— Я долго и упорно боролась за это, Кану. Теперь никто у меня этого не отнимет.
С приближением к Европе их остановили два корабля службы безопасности Консолидации, зажавшие "Наступление ночи" с обеих сторон. Кану хорошо разглядел официальные транспортные средства — темные корабли в форме акул, по бортам которых светились переплетающиеся полосы эмблемы Консолидации.
— Если бы до этого дошло, — сказал он, — как ты думаешь, ты смогла бы убежать от них?
— Может быть, если спуститься на лед. Но когда я вернулась бы, у меня были бы большие неприятности.
Это была более или менее формальность. Ее разрешение было запрошено, затем запрошено повторно. Несмотря на то, что она подала все необходимые ответы, корабли Консолидации все еще настаивали на подаче сигналов для подтверждения. Кану и Нисса пережили долгие часы ожидания, пока фотоны носились по системе, передавая данные с одного зашифрованного маршрутизатора на другой. Тем временем Нисса попыталась связаться со своим связным в Европе, сообщив им о задержке, но предзнаменования были неблагоприятными.
— Там, внизу, что-то не так, — сказала она, когда ответ пришел с опозданием. — Последнее, что я слышала, у маркграфа проблемы с пограничным контролем. Я надеюсь, что ситуация не ухудшилась.
Однако так же внезапно, как и появились, корабли Консолидации остановились. Кану наблюдал, как они удаляются, со смутным чувством негодования. Никаких извинений за то, что задержали их или за то, что потратили впустую часы их времени. Даже без пожелания счастливого пути.
— Грубо.
— Планетная геополитика выглядит немного по-другому, когда ты один из маленьких людей, не так ли? — спросила Нисса.
— Я начинаю к этому привыкать.
На Европе не было атмосферы, поэтому они могли действовать жестко и быстро до последнего момента. Спутник представлял собой почти идеально гладкую сферу, грязновато-белое глазное яблоко, обезумевшее и испещренное прожилками заживающих стрессовых переломов, но без гор, долин или кратеров. Заброшенные города усеивали равнины Европы, шпили прогибались, а купола трескались, проваливаясь в лед на своих сваях и контрфорсах, как тонущие соборы. Было слишком дорого снова превращать эти холодные, безвоздушные, покрытые радиационным снегом руины в жизнеспособные места обитания. Кроме того, их экономика всегда зависела от городов и рынков, расположенных подо льдом, в теплом, как кровь, океане. Заброшенные города были всего лишь портами входа в скрытое королевство, и теперь в этом королевстве царило беззаконие.
— Мародеры забрали почти все полезное, — сказала Нисса, когда они низко пролетели над одними из наклоненных руин. Скопление лопастей и причальных башен заброшенного поселения напомнило Кану образ парусного корабля, окруженного паковыми льдами, его мачты и такелаж расположены ближе к горизонту, чем к зениту. И мысль сформировалась сама собой: только лед удерживает этот корабль. Он все еще мог бы снова плыть, если бы только смог освободиться от его хватки.
— Кану?
— Мне очень жаль.
— Я говорила, что мародеры забрали почти все, что мы могли бы использовать в этих городах. Электричество, компьютерные системы, лифтовое сообщение с океаном. В любом случае, лед тронулся. Если эти лифтовые шахты не будут постоянно обслуживаться, лед вскоре разорвет их.
— Ты ожидаешь, что Регалы поднимутся и встретят тебя на поверхности?
— Нет, они почти никогда не показывают своих лиц.
— Тогда у тебя проблема.
— Только если бы я сначала не сделала домашнее задание.
Нисса заранее выбрала место для посадки недалеко от экватора, где лед был тоньше. Распухшее одноглазое лицо Юпитера господствовало над небом, словно пригвоздив их к месту своим необычным взглядом. Кану предположил, что можно было бы привести доводы в пользу красоты Сатурна, но никак не Юпитера. Он был уродлив, как людоед, и охранял свои луны с безумной ревностью людоеда.
"Наступление ночи" опустилось на лед без опор, позволив корпусу принять на себя его вес. Гравитация на Европе составляла едва ли седьмую часть земной, даже меньше, чем на Марсе, и после двух g во время полета к Юпитеру Кану почувствовал себя почти невесомым. От его внимания не ускользнуло, что Нисса высадила их совсем не рядом с каким-либо из пустых городов.
— Вот тут-то я и начинаю проверять букву закона, — сказала она. — Мы не собираемся нарушать условия моего разрешения, но мы собираемся использовать их таким образом, которого Консолидация не ожидала.
— Продолжай, — сказал Кану.
— Мне дали сорок восемь часов наземного времени. Этого было бы достаточно, чтобы войти в океан и выйти из него, если бы лифты работали, но это не так, и Консолидация это знает. Значит, они не верят, что я смогу добраться до моря.
— С другой стороны, у тебя свои планы.
Нисса похлопала по креслу, стоявшему рядом с ее собственным. — Пристегнись рядом со мной. Я думаю, тебе понравится эта часть.
