Небо шамана. 1 часть

За всё время в Персии у нас пропоносил только один техник, я даже фамилию его так и не узнал, так к нему прикипело прозвище "Витя Дристун". С ним же связан ещё один случай. За всё время у нашей охраны вышел только один повод погеройствовать, когда местные бандиты решили попробовать нас на зуб. В конце сентября среди дня с криками и гиканьем налетела банда местных вахлаков на лошадях и обстреляла аэродром. Пехота вовремя отреагировала, и бандитов моментально помножили на ноль, хотя кто-то наверняка удрал. А у нас случился один раненый, и это был как раз Витя, который в это время со своим поносом заседал в туалете. Наш доктор извлёк из бока Вити свинцовую пулю, выпущенную из штуцера, скорее всего даже кремнёвого. Я подробно это излагаю, потому, что, только вернувшись в Баку, мы узнали, что в наших войсках практически все потери были связаны с острыми инфекционными заболеваниями. В основном холера и дизентерия с достаточно большим процентом летальных исходов, и на Кавказе даже развернули пару инфекционных госпиталей, потому, что имеющиеся возможности медицинской службы Закавказского округа с таким наплывом больных не могли справиться. Так, что доктор Веселов своим занудством и настойчивостью, не одному из нас жизнь и здоровье спас, чуть ли не в первую очередь, потребовав сделать баню и рукомойники. И чуть не через день, гоняя и распекая повара и внутренний наряд за очередное выявленное им нарушение санитарно-гигиенических правил, вроде попытки залить в рукомойники сырую воду. Особенно внимательно следил за привозимыми фруктами и овощами, а мы с наслаждением отъедались после скудного тылового пайка и к концу уже почти профессионально выбирали хурму или финики, а не набрасывались на первое попавшее на глаза фруктовое нечто...

Охрана притащила собранные с убитых и раненых бандитов карамультуки времён Крымской войны, а может и более древние со смешными изогнутыми в форме серпа кривыми жутко неудобными прикладами, ведь трофеи — это святое. Пехотный старшина только удивлялся, как до такой удивительной степени расстрелянные стволы они умудрились заставить стрелять. Меня же восхитило то, как любовно местными было украшено каждое. Наш особист организовал сбор тел и трофеев, а нам пришлось несколько дней питаться жёсткой кониной убитых в стычке лошадей, не пропадать же куче мяса. Пару живых коней оставили у нас и использовали как тягловую силу. Некоторые разбирающиеся уверяли, что эти коняги обычных бандитов имеют некоторые стати, высоко ценимые знатоками, вроде изящной с прогибом формы носа, длинной изогнутой шеи и смешно задираемым "петушком" хвостом. Серая маленькая кобылка прижилась при пехотной кухне, а вот рыжий жеребчик стал аэродромным. И за норовистость и привычку кусаться получил имя Абрек, на которое отзывался и совершенно не боялся звука самолётных двигателей.

Меня и, похоже, только меня одного удивили и шокировали местные сёдла, раньше я сёдел вблизи не видел, и я понял, о чём рассказал в госпитале сапожник, когда разговор зашёл про каблуки, которые я хотел со своих сапог оторвать. Подумать дико, но здесь ездят верхом в грубом жёстком тяжёлом седле, которое надевают на поясницу коню и затягивают подпругой, а по бокам с него свешиваются на ремнях стремена, в которые вдеваются ступни. А для того, чтобы нога не проскакивала дальше и нужен каблук, который удерживает стопу от проскальзывания. Я попробовал с Абреком "договориться" так, как это делают у нас, тем более, что меня уговорили попробовать проехать в седле. Не знаю, по моим ощущениям страшно неудобно, это как пытаться рисовать, глядя на отражение в зеркале. Не понимаю смысл заставлять коня нести на себе лишнюю тяжесть, седло ведь довольно тяжёлое, а под него ещё нужно потник, чтобы впитывал пот и не давал натереть коню спину. Ещё подпруга, которая мешает коню свободно дышать, а вся конструкция блокирует коню поясницу. Про вставляемые в рот удила, трензеля и прочую гадость я лучше промолчу. Каждый раз, когда вижу, мне очень хочется вставить их конюшему в рот и дать насладиться ощущением, как его щёки от любого резкого движения могут легко порвать. Когда пытался расспрашивать, меня просто не понимают, для всех это единственно правильно, и они даже представить не могут другого. Наверно местным людям этого не понять, ведь для них лошади всего лишь живое средство передвижения или тягловый двигатель, только не железный, а работающий на сене и овсе. А ещё, наверно человек так устроен, что ему лень тратить силы и время, ему проще сломать об колено и не важно конь это, его собственные ребёнок или просто другой человек. При этом, не забывая рассказывать всем про то, как сильно он его любит и уважает как личность. Для нас конь — это, прежде всего друг и в какой-то мере продолжение тебя самого, поэтому принуждать свою левую руку путём причинения ей боли для нас глупо и противоестественно.

