И не только с ними. На площадке вповалку лежали четверо мальчиков-красавчиков. Крысы, выросшие за время похода размером в крупных собак, шастали между ними, деловито принюхиваясь к каждому. Пока ещё не замеченный ими, Лёхин наблюдал. Компаньоны связаны по рукам и ногам, но живы. Одна из крыс вынюхала что-то нужное у светловолосого красавчика. Тот лежал близко к Лёхину, и Лёхин, стиснув зубы, заставил себя смотреть.

Длинная крысиная лапа обхватила шею светловолосого и вынудила его сесть. Тот смотрел сонно, словно одурманенный чем-то, и сопротивляться, кажется, не думал. А крыса, убедившись, что красавчик сидит так, как ей надо, снова обнюхала его. Лёхин стоял метрах в пяти от них, но даже отсюда ему стало физически плохо, когда он представил: мокрый чёрный нос в щетине жёстких усов почти тычется в лицо... А потом чёрные крысиные пальцы заставили компаньона откинуть голову... Лёхин сначала не понял... Вздёрнулись мешочки щёк, обнажая длинные клыки, капнула длинная слюна на ключицы человека... Рассвирепевший Лёхин, дёрнув меч из ножен, прыгнул на отскочившую от неожиданности крысу...

ДЕНЬ ЧЕТВЁРТЫЙ

28.

... и упал на пол, запутавшись в одеяле. Из-под одного угла одеяла торчала рукоять меча...

Из тёмного далёка, ощутимо под ногами следом качнулся шёпот: "... меня... В каменном городе я заплутал..."

В комнате тихо и прохладно, по карнизам окна и соседнего балкона беспорядочно лупит дождь, время от времени сбиваемый ветром.

Лёхин машинально натянул на быстро замёрзшую спину одеяло, сползшее с постели. Потом вроде проснулся, встал. Накидывая одеяло на кровать, услышал шуршание. Бумажка нашлась лишь при свете настольной лампы. Лёхин прочитал раз, прочитал два, а потом сел на кровать. Тупо глядя на запись: "Зелёные тени". Нет, содержимое записки подходило к приключениям во сне, как фрагмент к целой картинке. Проблема в том, что неизвестно, с какой стороны этот фрагмент должен вписаться. Эта записка — угроза, предупреждение, напоминание?

Время — шесть часов утра. Сна — ни в одном глазу. Лёхин положил бумажку на стол, хотел было одеться, но вдруг вспомнил и заторопился. Свободных клочков бумаги вокруг не наблюдалось, и он записал на другой стороне таинственной записки: "В каменном городе я заплутал". Присмотрелся и понял, что очень похоже на продолжение песни, которую слышит урывками.

Интересно, домовые всё ещё у компьютера? Может, с ними посидеть?

Лёхин быстро натянул домашние вещи — футболку со старыми слаксами — и босиком отправился оглядеть личные владения.

У компьютера сидели, попивали чаёк Елисей с Никодимом. "Сколько ж в них этого чаю влезает! — поразился Лёхин. — Ночью заглядывал — чаёвничали, сейчас — то же самое! А где, кстати, привидения!"

— Доброе утро!

— Доброе утро, Лексей Григорьич, доброе, — вразнобой ответили домовые.

— А где соседи наши?

— А домой убрались, — благодушно ответствовал Елисей. "Домой" — это, надо полагать, в соседнюю, пустующую без жильцов квартиру.

— Странно, — пробормотал Лёхин и поплёлся на кухню.

Домовой, просочившийся туда же сквозь стену, уже поставил на газ чайничек с водой и сыпал молотый кофе в джезву.

— Елисей, извини, что пообещал блинов напечь...

— Да ладно, Лексей Григорьич, а то тут у нас народу мало было? Помогли уж.

С виноватой улыбкой явился из стены Никодим и, тихонько доложив, что воина Касперского он поставил на обновление, принялся резать хлеб для бутербродов.

С минуту где-то пометавшись в душе — идти не идти умываться, — Лёхин только прочнее уселся на табурете за столом. Неподалёку — руку протяни! — стояла тарелка, укрытая салфеткой. Лёхин приподнял салфетку и, нимало не сомневаясь, потащил в рот хоть и остывшую, но роскошную оладью.