Кану сделал, как ему было сказано, предчувствие и любопытство боролись в нем за контроль над эмоциями. Нисса выбирала навигационные опции, которых он раньше не видел, и за ограждением командной палубы он почувствовал, что корабль занимается каким-то новым срочным делом. Корпус что-то делал. Он почувствовал глухой стук и жужжание приводимых в действие механизмов.
— Нагревательные элементы во внешней оболочке, — сказала Нисса, привлекая его внимание к одному дисплею. — Они превратят лед в слякоть прямо под нами, и мы начнем проваливаться сквозь него. Однако это будет недостаточно быстро. — Она постучала по другой диаграмме. — Активные тяговые механизмы. Они будут перетаскивать слякоть с одной стороны корабля на другую, затягивая нас все глубже — точно так же, как крот зарывается в почву. Устойчивость по тангажу и рысканию, угол атаки — все под моим руководством. Мы будем делать около метра в секунду на полной скорости.
Кану был ошеломлен. — Ты превратила свой корабль в туннелепроходческую машину.
Нисса положила руки на два рычажка управления, которые выступали по бокам ее кресла. — Так что давай прокладывать туннель.
Она передвинула рычаги управления вперед, и Кану почувствовал, как "Наступление ночи" начинает опускаться в Европу.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Момент исчезновения Хранителя был слишком внезапным и необъяснимым, чтобы принести хоть какое-то облегчение. Вместо этого это ощущалось как прелюдия к чему-то еще, один шаг в волшебном трюке, который еще не завершился.
В исчезновение начали верить и понимать только после нескольких часов анализа и общения с Крусиблом. Прежде всего, Хранитель вовсе не исчез — он просто удалился с невероятным ускорением, по самым приблизительным оценкам, где-то в районе двадцати миллионов g. Это резко контрастировало с обычным перемещением инопланетных машин, когда они путешествовали по системе Крусибла, но это соответствовало задокументированному способу их возвращения десятилетиями ранее: почти мгновенное появление. Именно таким образом "исчез" Хранитель Чику Грин после его ухода от Крусибла.
— Мы всегда думали, что у них был какой-то другой способ передвижения, — сказал Мпоси на следующий день после исчезновения, — но одно дело выдвигать гипотезы на этот счет и совсем другое — увидеть это вблизи. Хорошая новость заключается в том, что вспышка радиации, весь этот синий свет, похоже, не причинил нам никакого вреда. Корабль цел. На самом деле, если верить техникам, даже немного лучше, чем в целости и сохранности.
Ру нахмурился. Он обращался к ним обоим из их троицы, сидевшей за одним из столиков на камбузе. Аппетит Гомы возвращался медленно, задержанный ощущением, что они не совсем выходят за рамки сферы интересов Хранителя.
— Не понимаю, как это может быть лучше, — сказал Ру.
— Это наше ускорение: мы расходуем не так много топлива, как ожидали. Что, конечно, невозможно. Но техники перепроверили свои показания.
Гома взяла перечницу и позволила ей упасть на небольшое расстояние от ее пальцев до столешницы. — Разве у нас не половина g?
— Немного меньше, — сказал Мпоси, — но мы нисколько не теряем скорости. Что-то помогает нам продвигаться вперед, так что двигатели немного приглушены. Когда мы доберемся до Глизе 163, жизнь станет проще, если нам не придется немедленно бегать по окрестностям, чтобы пополнить наши исходные баки. Даже двигателю Чибеса время от времени требуется немного топлива.
— В этом нет никакого смысла, — сказала Гома.
Мпоси был в восторге от того, что одержал верх. — Впереди нас что-то идет. Мы сделали снимок, но качество очень низкое — это на абсолютном пределе нашего разрешения. На Крусибле им повезло не намного больше, поскольку они использовали синтетические данные с устройств мониторинга системы. Но на самом деле нам не нужны более точные данные, не так ли? Очевидно, что это должна быть за штука.
— Хранитель, я полагаю, — ответил Ру.
— Ученые спрогнозировали его курс, основываясь на всплеске ускорения. Если он останется неизменным, то может оказаться на той же траектории полета, по которой летим мы. Однако он не опережает нас — он точно соответствует нашему ускорению, сохраняя расстояние между нами примерно в сто пятьдесят миллионов километров.
Гоме едва не пришлось рассмеяться. Эти цифры — ускорения в двадцать миллионов g, расстояния, превышающие орбиту Крусибла вокруг своей звезды, — были почти до абсурда велики, чтобы утруждать себя попытками осмыслить их. Физика с ее показателями, планковскими длинами и расстояниями Хаббла заставляла ее чувствовать себя ущемленной, как будто она не будет удовлетворена до тех пор, пока не почувствует себя исчезающе незначительной, уничтоженной между крошечным и огромным.
Со слонами вы знали, где находитесь.
— Что он делает? — спросил Ру.
— Есть несколько возможностей. Возможно, расчищает пространство перед нами, как космический снегоочиститель. Космос — это не идеальный вакуум. Если он сохранит эту траекторию, у нас будет гораздо больше шансов достичь Крусибла, не столкнувшись с межзвездными обломками. Затем следует ускорение. Это похоже на то, как если бы мы извлекали выгоду из всего, что делает Хранитель, чтобы заставить себя двигаться — мы попадаем в его поток. Техники хотят провести кое-какие измерения местного вакуума, посмотреть, есть ли в нем какие-то изменения.
