Восстановляшка2

— Вообще-то, я не хочу участвовать в войне напрямую.

— Пацифист?

— Не дай боже. Просто не хочу ничего менять — со всем сами справитесь. Но вот защищать себя никто мне не запрещал. Немцы далеко — летят на нас с юго-запада. Вон оттуда.

— Не со стороны Москвы?

— Поэтому есть вероятность, что заход планировался на этот объект.

— Это очень опасно.

— Надеюсь, только для них. Они ещё минут десять лететь будут.

— Ну тогда я закурю.

Когда фрицы таки долетели — и в воздух уже были подняты расчёты ПВО — наши пытались их отбить, но получилось это плохо — немцы летели высоко, начали снижаться, и набрали скорость — в общем — никаких шансов. Немца ждали с другого направления.

А вот когда долетели и раздался стройный гул сервоприводов, разворачивающих орудия, шоу началось. Началось оно с нескольких очень одиноких выстрелов башенной установки — я надел наушники и дал такие же генералу, и сел ожидать веселья.

Установка стреляла сто выстрелов в минуту — не слишком много, но для стомиллиметровых снарядов это очень неплохо — доставали снаряды до большой высоты. Враг спускался ниже, и уже были слышен далёкий гул их моторов.

— Близко, — прокомментировал генерал.

— Слишком близко. Ну что, пора открывать огонь. Потихоньку. Не хочу, чтобы сбежали.

Что могут извергнуть из себя установки вроде АК-630 не надо объяснять — а их тут было штук двести, плюс башенные орудия — и первыми начали стрелять башни — они развернувшись в сторону врага, взяв упреждение, открыли огонь — в небеса взмывало по пятьдесят снарядов в секунду. Много, грохот стоял сильный — но это не шло ни в какое сравнение с работой скорострелок — одновременное открытие огня всеми установками походило на извержение вулкана — потому что они были очень яркими, над каждой установкой факел огня, и раздавался шум, сливавшийся в однообразное шипение и стрёкот — ещё снаряды были заряжены трассирующие — для пущего эффекта. Трассеры летели во врага с такой плотностью, что казалось всё небо ожило и двигалось — снарядов были просто нескончаемые потоки. От трассеров не стало светло как днём — но их было столько, что просто с ума сойти — шестистволки имели хорошую досягаемость по высоте и плотность огня — каждая извергала длинную нить снарядов, но где-то в километре они смешивались в одно целое облако, движущееся в сторону врага. Шансов пройти через него не было никакого — первый немецкий бомбардировщик, который в нём оказался — взорвался в воздухе — снаряды вызвали детонацию его бомб и он загорелся — не зря там осколочно-зажигательные заряжены — подожгли так подожгли — взорвавшийся бомбер разбрызгал облаком горящий бензин, который можно было заметить в общей куче снарядов. И ещё двое истребителей — развалились в воздухе.

Стрелкотня не прекращалась ни на миг. Канонада орудий вблизи была таким себе концертом — но мне нравилось.

Дальше было интересней — этот ад для люфтваффе заставил крепко струхнуть тех, кто каким-то чудом-образом в него не попал — в котором сгорело сразу семь самолётов в один миг. Скорострельные орудия однако достали их — они развернулись в их сторону и выстрелили — вскоре упал первый. Наводились они по радару, имели хорошую точность, расчёт, баллистические вычисления — и поэтому били относительно точно — взрыв снарядов прямо в непосредственной близости от врага сильно ему испортил нервы.

Но это было не всё — за первой группой, которая была уничтожена в одночасье — следовала вторая — она шла на высоте километров десять, не меньше. Рассчитывала не попасть под ПВО, ага.

По ним выстрелили ракеты. Комплексы разрядились — шум, грохот, свист, факел огня и ракета улетает вдаль, поднимаясь вверх. Дальность у них небольшая — километров пятьдесят, не больше — зато скорость и точность хорошие, и они относительно маленькие — ракеты с шумом улетели в сторону врага, оставшись яркими точками на небе, постоянно колеблющимися в разные стороны. Они взорвались вдалеке, но отсюда было хорошо видно место взрыва — с радара исчезли семь противников в одно мгновение.

Вот и вся разница между пушечным и ракетным ПВО. Пушечное не бесполезно — но это последний рубеж обороны — и в случае если враг скинет бомбу — они могут взорвать её в воздухе. А так — такой плотный огонь, снабжённый РЛС и скоростными поворотными системами — отлично защитит от крылатых ракет, например. Так что старомодными и бесполезными пушки не были.

— Вот и всё. Налёт закончен, ракеты добили оставшихся. Что-то немцы осмелели — первая группа прямо на нас пёрла, засранцы.

— Думаешь, они хотели убить товарища Сталина?

— Не думаю. Если за ним могли следить в магазине — где трётся полно народу — то в этом крыле нет. Мы приехали сюда по отдельному коридору, шпионов тут нет и быть не может, откуда им знать?

— Машина. Машина товарища Сталина всё ещё стоит на парковке — логично предположить, что он здесь.

— Хм. Уел. Хотя вполне вероятно что просто заметили новое здание и решили что тут что-то очень важное. Ладно, нам всем пора спать — я устал за этот безумный день.