Поясню про седло на пояснице... Большинство животных бегает с использованием движения в позвоночнике, что значительно увеличивает амплитуду размаха между передними и задними ногами и длину прыжка. Копытные в большинстве бегают почти, не используя движения позвоночника, то есть за счёт силы ног, плечевого и тазобедренного поясов. Но "почти не используют", совсем не значит, что не используют вовсе, а тут на самую гибкую и уязвимую часть позвоночника надето седло и давит масса седока со всем снаряжением. Если конь при этом допустит движения даже небольшой амплитуды в пояснице, то его позвоночник развалится за пару недель, поэтому конь вынужден напрягать спину и блокировать даже малые движения в позвоночнике. А ведь пружинящие свойства позвоночника, в том числе должны гасить жёсткие и вредные для здоровья колебания от удара копыт по твёрдой земле.

* * *

*

Правда приручать и сдруживаться с Абреком я себе позволить не могу, куда я его потом дену, и что с ним будет, когда нам велят уезжать отсюда? Ведь после того, как с конём возникает настоящая связь, это гораздо больше, чем дружба между людьми, он к себе просто никого больше не подпустит, а сам просто умрёт от тоски разлуки с другом. У нас эти моменты давно осознаны и если с кем-нибудь что-нибудь случится, то его конь будет просто жить в табуне на племя, и никто его не будет пытаться взнуздать. Животные гораздо чище и честнее, и в отличие от нас не могут врать и убеждать себя в любых подлостях и пакостях, что это сделано хорошо и во благо. Вроде "убил, конечно, насмерть зарезал, но ведь нож накануне мыл, так, что не просто так, а чистым ножом, чтобы инфекцию не занести"... Бред же, но местные очень часто даже не слышат, что многие их объяснения звучат не умнее.

Так, что свои порывы я притормозил и не давал коню сильно привязываться, хотя он меня чётко выделил из других людей. Часто прибегал и ходил за мной как собачонка, неожиданно всхрапывая за спиной и толкая своим тёплым носом. К слову меня он ни разу не укусил за всё время. Почти в самом конце, за пару дней до нашего отлёта я таки прокатился на нём без всякого седла и босиком, здешние сапоги с твёрдым рантом совершенно не приспособлены для правильной езды на коне, когда сидишь на плечах, а не на пояснице свесив ноги. У нас посадка на коня с согнутыми в коленях ногами, когда опора не седалищем, а на всю поверхность голеней, тыла стоп и внутренней поверхности бедра и сидишь на лопатках коня и чувствуешь каждое движение. Вместо уздечки вполне подходит длинный мягкий ремень, который восьмёркой можно захлестнуть на нос, он позволяет указывать коню направление и придерживаться за него, чтобы не упасть. При этом я его не заставлял меня на него сажать, он сам пришёл и стал меня мордой подталкивать и не давал мне слезть с крыла после вылета. Я не выдержал, плюнул на всё, скинул сапоги и запрыгнул на коня, как же классно и как давно я не ездил на коне. Хотя, долго кататься я не смог, нужно было после вылета идти в штаб отчитываться за вылет. А вот вечером на Абреке проехался до гор и я не смогу вам описать удивительное счастье, когда летишь на сильном легконогом красавце сквозь солёный ветер солончаков, а снежные вершины окрестных гор уже подкрасились розовыми мармеладными тонами близкого заката.