— Куда?! — всполошился Елисей. — Ни сметаны тебе ещё не выложил, ни маслица не растопил!

— Целая куча! — с удовольствием оценил Лёхин гору на тарелке. — И так поем, и на то и на другое хватит.

— Ишь, нагулял аппетиту, — снисходительно сказал Елисей и налил готовый кофе в большую чашку — почти пол-литра. Из неё, любимой, Лёхин пил, когда по утрам никуда не торопился.

— Ладно. Но, пока кофе пью, объясните, что там с призраками нашими. Почему они так легко расстались с компьютером?

Объяснили: Линь Тая затащило в компьютер, в Интернет, за ним бросились все, кроме Касьянушки. Да и сами там сгинули. Только через пару часов появился Дормидонт Силыч и уволок туда же, в пропасть Интернета, и душераздирающе взоравшего Касьянушку. Все призраки вернулись ближе к полуночи и коротко отчитались: в Интернете привидений — тьма-тьмущая, и чем они только не занимаются! Четвёрка успела кое с кем познакомиться и теперь собирается активно осваивать новые просторы.

— То есть отпала нужда нажимать для них кнопки и работать "мышью"? — сообразил главное для себя Лёхин.

— Э-э, если я понял правильно, чтобы призракам гулять в Интернете, для них надо просто включить компьютер, — сморщившись, вспоминал Елисей. — А вот чтобы попасть в нужные места, нужны какие-то адреса и какие-то куры. А можа, и не куры. В общем, и правда, главное — страниц им листать не надо... Ох, и хорошо, Лексей Григорьич! Мы им ту самую страничку открыли, которую ты спервоначалу им нашёл, — они туда нырнули и ну таскать из сундуков тамошних да всё в домашние папки. Джучи-то мы погулять вывели, а соседские Шишики папки-то нам и сделали. И теперь у нас добра всякого!.. И покухарничать, и повоевать, и музыку душевную послушать... И сказали они нам, что ещё закладки нужно сделать, и, мол, мы, домовые, тоже должны эти самые закладки делать... Да ты, Лексей Григорьич, чего кофе не пьёшь? Остыл, поди?

— Всё это очень здорово, — пробормотал Лёхин, сморщившись от ноющей боли в виске. — Только давайте меня загрузим компьютерными проблемами чуть позже. У меня и своих сейчас достаточно.

— Ах да! — спохватился Елисей. — Когда ты, Лексей Григорьич, уходил с утра, видел я странную вещь, да забыл сказать о том, а потом написал на бумажке, чтоб не забыть.

— Бумажка эта? — спросил Лёхин, вынув из кармана домашних штанов клочок и бросив его на стол. — Про зелёные тени?

— Про них, Лексей Григорьич, про них. Видел я, как они за тобой побежали, тени эти зелёные, будто опоздать боялись. Успел я за тобой до лифта добежать, а эта зелень там, в углу, затаилась и будто бы даже раздвоилась.

— Вот как? Елисей, я ваш мир ещё плохо знаю. Но пару раз уже встречал в кафе "Орден Казановы" зелёных крыс-призраков. Что ты о них знаешь?

Они так увлеклись беседой, что не заметили, как Никодим машинально поднял смятый клочок бумаги и расправил его.

— Крысы-призраки, — задумался Елисей. — Надо же... Не слыхал о таком. Может, они обычные привидения? Траванули их ядохимикатами, вот они, сердечные, и бегают в призрачном виде неприкаянно?

— Ага, и такие они неприкаянные, что могут подвального из его подвала выгнать и за мной по всему городу следить, да?

— Правда твоя, Лексей Григорьич. Сказалось, не подумавши...

— Елисей, — осторожно позвал Никодим, протягивая бумажку.

— Да помню я, что там написал, — отмахнулся домовой — и остолбенел от резкого визга Никодима.

Тот стоял абсолютно спокойно — глаза только злые, но верещал так, что Лёхин схватился за уши. Верещащий визг закончился, едва Никодим понял, что обратил на себя внимание. С тем же непроницаемым лицом он развернул бумажку и показал Елисею. Остолбеневший Елисей только и смог опустить глаза, после чего выхватил клочок из рук Никодима и впялился в него.