* * *

— Как самочувствие?

— Ничего так, странно, — товарищ всесильный вождь народов сел на кровати, выглядя прямо так скажем — не великим вождём, а старичком, — Долго меня не было?

— Двенадцать часов. Уложились в рекордные сроки.

— Где Берия?

— Уехал, вчера ещё. Один Власик сидел как собачка под дверью и ждал вас — я его загнал спать, сейчас снова сидит. Ваша одежда здесь — распорядился почистить.

— Что произошло, пока меня не было?

— Ничего интересного, кстати.

— На фронте проблемы есть? Я пропустил множество докладов.

— Нет, хоть я и обещал не участвовать — ночью компенсировали ударами по вражеским штабам и складам, чтобы немного их остудить. Ударили крылатыми ракетами с спецбоеголовками — тактическим ядерным оружием малой мощности.

— Серьёзно?

— Да, ещё как жахнуло. Хотите — могу показать видео. Красота.

— Конечно хочу.

— Без проблем — в приёмной висит экран, переключим туда. Пойдёмте.

В видеофайлах, которые я получил в два часа ночи — можно было увидеть прелесть — дроны дальнего радиуса действия и установленные на ракеты камеры сняли весь полёт и тыловое размещение врага. А взрывы... взрывы были очень мощные — сотни тонн тротилового эквивалента — термоядерные боеголовки особо малой мощности — не создавали большого грибовидного облака — но взрыв был очень мощным — особенно потому, что немцы складировали свои боеприпасы в больших количествах — хоть они и опасались налёта авиации — но сейчас по их передовым частям и тылу наступающих войск ударов не наносилось — люфтваффе успешно держало превосходство в воздухе.

Ракета пролетела на высоте десяти километров, почти неслышимая на земле, и камнем рухнула на склад — большой комплекс строений — приборы ночного видения и прочие фиксировали поражение — и было оно очень жирным. Прямо жирнючим — прилёт по топливной инфраструктуре был адовым. Грибовидное облако полыхало так ярко, что даже отключилось ночное зрение у камер дронов — дрон-наблюдатель висел рядом и хладнокровно фиксировал пожарище и взрывы... И таких видео с десятка два.

— Очень любопытно, — сказал товарищ Сталин, — что вы взорвали? — я переключил видео, а товарищ Сталин вертел в руках пачку папирос, отложил её на стол, — что было уничтожено?

— Семьдесят четыре склада с боеприпасами, девятнадцать штабов, и остальное — это объекты инфраструктуры.

— Хорошо вдарили. Это остановит их.

— Не думаю. Скорее снизит темпы наступления, но не даст ощутимого результата. Для ощутимого результата нужны бомбардировки, причём регулярные.

— Такой возможности у нас нет, — товарищ Сталин поднялся, — чувствую себя отлично, удивительно даже. Нужно возвращаться к работе — меня ждут. А вы, товарищ Орлов, обещали заняться радиолампами.

— Оборудование я уже поставил, подвоз материалов организуем, подвоз металлов организован. Теперь дело за инженерными кадрами — и за сборочными цехами и коллективами, которые взялись бы изготавливать продукт.

— Специалистов переведём, это дело одной недели — организовать переезд. Буду ждать ваших результатов. Мне пора.

* * *

*

Объясняться с коллективами мне не пришлось — потому что это всё делали люди из ведомства товарища Берии — они встречали и лично курировали переезд граждан электронщиков — и выделение им жилья — которого тут было много.

После памятного посещения первыми лицами магазина и медцентра — прошла неделя. Долго ли, коротко ли — в хлопотах время пролетело незаметно — я устанавливал сборочный конвейер. Для конвейерной автоматизированной сборки простенького радиоприёмника — само его изготовление не было чем-то слишком сложным — установка для изготовления радиоламп была сделана — с учётом всех деталей — это оказалось сложнее, чем запихнуть железячку в стеклянную колбу. Хотя и это тоже имело место.

Так что с утра пораньше я пошёл посмотреть как там работает моя конвейерная линия и сборка — простейшие станки металлообработки, простейшее изготовление текстолита, розеток — это такие пластмассовые крепежи, в которые вставляются радиолампы — чипсеты, образно говоря. Разъёмы. И всё это нужно было спаивать.

И вот тут уже пришлось работать с многочисленными рабочими — которые переселились на территорию и занимались пайкой и монтажом — это было всего триста человек — но они отлично работали и отлично поняли схему, которую я предоставил — и что самое главное — работали на совесть.

Условия были созданы самые приятные — рабочим полагалась спецовка, полагался весь инструментарий, паяльные станции — там, где автоматической пайкой просто не подлезешь никак. Рабочий процесс происходил бодро, и первая продукция пошла в серийное производство уже вчера.

Стальные листы нарезались, сгибались, проваривались — изготавливался полностью герметичный корпус, после грунтовки и окраски — он отправлялся на сборку. Листы простейшего текстолита тоже резались и на них происходила установка всего необходимого — это производилось вручную — мне пришлось лично построить весь процесс.