Почему я в этот раз не боялся подпустить его и что он привяжется? Потому, что животные чутко воспринимают эмоции, в том числе уже начавшийся мандраж наших сборов перед отъездом как раз подтолкнул Абрека к решительным действиям и до нашего отъезда он не успеет привыкнуть и прикипеть ко мне, чтобы сломаться в разлуке. И честно сказать, не я один прикипел к коню, вредный ворчливый повар из нашей охраны сумел полюбить серую кобылку и донимал своего командира роты, что ведь роте такая справная лошадка совсем не помешает, будет кухню возить, сплошная выгода! Скорее всего, лошадь они с собой заберут, а может и Абрека прихватят. А мы не пехота и в самолёт коня не затолкаешь, и наши техники не имеют возможности вместе со своими железяками взять животину, хотя это рыжее чудо все на аэродроме полюбили. А от моей езды многие понимающие пребывали в шоке, местные без седла ездят "охлюпкой", даже по звучанию названия понятно, что это не езда, а ёрзанье. И многие впали в удивлённый ступор, когда я босиком без седла запрыгнул на коня, и мы умчались на простор за огороженным периметром аэродрома...

Но это лирика. Мы все знали, что здесь мы временно и очень скоро попадём на фронт, где будем не патрулировать пугая рёвом своих моторов закононепослушных персов, а воевать с немцами. Тем более, что газеты нам привозили и вести там были совсем не радующие. А раз так, то командир в планы наших полётов плотно включил обучение, то есть во время патрулирования мы отрабатывали учебные задания по бомбометанию с разной высоты и в разных режимах, пуски эРэС-82, которых у нас под крыльями было восемь штук и стрельбу из пушек и пулемётов. А потом на земле подробно разбирали наши действия, успехи и ошибки. Один раз даже упросили дать возможность пострелять "по конусу". Всё-таки мы не истребители и стрельба по летящей цели для нас экзотика и профильным упражнением не является, но попробовать себя хотели все, а не только бывшие истребители. Что тут можно сказать? Если без ругани, то получится долгое молчание. За прошедшее время самолёт мне даже стал нравиться. Да, он не такой вёрткий и лёгкий в управлении, как бывшая Санина "Чайка", а обзор, как у любовника под кроватью. Ну, а что вы хотели? Спереди остекление козырька из бронестекла толщиной несколько сантиметров, а потому толстые переплёты и прозрачность плексигласа уступает даже оконному стеклу. А сдвижная часть фонаря наполовину из стальных бронепластин, в которых оставлены маленькие окошечки в передней части, всё остальное непрозрачно. Сзади почти всё закрыто бронированной задней спинкой с маленькими форточками-окошками с боков. Если голову не выворачивать и не наклонять, то видно вперёд и немного вверх, то есть по сторонам доступный сектор градусов по шестьдесят в каждую сторону, вперёд-вверх градусов семьдесят. А вперёд-вниз в документах написано, что целых семь градусов, вот только по моим ощущениям до горизонтали всё перекрывает совсем не изящный нос с мотором из-за чего при рулёжке нужно ехать змейкой, чтобы заранее посмотреть где ты собираешься проехать. Но рулёжка — это мелочи, у той же "Чайки" мотор намного шире, поэтому такие мелочи никого не пугают, правда, из её кабины легко высунуться и поглядеть сбоку. Но вот бомбить при таком обзоре — занятие непостижимое. Ведь та же "Чайка" при штурмовке и бомбометании могла легко это делать в крутом пикировании, что позволяло качественно прицелиться, а штурмовик, как уже говорилось, пикирования больше тридцати градусов не любит. Нет, поднявшись в высоту можно совершенно спокойно выполнить хоть петлю Нестерова, хоть Иммельмана, хоть отвесное пикирование и загнать машину в штопор. Но при боевом маневрировании такого запаса высоты нет, а просаживание при выходе из пикирования до двух-трёх сотен метров — это уже гарантированная встреча с землёй. Вот и получается, что, надо заранее кивнуть носом, чтобы увидеть цель, навестись на неё, и по памяти, дальше просто удерживать направление, заметив для себя ориентир сбоку напротив цели, косить глазом и ждать, когда с ним поравняешься, чтобы выполнить сброс бомб примерно в зону цели. Можете себе представить точность такого "бомбовыкидывания", как довольно точно назвал эту процедуру Цыганов. Вообще, такое ощущение, что конструкторы так спешили доделать самолёт, что об обеспечении его эффективного применения никто не думал. Ну, за каким лешим было устанавливать прицел "ПБП-1б", то есть для пикирующего бомбардировщика? Если Ил пикирует чуть лучше, чем плавает утюг, тем более, что в бомбардировщике этим прицелом пользуется специально выделенный штурман-бомбардир, а в штурмовике лётчику дел и без этого хватает. И торчащая перед лицом железная бандура прицела только уменьшает и так не замечательный обзор, при упоминании которого понимаешь, что на танк штурмовик похож не только своим бронированием. И вообще, коллиматорный прицел, штука безусловно хорошая, но при стрельбе по целям не на тёмном фоне подсветка коллиматорной мушки почти не видна и толку пялится в прицел нет, метку на цели всё равно не увидеть. Это ясно показали стрельбы, когда мы мишени выставили на высолах, на которых кристаллы высохшей соли сверкают так ярко, что земля кажется покрытой свежим снегом, на этом фоне слабая лампочка подсветки прицела пасует бесповоротно. Почти тоже самое в отношении воздушной цели в ясную погоду, даже если цель не против солнца. А уж то, что при жёсткой посадке никакие ремни не спасут голову от контакта с прицелом, приводит к тому, что "ПБП" вызывает у лётчика даже не раздражение, а тихую ненависть. Вообще, я помнил из памяти Гурьянова один старый "пятнадцатый" в полку у которого был ещё старый прицел в виде длинной здоровенной трубы установленной над капотом к которой нужно было наклоняться и в неё целиться. Честно сказать, с трудом удавалось представить себе как это можно делать в бою. Вообще, бомбардировочный прицел должен иметь схему установки упреждения с учётом скорости и высоты и возможность видеть цель при бомбометании, а этот "ПБП" фактически просто показывал абстрактную точку предустановленную по линии визира прибора.

