Если судьба выбирает нас...

— Готово, вашбродь! — связист закрутил ручку телефона. — Алле! Прокопенка? Прокопенка, слушай сюда ! Антонов говорит! Ага! Мы на наблюдательном второй линии. А позывной какой? Ага! И тебе не кашлять!

— Работает?

— Так точно! Позывной: 'рябина девять наблюдательный'.

— Молодцы! Благодарю за службу!

— Рады стараться!

— Сделай мне восьмую роту! — я решил позвонить Генриху.

— Сей момент!

Связист снова принялся орать в трубку, прорываясь к искомому адресату.

Каменный век, блин!

Рацию хочу! Уоки-токи! И Wi-Fi с Интернетом в придачу, чтобы ролики в You Tube вывешивать, как американцы в Ираке и Афгане.

Мечты... Мечты...

— Восьмая, вашбродь! — протянул мне трубку ефрейтор.

— Алло! Прапорщик фон Аш у аппарата! Подпоручика Литуса к телефону!

— Будет исполнено!

Спустя несколько минут в трубке послышался голос Генриха:

— Подпоручик Литус у аппарата!

— Добрый день, Геня!

— Здравствуй Саша! Рад тебя слышать и рад, что с тобой все в порядке!

— Я тоже рад! Как у вас дела? Есть ли потери?

— Пятеро убито, дюжина раненых. Легко отделались!

— У нас одних убитых восемь человек, — вздохнул я. — Прямое попадание в землянку.

— Да! Не повезло... Кстати Софьин погиб. Осколком, через каску. Наповал!

Мне сразу вспомнился этот румяный юноша с выверенным до миллиметра пробором в темных волосах и немного восторженным взглядом больших карих глаз.

Убит...

Не могу сказать, чтобы мы были друзьями. Скорее даже наоборот, наши отношения, после известного случая с дракой, были весьма натянутыми.

И все же! Ему было всего девятнадцать лет...

8

Сумасшедшая ночь...

Беготня, суета, мат-перемат — и все в кромешной темноте, время от времени освещаемой вспышками ракет.

Мы сменяем на передовой двенадцатую роту.

В ходах сообщения образуются пробки, как на Садовом Кольце в час пик.

Гренадеры со своими пожитками смешиваются с саперами, которые волокут стройматериалы для ремонта позиций. Тут же снуют подносчики боеприпасов с патронными и гранатными ящиками. В довершение всего нас посетила команда разведчиков, с целью слазить на нейтралку...

Поскольку орать нельзя — немцы могут и пульнуть для острастки, приходится наводить порядок мануально. Дабы не отбить руку, я вооружился метровой палкой и, таким образом регулируя траншейное движение. То есть, в случае необходимости, несильно колотил зазевавшихся по спине или по плечам.

Можно конечно и по голове стукнуть — все равно все в касках, но опять же, звону будет.

В принципе немцы спокойно относились к шуму строительных работ на наших позициях. Но вот на необычный звук противник мог отреагировать открытием огня.

Так, на всякий случай.

Короче, взяла обезьяна палку — и сразу стала начальником.

Над другими обезьянами.

Эволюция, однако...

* * *

Командный пункт роты на передовой позиции был совмещен с узлом связи, так что, оставив Савку располагаться на старом новом месте, я отправился на обзорную экскурсию.

Вполголоса наорал на гренадер третьего взвода, за лень и раздолбайство. Вздрючил пулеметчиков, разнес саперов, и теперь воспитывал любовь к порядку в Филе Копейкине.

— Филя, ити твою маман через карман! Это что тут у тебя такое? Это склад огнеприпасов или мина замедленного действия?

— Это, вашбродь, патроны да гранаты! — изрек каптер, после минуты молчания, потраченной на переваривание информации.

— Это, унтер-офицер Копейкин, хрень какая-то! Гранаты и патроны в ящиках раздать по взводам и по пулеметным гнездам. Это ж надо было додуматься все в одном месте свалить!!!

— Ну, дык темно ведь! Подносчики заплутали...