Самое важное — конечная сборка множество деталей подпаивалось, плотно укладываясь по схеме, и полученное устройство проверялось на осциллографе до и после подключения — после чего отправлялось на сборку — в корпус устанавливали внутренности, фиксируя на пластиковых защёлках.

Для рабочих я был тут главным инженером — потому что распоряжался — и пока что мой статус был очень неопределённым — но никто не спрашивал и не возмущался — платили то хорошо — часть выручки от ТЦ уходила на содержание рабочих — и тратилась здесь же, в торговом центре.

Когда я притащил наверх, в офисное пространство, первую партию, там уже был научный беспорядок. Причём беспорядок сугубо творческий и позитивный — людей набежало просто видимо-невидимо, это были люди преимущественно в костюмах, халаты и прочую атрибутику научных сотрудников у нас тут не носили. В общем коридоре было много людей — они заходили, тащили какие-то мебелЯ, мимо меня пробежал низенький юный научный сотрудник в неприлично больших очках, с стопкой документов, которая казалось бы вот-вот вылетит из рук — но он ловко маневрируя, не допустил такой трагедии.

Атмосферу разряжало большое пространство, но напрягало количество человек и обилие работы — по всей видимости, переезд не сильно повлиял на планы, никто не снимал с них задач и поэтому работа продолжилась в ещё большем темпе.

Путь мой лежал в большой кабинет в центре главного коридора. Здесь было всё, что мне нужно для того, чтобы собрать людей — устройство громкой связи и телефоны, центральный совещательный стол, у стены стояли пара телевизоров, рабочий стол руководителя — большой, широкий, с высоким крутящимся креслом. Остальные кресла тоже были высокие и комфортабельные, на колёсиках.

Положив продукцию на стол, я взял микрофон и включил громкую связь по этажу:

— Руководители переведённых предприятий приглашаются на совещание в двенадцать ноль-ноль в кабинете номер один. Повторяю — руководители переведённых предприятий — приглашаются на совещание в кабинет номер один, в двенадцать ноль-ноль, то есть через полчаса, — я повесил микрофон...

Отвлекаю людей от важных дел — но надо ответить на вопросы. Люди из НКВД, которое вплотную взаимодействовало с промышленностью.

Я заказал доставку со склада реквизита для разговора. Вскоре начали подходить товарищи — важного вида, но не старые, что характерно, и весьма занятые — это вам не менеджмент будущего — жирные морды, которые в деле часто мало что понимают и ответственности не несут. Я познакомился лично с каждым — вошли семнадцать человек, всего предприятий сюда перевели семнадцать штук.

Они переговаривались друг с другом, поглядывали в мою сторону.

— Вроде все здесь. Спасибо что пришли и извиняюсь, что отвлёк вас от вашей работы. Что ж, давайте я введу вас в курс дела относительно того, почему вас всех сюда перевели. Ваши подчинённые уже затеррорили вопросами НКВД — а НКВД не ответят — они сами не в курсе.

— Надо полагать, что вы в курсе?

— Более чем, ведь я и был инициатором и автором идеи перевода всех вас сюда. Все вы так или иначе имеете прямое отношение к радиоэлектронике. В СССР полным-полно разнообразных институтов — но их всё равно очень немного, кстати, и они разобщены и разбросаны по всей стране. Если с мелким производством — которое может быть налажено на базе какого-нибудь уездного города Эн — это имело какие-то логические основания — дать рабочие места, организовать работу рядом с местом добычи ресурсов — то в электронике этот принцип не работает. Результат и основа вашей работы — это интеллектуальная ценность. Разобщение и разбросанность только мешает нормальному прогрессу в данной области. Теоретически прогресс в этой отрасли не то что не развит — он в предзачаточной стадии — человечество только начинает открывать для себя радиоэлектронику — ещё не создано ни одной электронно-вычислительной машины, развитие телевидения, радиолокации — в зачаточной стадии. Поэтому сегодняшний момент — лучший, чтобы заложить основу для дальнейшего развития отрасли в советском союзе — даже через десять лет поезд уже уйдёт. Поэтому для консолидации отрасли образовали этот центр.

— Кто образовал?

— Сталин, — отмахнулся я, — я не инженер-электронщик — хотя опыта работы с электроникой у меня больше, чем у вас всех вместе взятых, — хмыкнул я, — так что объясню на пальцах — данная отрасль не похожа на механику и инженерное дело — в ней успешное решение — само по себе является целью и ценностью, поскольку может быть адаптировано и применено в любой другой электронике. Мы не разрабатываем с нуля каждую электронную схему и каждую конструкцию для каждого образца техники — потому что общие цели и внутренняя логика работы идентичны для всех электронных устройств, блоков, плат, схем, компонентов и так далее.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил товарищ Павлов, инженер из НИИ... забыл там какую-то цифру.

— Возьмём простейший пример, — я достал из под стола видеокамеру, проводную, — это видеокамера. Она основана на передающей трубке — видиконе, которая создаёт видеоизображение — изображение принимается на устройства приёма — по кабелю или по радиоканалу и отображается на экране монитора, он же телеприёмник. Вон тут стоит один такой, у стенки, — кивнул я.