Но ведь целиться как-то всё равно нужно, это не винтовка, в которой можно прицеливаться по стволу и на расстоянии до сотни метров умелый стрелок в крупный арбуз не промахнётся. И не надо забывать, что мы в армии, хоть и говорят, что где начинается авиация, там кончается порядок. Просто снять и выкинуть прицел, который положен быть на самолёте нельзя, но я хоть и с трудом сумел уговорить своего командира звена. Михаил Васильевич почесал свой белёсый затылок и махнул рукой, мол — делай. Но легко сказать, сначала хотел просто два крестика из проволоки выгнуть и поставить в промежутке между стеклом и краем приборной панели. Потом Мищук предложил установить спереди перед кабиной прицел с концентрическими кругами как на зенитном пулемёте, то есть при увеличении расстояния между мушкой и целиком точность резко повышается, а по концентрическим кольцам можно по тому, как в них вписывается силуэт цели, зная её размеры прикидывать расстояние и упреждение, как делают зенитчики. Решили не мудрить, потом два дня сводили пулемёты и пушки. Тоже занятие не для слабонервных. Это только кажется, что куда прицелился, туда пули и снаряды полетят, ага, как же. На самом деле линия прицеливания выше плоскости, в которой расположены стволы ШКАСов и ШВАКов почти на полтора метра, а расстояние в плоскости между пушками больше пяти метров. Вот и посчитайте простейшую задачу по треугольникам: если стволы идеально сведены на двести метров, то уже на трёхстах реальная траектория снарядов будет больше чем на метр в сторону и почти на метр выше линии прицеливания. И это не касаясь особенностей баллистики и бокового сноса ветром или из-за угловой скорости самолёта. Если у вас в голове стоит могучий счётный агрегат, то вы можете всё это быстро сосчитать за доли секунд до нажатия на гашетку. Но в воздухе даже при не очень большой скорости штурмовика время для удачного прицельного выстрела измеряется сотыми долями секунды. Да и смысл считать, если расстояние до цели всё равно определяется на глазок, прицел тоже не снайперская оптика, это вам не условия расчета элементов движения цели в торпедном треугольнике...