— Когда светло будет, немцы по нам так врежут — не обрадуешься! Бего-о-ом арш!

Вечный русский авось, чегось да небось...

Иногда мои подчиненные меня просто бесят своими словами и поступками! Вот тот же Копейкин — третий год на войне, а баран — бараном: 'бе-е', 'ме-е' и 'не могу знать ваше благородие'. И не поймешь, то ли дурак, то ли прикидывается...

Интересно, какую часть моей личности все это раздражает больше?

Юриста начала XXI века или барона из обрусевших немцев?

Пожалуй, что пятьдесят-на-пятьдесят.

В равной степени выводит из себя и непонятная для человека будущего тупость, и возмутительная, с точки зрения человека с приставкой 'фон' в начале фамилии, недисциплинированность и лень.

Те же, прости Господи, сортиры!

Солдатикам ходить и стоять в очередях к специально отрытым и тщательно замаскированным нужникам, попросту лень.

Гадят — кто во что горазд.

Приходится дрючить унтеров, дабы следили за порядком, и гонять попавшихся на 'загрязнении окружающей среды' на принудительные работы по уборке траншей.

Вот такое, с позволение сказать, единство противоположностей!

9

Про немецкий 'орднунг' я раньше только в книгах о войне читал, а теперь чувствую его на собственной шкуре.

Обстрел начался ровно в восемь утра — минута в минуту...

На наши позиции навалились как минимум две батареи легких гаубиц при поддержке полевых пушек.

Сегодня, к счастью, на нашу долю не пришлось шестидюймовых гостинцев. То ли немцы посчитали нас недостойными такого внимания, то ли просто перебросили батареи куда-то еще. В общем, обошлись без веских доводов.

По сему, обстрел был воспринят мной достаточно спокойно.

Наш блиндаж стопятимиллиметровая гаубица не возьмет. А уж полевая пушка тем более, так ведь она еще и стреляет по настильной траектории.

Однако, снарядов немцы не жалели.

Я, было, попытался считать разрывы, но быстро сбился: шесть снарядов в минуту, на три или четыре батареи — многовато получается. Тем более, что стреляют все одновременно и серии взрывов перекрывают друг друга.

Навык соответствующий, опять же, отсутствует...

Черт, палят и палят, как оглашенные. Так что потерь не избежать просто по закону больших чисел.

Это, конечно, не наша двенадцатичасовая артподготовка в последнем наступлении, но тут-то и укреплений таких нет.

Маньяки, в общем.

Чего еще от фашистов ожидать...

От нечего делать, я проверил амуницию, подтянул, где надо, осмотрел автомат...

Все пучком — можно воевать!

Посмотрел на часы: восемь тридцать. Полчаса уже пуляют... Может хватит? Утомили — сил нет. Скорей бы в атаку пошли — надоело уже сидеть и ждать.

Словно услышав мои пожелания, немцы перенесли огонь за наши спины, создавая огневую завесу.

Сейчас начнется!

— Вестовые, вперед! — заорал Казимирский. — Всех в первую линию!

Вслед за солдатами мы выскочили из блиндажа. Мимо нас пробегали гренадеры, в воздухе раздавались трели унтер-офицерских свистков и матерные рулады.

— Барон, вы — направо, я — налево!

— Слушаюсь!

— Удачи! И с Богом! — Ротный поправил каску и в сопровождении своих посыльных исчез в горловине хода сообщения.

— Савка, за мной! — Гаркнул я и, закинув ремень автомата на плечо, двинулся в противоположную сторону.

Траншеи были повреждены, а кое где и обрушены, поэтому стометровка от второй линии окопов до первой, заняла несколько больше времени, чем я рассчитывал.

Когда я ввалился на НП, в воздухе уже зазвучало немецкое 'Ур-ра', перемежаемое выстрелами из винтовок.

В ячейке наблюдательного пункта обнаружился младший унтер-офицер Рябинин.

— Где Шмелев? — с ходу поинтересовался я.

— Убит...

— Как?

— Снарядом накрыло, вашбродь... Под конец уже...

