустил крылья к земле. Они были чем-то вымазаны... Чем-то вязким и...Феникс так резко набросился на птицу, что Кай еле успел убраться с дороги.Не Бен. Больше не Бен. Но ведь был им? Всего секунду назад?Горло саднило, Кай ещё чувствовал гнилой вкус перьев на языке — или ему это только казалось? Совсем недавно внутри него билась птица. Она хотела на волю. Ключник в кои-то веки был рад, что клетка не распахнулась. Свобода — не всегда хорошо.Крылья погасли, и Кай был этому рад. Он не хотел видеть, как синяя птица, которая теперь, похоже, была и птичьей чумой — Законом того мира, в котором царствовала болезнь — исчезает под пальцами... Но как же он собирается?..Из темноты отчётливо донеслись чавкающие звуки.Кая стошнило перьями.Где-то далеко — и одновременно с тем очень близко — Бен Бенну Фэнхуан видел самый прекрасный на свете сон. Теперь в его сне было море снега.

* * *

Настал день, когда под сапогом Элизы Джеймсон погиб последний чумной птенец — последняя колбочка с вирусом, припрятанная сумасшедшим то ли колдуном, то ли учёным, который пленил ещё одного лебедя. Это была девушка со странным именем, тоже принцесса, хоть и совсем другой страны. Она бы понравилась Джесси. Это была хорошая мысль, и Элиза продолжала воображать, как Джесс принялся бы неуклюже ухаживать за... Как же её зовут? Кажется, Одетт. Она бы согласилась, потому что Джесси нельзя сказать нет, пусть он об этом и не догадывался. Он стеснялся бы своего крыла, а Одетт — перьев на внутренней стороне бедёр и под мышками, а Элиза бы смеялась над ними. Насколько это мило и насколько бесполезно? Они бы поселились в каком-нибудь фермерском доме на отшибе, подальше от городов, которые пытались бы заново выстроить свою культуру. Жили бы там припеваючи. Рожали бы детей. Элиза, которая никогда бы не смогла осесть на одном месте, иногда приезжала бы к ним. Она бы нравилась детям. Она называла бы их гадкими утятами, а они её — тётушкой Гусыней, потому что так устроена семья.Но Джесси уже никогда не встретит Одетт. У него было свидание с другой леди — хотя сама Элиза верила, что Смерть вовсе не леди, а очень даже мистер. Это случилось внезапно. Наверняка, нелепо. Обычно люди кричали вслед Джесси "Ангел!", но иногда они брали в руки вилы, пистолеты и кнуты, а с их губ срывалось "Дьявол!". Люди сделались недоверчивыми. Люди больше не верили птицам или тем, кто похож на ангелов. Даже если те им помогали.Элиза и её братья позабыли, где похоронили маленького Джесса. Но это было правильно. У лебедей не бывает могилы. А могила принца — весь мир.Элиза посмотрела на корчащееся под ногами чёрное пятно. Посмотришь с одной стороны — чёрная лужица, посмотришь с другой — дрыгающий лапками птенец. Ей не было его жалко. Элиза не была птицей, но она была принцессой, она была той, кто жил с птицами, рос бок о бок с птицами, а потом работал с птицами, пусть не все они были настоящими.Она надеялась, что уж теперь-то её младший брат нашёл дорогу в ту страну, куда улетают от нас на зиму ласточки. И когда-нибудь — когда придёт нужное время — она его там встретит.

Интерлюдия VII

Кай много успел пережить: метафорические падения и буквальные взлёты, собственные ошибки и чужие поражения, начало войн и конец чьих-то жизней — и даже свои кухонные дежурства. Готовил он так себе. Вера была достаточно тактична, чтобы хвалить его неуклюжие кулинарные попытки, Гэйслин в те дни уходила есть к брату, а Бен... У него всё на лице было написано. На свою тарелку он смотрел так же, как на Прекрасного Принца, когда они сталкивались в коридоре. Не переваривал обоих.Странно, Кай до сих пор не знал, из-за чего именно Фэнь так пренебрежительно относится к Артуру. Кай вообще многого о Бене не знал.Не знал, какой у него любимый цвет — хотя догадывался, что синий.Не знал, почему иногда у фэневской двери появлялись окурки с отпечатками губной помады.Не знал, что Бен умеет с таким восторгом смотреть на мир, пока их отряд не отправился в погоню за звездой. Впрочем, кое-что ключнику было известно. Когда Бен смущался, у него из ноздрей мог тоненькой нитью выходить дым. Выглядело это презабавно.Ещё разведчик любил выходить на балкон — когда он всё-таки появлялся, то был застеклённым, но всегда можно было ненадолго открыть окно. Говорили, что если вытянуть руку и стоять так несколько часов, можно лишиться парочки пальцев . Фэнхуан постоянно смеялся над этим утверждением. И пальцы у него были на месте.А ещё Бен не умел сдаваться. И научил этому Кая. И потому они путешествовали: Ключник и клетка с огненной птицей, которая рано или поздно должна была открыться.Они путешествовали. Слетавшее с губ Феникса "Всё будет хорошо" не всегда срабатывало.Они тонули в чужих слезах, а иногда — в своих. Феникс прятал их, эту солёную воду, которая туманила взгляд и что-то такое задевала в его грудной клетке. Ему не нравились свои слёзы. Но ещё больше ему не нравились слёзы Кая. Они танцевали танец мёртвых: стоило им остановиться, и солнце угасало, а звёзды падали с небес. Нужно было танцевать во что бы то ни стало, и они стёрли ноги в кровь. После той Двери они угодили в ворох осенних листьев, красных, рыжих и жёлтых. Глаза Феникса вспыхнули тогда золотом, и в следующую секунду он с ужасом обнаружил, что берёт в ладони целый ворох листьев и обсыпает ими Ключника. Тот сначала замер, чуть сощурил глаза, посмотрел недоверчиво... а потом влепил охапкой листьев прямо в лицо Феникса. И они смеялись.До изнеможения.Они спали. Феникс видел сны, полные снега. Кай во сне снова играл на площади в снежки и наблюдал, как проезжают мимо великолепные сани, запряжённые белыми, как снег, лошадьми. Ему очень хотелось в них забраться, но его всё время хватал за локоть какой-то незнакомый мальчишка. Они открывали Двери. Они закрывали Двери. Они собирали Законы.Ключи заканчивались.Волосы Кая росли.