— Это нам помогает? — спросила Гома.
— Это одно из толкований, — ответил Мпоси, как будто в его обязанности не входило облегчать ее угрызения совести. — Другое дело, что это случайные выгоды, и что оно не знает и не заботится о том, что с нами будет.
— Но он движется в том же направлении, — сказал Ру. — Это должно что-то значить.
Гома почувствовала, что ее прежние опасения подтвердились. — Полагаю, мы узнаем, когда прибудем на место. Если нам позволят это.
Через несколько часов всем стало известно, что Хранитель находится впереди "Травертина". Насколько могла судить Гома, другие пассажиры разделяли ее двусмысленные чувства. Было облегчение от того, что их не уничтожили сразу. Однако, учитывая непрозрачность глубинных мотивов Хранителей, было трудно понять, следует ли их утешать или нервировать продолжающимся присутствием инопланетного робота.
Были некоторые споры о том, как лучше всего использовать преимущество, предоставляемое эффектом скользящего потока. Ру почувствовал, что технические специалисты были слишком осторожны в своем ответе. Если бы они запустили двигатель на запланированном уровне, то могли бы превысить пятьдесят процентов скорости света и добраться до места назначения на несколько лет раньше запланированного срока. С другой стороны, тогда они во многом полагались бы на постоянную помощь Хранителя. Голокорабли, отправлявшиеся в Крусибл, предприняли аналогичную авантюру и были пойманы.
Гома разделила точку зрения Мпоси, который считал, что лучше придерживаться существующего графика, экономя при этом топливо и ресурс двигателя. "Травертин" не был создан для того, чтобы двигаться быстрее половины скорости света, и превышение этого предела означало бы дополнительную нагрузку на изоляцию корпуса и навигационные системы.
Точка зрения была оспорена, и решение принимал Крусибл. Сообщения ползли взад и вперед, растягиваясь из-за постоянно увеличивающейся временной задержки. В конце концов вердикт был вынесен, и осторожная точка зрения Мпоси одержала верх. Они использовали бы Хранителя в своих интересах, но не совершили бы ошибку, слишком доверившись ему.
Это была ошибка человеческого характера — или, возможно, благословение, — что не было ни одной ситуации, которая в конечном счете не становилась бы нормальным положением дел. Все люди на "Травертине" знали, что пройдут столетия, прежде чем они вернутся в Крусибл, если, конечно, там действительно останется мир, который можно будет узнать по возвращении. Однако постепенно их психологическая адаптация завершалась. Теперь корабль был их миром, и им лучше научиться любить его. Большинство нашло способ.
Так что жизнь на "Травертине" вошла в своего рода комфортный ритм. Мпоси больше ничего не сказал о слухах по диверсии, и Гома довольствовалась предположением, что предположение было тихо отозвано. Тем не менее, она предпочла держаться подальше от "Второго шанса", особенно от Питера Грейва, и благодаря сговору Ру было не так уж трудно выстроить свой распорядок дня вокруг этого принципа избегания. Их разногласия, годы напряженности и разлуки на Крусибле теперь были полностью позади. Они проводили долгие часы вместе в своей каюте, делясь теплом, тишиной и интимностью. Гома начала чувствовать, что наконец-то наступило исцеление, точка, за которой больше не нужны были извинения или отговорки. История и обстоятельства сделали с ними все, что хотели, и они оказались сильнее. Хорошо быть любимой, хорошо любить другого человека — даже в чреве звездолета, устремляющегося в неизведанное пространство.
Ру и Гома оба проявляли интерес к новостям из слоновьего заповедника, и они разделяли искреннее желание увидеть, как изменилось стадо Альфа после кончины Агриппы. Но со временем Гома обнаружила, что ей приходится работать все усерднее и усерднее, чтобы поддерживать свою интеллектуальную активность. Она почувствовала то же самое и в Ру. Дело было не в том, что они перестали заботиться о слонах, но направление их беспокойства теперь было иным, направленным вовне. То, что происходило со слонами Крусибла, все больше не касалось их — Томас и другие управляли своими делами с предсказуемой эффективностью. Но у Гомы и Ру был шанс предложить некоторую конструктивную помощь танторам, и поэтому флюгер их симпатий качнулся в другую сторону.
Спустя три месяца путешествия, когда 61 Девы стала не более чем яркой звездой на их пути — и мир, который они знали, превратился в тот же тускнеющий отблеск, — жизнь на корабле начала меняться. Поскольку привод работал стабильно, а Хранитель удерживал свое положение, часть технического персонала уже отправилась в режим спячки. Так было с несколькими пассажирами, и за неделю их стало еще больше. Это было верно и в отношении "Второго шанса", у которых не было иного выбора, кроме как подчиниться "шкатулкам для спячки", хотя (Гома не сомневалась) они рассматривали их как пагубную форму технологии продления жизни.