— Что ж, земля пухом! А ты, Рябинин, теперь за взводного!

— Слушаюсь!

Я выглянул в амбразуру, проделанную в сложенном из бревен бруствере НП: по полю в нашу сторону катилась волна серых фигур.

Заходите, гости дорогие...

10

За день мы отбили три атаки...

Пытаюсь собраться с мыслями, но понимаю. что с трудом осознаю сегодняшние события.

Как будто это не со мной было...

Не складывается единой картины... Слайд-шоу какое-то...

Или, даже флэшбэк! Помню, как-то при рассмотрении одного хитрого дела, вычитал определение последнего: 'Нарушение восприятия после употребления галлюциногенов — внезапный рецидив визуальных нарушений, физических симптомов, утраты границ "я" или интенсивных эмоций...'

Очень похоже!

Жуткое и депрессивное визуальное нарушение с интенсивными эмоциями.

* * *

Первая атака захлебнулась на полпути к нашим окопам. Густые цепи серых фигурок в 'пикельхаубе' покосили из пулеметов. Немцы сперва залегли, а потом, по свистку откатились к своим траншеям. После чего обстрел наших позиций возобновился.

Через полтора часа интенсивного обстрела, они попробовали снова.

На этот раз солдаты противника заранее покинули свои убежища и под прикрытием артиллерии накапливались на нейтралке.

Им почти удалось добежать до нашей колючки, прежде чем они снова были вынуждены отойти под интенсивным ружейно-пулеметным огнем.

Третьей атаке предшествовал почти трехчасовой артобстрел, после которого сценарий атаки номер два повторился.

Хотя силы, брошенные в бой, превосходили обе предыдущие атаки вместе взятые.

В отражении последней на сегодня попытки немецкого наступления помимо нас участвовали и минометчики и артиллеристы.

Германские солдаты уже не отходили, а залегали, а потом снова поднимались и шли вперед.

Лично, я расстрелял два магазина, вступив в бой, когда фрицы уже лезли через проволочные заграждения.

После провала последней атаки противник еще полчаса обстреливал нас силами тех же четырех батарей, а потом все затихло так же внезапно, как и началось.

Поле перед нашими позициями являло собой лунную поверхность, густо покрытую трупами в серо-мышиной форме.

Господи...

Я даже затрудняюсь предположить, сколько народу тут лежит...

Точнее — и думать боюсь...

Две роты? Три? Больше?

Действительно бойня — бессмысленная и беспощадная!

* * *

Солнце, подернутое туманной дымкой, медленно клонилось к закату.

Я сидел на ящике перед блиндажом погруженный с головой в военно-бухгалтерские обязанности.

Настроение было препоганейшее. Сначала ефрейтор Юрец вымотал мне все нервы с отчетностью по приходу-расходу огнеприпасов! Когда учетная книга была, наконец заполнена, на очереди была ведомость убыли личного состава.

С наблюдательного пункта возвратился Лиходеев.

— Кажись, на сегодня успокоился германец, вашбродь!

— Да уж... Кто-то успокоился, а кого-то мы успокоили...

— В самую суть вы сказали, вашбродь. Успокоили мы их изрядно... Вонища завтра будет — Господи спаси! Лето все ж... — Сделал неожиданный вывод мой практичный фельдфебель.

— А у нас сколько упокоилось? — Я присел на патронный ящик и снял каску. Жарко!

— Осьмнадцать душ, вашбродь! И раненых почитай три десятка. Тяжелых мы прибрали — санитары их уже выносят. А легкие сами дойдут.

— Полста человек за день. Черт! — Я стукнул кулаком по колену. — Это что же? У нас получается сто тридцать человек в строю?

— Где-то так оно и выходит, вашбродь! Авось, легкие, опосля перевязки, возвернуться. Глядишь, на десяток больше будет!

— Не густо...

Ну, все! Последняя закорючка поставлена, и заверена ротной печатью.

Образовавшееся свободное время, я решил использовать для ухода за оружием: разобрал и вычистил автомат, набил патронами опустевшие магазины.