* * *

Кролик был бумажным. С любое другое время Вера удивилась бы... но не сейчас. Какая разница: бумажный, пластиковый, механический? Лишь бы вывел туда, куда нужно. Туда, куда бьётся преданное чужое сердце. Оно ведь не могло не биться, правда? Говорят, люди чувствуют, когда умирает кто-то очень близкий. Может, поэтому Шапочкова была спокойна: потому что её собственное сердце не разбилось ещё на куски. А, может, во всём был виноват Безымянный бог и его шёпот, который превратился в твёрдую уверенность в том, что всё будет хорошо. Чёрная вера лучше, чем никакой веры. Командир Песочного отряда перешла на бег. Ох и шустрый этот кролик! Сам бумажный, а часы у него — надо же — металлические. И как только удерживает в своих крошечных лапках?"Я опаздываю, ой-ой-ой".Показалось ли Вере тихое бормотание, или ветер и вправду принёс тихий шелест бумаги?Над сказочной Англией собирались тучи, серые, тяжёлые и неприветливые."Я опаздываю!"Да уж, стоит только попасть под дождь, и кролик опоздает даже на собственные похороны. Бумага никогда с водой не дружила.Кролик остановился, смешно повёл носом, а потом словно сквозь землю провалился.Хотя почему это "словно"?Вера опиралась на коленки, пытаясь выровнять дыхание. Побежишь за кроликом — выйдешь к волку. Разве не это показало ей видение? Разве не сюда подтолкнул Безымянный бог?В земле была нора. За волосы Веры цеплялись корни, водолазка и джинсы теперь наверняка придут в негодность, но какие же это мелочи.А потом Шапочкова упала.Она падала и падала, перед глазами её пролетали ненаписанные книги, невысказанные слова и неоткрытые двери. Она летела сквозь центр земли, туда, где люди ходят вверх ногами и совсем не говорят по-английски. Вера зажмурилась и увидела перед собой Безымянного бога. Он улыбался, хотя она совершенно точно знала, что он ни за что на свете не смог бы этого сделать. Безымянному богу, сгустку тумана, шатающемуся по коридорам Сторожевой Башни, нечем было улыбаться.Вера падала, всё ниже и ниже, и это походило на долгое плавание в киселе Ягвиды.Вера падала.Мимо неё пролетали непрожитые года, реки, вышедшие из берегов и несколько рёбер, забракованных за ненадобностью.Вера падала прямиком в безумие. Или она уже сошла с ума? Может, она и не падает вовсе? Может, она висит? На рее, на виселице или просто на ветке дерева, не в силах разжать пальцы. Может, она сейчас лежит где-то далеко, в своей собственной постели, в чужих руках? Может, ей ещё предстоит родиться, и она висит в бесконечной пустоте, которую можно проехать за два дня, если взять в прокате мерседес?Вера сходила с ума. И когда она решила, что стоит начать смеяться — ведь безумные, кажется, только и делают, что смеются на этим миром — её ноги коснулись земли, и она увидела бумажного кролика.Он опаздывал и захлопнул алую Дверь прямо перед носом девушки.Шапочкова села на землю и обхватила голову руками. Волосы её на ощупь были такими сальными, словно она не мылась как минимум неделю. Сколько нужно времени, чтобы пролететь через центр земли?Она шарила руками в полутьме пещеры, выход из которой был только один — вверх. Но никаких бутылочек с подозрительными жидкостями не было. Не появлялись ни конфеты, ни печенья, ни даже пончики.Вера Алая и алая Дверь были абсолютно одни в темноте. Вера смотрела на Дверь. А вот Двери было всё равно. Без ключа она не собиралась шевелиться. Она, как никто другой, знала, какой ад творится за её створкой.Может, оно и к лучшему, что у девушки нет ключа. А через несколько минут, которые показались Вере длинными, как древние месяцы, позади неё раздались грохот и чертыхание.— Неужели ты думала, что мы отпустим тебя одну? — спросил Аврор, отряхивая свои светлые штаны, а Вера только и могла, что удивляться, как он вообще может стоять.— Она вообще не думала, — отозвался Прекрасный Принц. Экскалибур же — вот чудеса! — молча оценивал Дверь, которую ему предстояло открыть.Иногда магические мечи — лучшие ключи.