Всё ещё ладони на ушах — Лёхин встал и заглянул в бумажку. Ничего нового для себя не увидел. Оборотная сторона, на которой сделана поспешная запись: "В каменном городе я заплутал".

Елисей поднял глаза на Никодима, и Лёхин сообразил, что вляпался в какую-то тайну, известную этим двоим. Потом домовые, с абсолютно бесстрастными лицами, перевели непроницаемый взгляд на хозяина. Лёхин подождал-подождал, сплюнул про себя, сделал морду опытного гангстера, на досуге поигрывающего в покер, и решительно отправился из кухни.

Кажется, такого финта ушами домовые, объединённые на почве общей тайны, не ожидали. Топоток за спиной — и, удовлетворённый маленькой местью, Лёхин позволил себе ухмыльнуться.

— А... куда это ты собираешься? — растерянно спросил Елисей.

Лёхин, уже натянувший спортивный костюм, надевал кроссовки.

— Я весьма многозначительно иду на тренировку.

— Э-э... А почему многозначительно?

— Потому что мне понравилось, как вы многозначительно выглядите, когда так многозначительно переглядываетесь между собой. Чувствую себя при этом однозначным дурачком. А мне это не нравится. А поскольку хотя бы тренировки у меня многозначительные, то и шлёпаю я на них соответственно

Основательно задурив головы домовым, Лёхин выскочил на лестничную площадку и, медленно спускаясь по лестницам, отстучал смс-ку Вече: "Я во дворе".

Два круга по периметру детского сада под моросящим дождём. Ничего. Приятно даже. Пока.

Азартная разминка между детсадом и трансформатором.

Присоединился запыхавшийся, но радостный Веча.

Отправил его вокруг детского сада. Плюнул на разминку — догнал Вечу, и вместе сделали круг. На втором круге присоединился племяш Вечи — Сашка, учившийся в одиннадцатом классе, парень не очень высокий, но быстрый и легко двигающийся. Смышлёная Сашкина физиономия, с внимательными глазами и быстрой улыбкой, Лёхину понравилась.

Потом опять разминка. Племяш старался не отставать. К концу разминки Веча молодцевато кряхтел, горделиво поводя плечами, а Сашке Лёхин велел закончить и бежать домой. Слишком уж пацан хватал ртом воздух — не простыл бы в мороси. Сашка даже испугался, что гонят: пообещал всё делать медленно, чтоб бронхит не заработать.

— Одно замечание — и домой, — предупредил Лёхин.

Ему нравилось думать, что дождь из ливня перешёл в морось, потому что дождю стало завидно. Нравилось думать, что дома его нетерпеливо ждут совершенно обалдевшие домовые. В общем, нравилось думать не о деле.

Но от дела тоже никуда не деться. Едва Лёхин закончил привычный комплекс с гардинкой, он подошёл к Вече и Сашке. Веча улыбался так гордо, словно сам научил Лёхина тренировкам с гардинкой. А Сашка настолько был обворожён действиями соседа, что Лёхин взял его тёпленьким.

— Саша, за что вы втроём били Ромку в нашем подъезде? В апреле дело было.

— Что-о?! — грозно развернулся ошарашенный Веча к племяннику. — Втроём?

— Подожди, Вячеслав, — положил на его плечо тяжёлую длань Лёхин. — Ну, Саша, вспомни: я вас тогда отогнал, а один из вас пообещал подкараулить Ромку подальше от дома.

— Вот ни фига себе — пацаньё...

— Это были вы?!

Племяш глянул на расстроенного дядю, потом снова испуганно на Лёхина. Худое скуластое лицо взрослеющего подростка начало вытягиваться — то ли от придуманной обиды, то ли в защитной маске самой невинности.

Пресекая любые отговорки, Лёхин мягко сказал:

— Ромка пропал почти неделю назад. Бесследно. Я собираю все сведения, которые могут помочь найти его. Так за что вы его?

— Пропа-ал?.. — недоверчиво переспросил Сашка. Лёхин молча смотрел на него — и пацан поверил. — У нас во дворе все девчонки за ним по пятам ходили. У Мишки, ну, того, который угрожал, Ромка тоже девку увёл. Ну, как увёл? Глянул только разок на неё, улыбнулся — и всё. Больше она Мишку видеть не могла. Летом, когда Ромки не было, они помирились. И не только с нею он так. Полыбится — и они все его. Думаете, не обидно?