В ожидании ужина, поразмышлял на тему 'Что день грядущий нам готовит...', без особого, впрочем, успеха.

Ничего хорошего, и уж тем более позитивного, в голову не пришло.

Депрессия, однако...

Стресс...

11

Ближе к ночи в наши траншеи пришла команда разведчиков — пошарить по нейтральной полосе, пока саперы будут восстанавливать проволочное заграждение.

Послушать, пощупать понюхать...

По такому случаю Казимирский отправил меня на наблюдательный пункт — бдеть, а сам завалился спать.

Благодетель...

Приведший разведчиков Лиходеев о чем-то шушукался с их фельдфебелем, настороженно кося на меня глаза.

Задумал что-то Кузьма Акимыч...

Как пить дать...

О, сюда идет! И выражение на физиономии хитровато-просительное...

— Вашбродь, тут такое дело...

— Ну? — Я вопросительно приподнял бровь.

— Тут, стало быть, разведка к немецким траншеям идет...

— Идет...

— Значит, нам бы, того-самого... Этого... Тоже бы не худо было б... — Темнит что-то Кузьма Акимыч. Аж дар связной речи потерял...

— И нам не худо было бы пойти? — Мысленно сложив два и два, я вычислил мотив столь пространно-нерешительных речей. — Хочешь послать солдатиков у мертвяков по карманам пошарить?

— Выходит так, вашбродь!

Ну что ж... С одной стороны это — 'ай-яй-яй'! С другой стороны, меня вежливо известили о скромном намерении помародерничать, а это не может не радовать в плане дисциплины!

— Ладно! Шут с вами! Сколько думаешь народу пустить?

— Восьмерых! — Выпалил Лиходеев обрадованный моей сговорчивостью.

— Не-е... Четверых! И один из них — мой вестовой.

— Так точно, вашбродь! — гаркнул фельдфебель. Если он и был недоволен, то виду не показал.

— Жигун! — Кликнул я своего самого шустрого вестового. — Пойдешь на ничейную землю с остальными... Глянешь там, что да как! Уяснил?

— Будет исполнено, вашбродь!

— Все! Сгиньте с глаз моих!

* * *

Сначала, аккуратно и бесшумно, по одному, на нейтралку ушли разведчики, следом приготовились и мои ушлые подчиненные.

Лиходеев лично проинструктировал каждого, уделив особое внимание Жигуну. Пальцем левой руки, подцепив вестового за ремешок каски, подтянул его ухо к своему рту и что-то вполголоса внушил, наставительно помахивая указательным пальцем правой перед носом гренадера.

— Уяснил, босота казанская? — закончив поучения взрыкнул Кузьма Акимыч.

— Так точно, господин фельдфебель!

— Ну, тогда, идите! С Богом!

Гренадеры по очереди перемахнули через бруствер и исчезли в ночи.

Отправив солдат на задание, фельдфебель подошел поинтересоваться 'Какие будут приказания'?

— Вот что, Лиходеев! Раз уж я сегодня такой добрый, то сиди-ка ты тут заместо меня наблюдай. А я вздремну, пожалуй! Устал, как собака, а вы тут со своими инициативами лезете!

Бросив охапку принесенного Савкой свежего сена в подбрустверную нишу, я расстегнул амуницию, пристроил в изголовье автомат и улегся спать, завернувшись в шинель. Лето хоть и теплое, а земля-то — холодная!

Уснул быстро, даже не смотря на то, что в наших окопах уже вовсю шумели разворачивая свою ремонтно-хозяйственную деятельность бравые саперы.

12

Выспаться, как следует, мне так и не удалось...

Часа через два после ухода 'охотников' со стороны нейтралки прозвучало несколько выстрелов...

А потом началось такое!

Переполошившиеся посты палили с обеих сторон, взлетали ракеты, стрекотали пулеметы. Забухали полковые орудия и минометы.

Вся эта катавасия продолжалась почти сорок минут и постепенно сошла на 'нет'.

— Сходили! Мля... Поглядели! — бурчал я себе под нос вжимая голову в плечи...