— А потом? Летом-то этот ваш Мишка со своей девушкой помирился. Но ведь Ромка продолжал ходить сюда, к бабушке.

— Точно! — словно удивился, сообразив, Сашка. — Да ему девчонки будто и не нужны стали. Он кому-то из ребят сказал, что хочет подготовиться на какой-то сложный факультет в вузе. Типа, только учиться собирается. Не до девчонок ему вроде как.

— Значит, за отбитую девчонку били?

— Да какая она отбитая, если ему и не нужна была? Он посмотрел, как подразнил, — и всё на этом. Гулять-то он с ней не гулял.

— Трое на одного! — всё никак не мог успокоиться Веча.

— Вячеслав, дело прошлое, а прошлым не попрекают. У пацанов свои причины для драк. Саша у тебя, вон, взрослый. Подлянкой заниматься не будет. Саша, как?

— Не буду, — вздохнул Вечин племяш.

29.

Бодро взбегая по лестницам, Лёхин считал: десять минут на душ, полчаса на завтрак в обществе домовых. Дорога. Два часа с Аней. А если получится — три. Можно погулять с ней по книжным магазинам. Один раз ходили — Лёхину понравилось: никто никому не навязывал своих вкусов и предпочтений, время от времени зачитывали друг дружке интересные или смешные странички и рылись каждый на своих любимых полках, изредка оглядываясь: "Ты здесь? Я тоже!"

А потом... Ну, потом он уж определится с делами... Раздражало здорово, что не может постоянно заниматься розыском. Очень раздражало. Но время активной работы оказалось именно так распределённым, что поиском Ромки и Лады он мог заниматься, только начиная с вечера.

"Многозначительный" выход Лёхина на тренировку принёс свои плоды: домовые заискивающе заглядывали в глаза, носились как угорелые — лишь бы хозяин был доволен. Лёхин-то и после разминки в хорошее расположение духа пришёл, а уж после ванной вообще растаял. Но домовым не показывал. Вошёл с непроницаемой мордой — и за завтрак с таковой уселся. Быстро закончив с салатом и кашей, перешёл к десерту и только тогда заговорил:

— Спасибо. Сегодня во сне я гулял в каком-то подземелье, по развалинам. Перед тем как проснуться, услышал песню — вот эту самую строку.

Сказал вслух — и понял, что значит каменный город. То самое подземелье. Но говорить о своих соображениях не стал. Если домовые прониклись его реакцией на их переглядывание — объяснят с подробностями.

И — точно. Побросав тарелки в раковину — потом! Всё потом! — домовые поставили перед Лёхиным крекеры и чашку с чаем и чинно уселись перед ним на подоконнике. Елисей глубоко вздохнул и начал:

— Шишика ещё не успели поймать (сверху хихикнули) — снов твоих не знаем. Подземелье — говоришь. А не тот ли это подвал, где в августе с пожирателями душ дрался? Может, понервничал, да и?..

— Нет. В сегодняшнем подземелье подвала точно не было. Я спустился туда по широкой лестнице — да, похоже. И шёл долго по коридору — тоже похоже на подвал. Но из коридора я вышел в самые настоящие развалины. А на стройке такого нет.

— А видел ли кого?

— Видел. Парнишку, с которым вчера подрался, но разошлись мы с ним мирно. Во сне он мёртвый. Видел тех самых зелёных крыс-призраков — они чего-то там колдовали над ребятишками из "Ордена Казановы". Ещё во сне у меня был меч. С ним я налетел на одну из крыс — и оказался дома. И услышал вот эту строку.

— А почему решил, что из песни?

— Потому что пели, — спокойно ответил Лёхин, хотя чуть не взорвался.

Никодим подтянул ноги, обнял колени и горестно уставился в ничто.

— Ромка ведь песни складывал, да как хорошо...

— Каменный город вы видели, Лексей Григорьич, — наконец приступил к главному Елисей. — Место неприступное. И уж как ты туда попал? Не всякий ведь из нашего народу туда пройдёт.