— Я кажусь тебе больной?
— Я врач. У меня есть лекарства — медикаменты, — которые могут помочь тебе и твоим близким... Полагаю, она твоя дочь?
— Мы не нуждаемся в твоем лекарстве. — Она говорила достаточно ясно, но язык Копья, очевидно, не был ее родным.
— Ваша зональная толерантность, должно быть, необычайно высока, — сказал Кильон.
— Твоя городская мудрость для меня ничего не значит. Я сильна благодаря тому, кто я есть.
— Да. Ведьма. Что ж, пока оставим это в покое. Все, что я хочу сказать, это то, что если вам что-нибудь понадобится... — Он неловко замолчал, заметив, что Мирока нетерпеливо что-то жует, ожидая малейшего повода выстрелить из оставшихся стволов залпового оружия.
— Нам пора, Резака.
— Вы сделали то, что должно было быть сделано, — сказала женщина. Она вышла из фургона, затем подняла дочь вслед за собой, мышцы на ее руках напряглись, как стальные тросы, когда она приняла на себя вес девочки. — Ты проявил мужество. Прими нашу благодарность. А теперь выкинь нас из своих мыслей.
— Мы не можем просто оставить вас, не после всего, что произошло.
— Мы можем попробовать, — сказала Мирока.
— Твоя подруга сказала правду, — сказала женщина, глядя на Мироку с надменной насмешкой. — Я приношу несчастье. Вот почему мы путешествуем в одиночку. Вот почему вы нас больше никогда не увидите.
— Не обращай внимания на Мироку. Ты говоришь, что не ощущаешь никаких негативных последствий шторма, но все еще могут быть скрытые опасности, пробивающиеся на поверхность. Никто из ныне живущих не переживал подобной бури, и, пожалуйста, не говори мне, что ты чем-то отличаешься. По крайней мере, позволь мне осмотреть твою дочь.
— У нас нет на это времени, — сказала Мирока.
— Тогда мы двигаемся. Мы можем путешествовать вместе вчетвером.
— Нет, — сказала женщина. — Мы путешествуем одни. Но твоя подруга права. Вы должны сейчас же уйти.
Она отвернулась от него, позволяя ему лучше рассмотреть узор на затылке. Кожа покраснела в том месте, где образовалась звезда с игрушечными концами.
— Дай-ка я посмотрю, — сказал Кильон. Должно быть, что-то в его тоне подействовало, потому что женщина не отстранилась, когда он протянул руку и коснулся ее затылка, нежно проводя по границе узора.
— Ты знаешь знак тектомантки, — сказала женщина.
— Да, — сказал он, просто для пущей убедительности. — Но дело не в этом. Это... я не знаю. Какая-то плохо сделанная татуировка, или поверхностный ожог, или химическая травма. Вероятно, татуировка. Я вижу шрамы от уколов там, где ее кололи иглой, чтобы чернила попали в кожу. Это не из-за пигментации.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросила Мирока.
— Я говорю, что это подделка, — сказал он. — Кто-то сделал эту женщину похожей на ведьму. Кто-то сбрил ей волосы и оставил этот след на коже, так что она похожа на тектомантку.
— Ты ничего не знаешь, — сказала женщина. — Метка тектомантки усиливается и ослабевает в зависимости от времени года.
Кильон взял женщину за запястье. Это было все равно что держать в руках трос, что-то тугое и опасное, когда оно находится в натянутом состоянии. — Кто-то сделал это с тобой, — настойчиво сказал он. — Может быть, это были мальчики-черепа, пытавшиеся сделать из тебя то, чем ты не была, чтобы продать тебя следующей кучке суеверных дураков, на которых они случайно наткнутся. Но это ненастоящее. Что бы тебе ни говорили, во что бы тебя ни заставляли верить, ты не ведьма. Ты женщина, мать. Женщина с необычной зональной толерантностью, да. Но не ведьма. И мы не боимся тебя, не так ли, Мирока? Мы только хотим помочь.
— Если она не одна из них, почему она так чертовски усердно работает, чтобы заставить нас думать, что она одна из них? — сказала Мирока.
— Я не знаю, — сказал Кильон, отпуская запястье женщины.
— Может быть, она просто придурок.
— Как ты думаешь, насколько вменяемым ты была бы, если бы тебя схватили мальчики-черепа, заклеймили, чтобы ты выглядела как ведьма, заперли в клетке, и все это время зная, что тебя, вероятно, сожгут заживо? Добавь несколько психоактивных препаратов, какое-нибудь внушение, и я думаю, это легко может подтолкнуть кого-нибудь к краю пропасти.
— Это ты так говоришь, Резака. Что касается меня, я думаю, у нас все было бы хорошо, если бы мы все сейчас попрощались и разошлись в разные стороны.
— Твоя подруга мудра, — сказала женщина, серьезно кивая. — Ты должен делать, как она говорит.
— Если бы я сделал, как она сказала, ты все еще была бы в этой клетке.
— С этим не поспоришь, — мрачно сказала Мирока, с тревогой оглядываясь по сторонам.
— По крайней мере, позвольте мне осмотреть девочку, — повторил Кильон. — Но не здесь. Если мы пройдемся немного и найдем место для остановки, я смогу провести несколько простых тестов.
— В темноте? — спросила Мирока.
— Тогда мы подождем до рассвета. — Он снова повернулся к женщине. — Ни у кого из вас нет обуви. Ты можешь идти? Боюсь, прошлой ночью мы потеряли наших лошадей.
Он почувствовал, что женщина обдумывает открывающиеся перед ней возможности, ее разум кишит расчетами. Какой бы заблуждающейся она ни была — а он еще не совсем определился насчет этого, — в ней был неоспоримый интеллект, электрическая эманация, от которой у него по коже побежали мурашки. Ее глаза были поразительно внимательными и проницательными, а сосредоточенность — обезоруживающе проницательной.
Он задавался вопросом, видит ли она его таким, какой он есть на самом деле.
— Мы прогуляемся с тобой, — сказала она. — Ты можешь провести осмотр, если тебе так угодно. Потом мы уйдем.
— Меня зовут Кильон. Я врач из города. Мирока — это... — Он замолчал, подыскивая слова. — Мой проводник. Она хорошо ориентируется во Внешней зоне. Мы направлялись по этой дороге, надеясь встретить каких-нибудь ее друзей, которые, возможно, смогли бы помочь мне добраться до Пристани фортуны.
Женщина посмотрела на Кильона с угасающим интересом. — Вы прибыли с Богоскреба?
— Да.
— Надеюсь, вы попрощались. Ваш город мертв. — Затем она сделала паузу и добавила: — Я Кэйлис. Мою дочь зовут Нимча. Это все, что вам нужно знать.
Затем она пошла, девочка рядом с ней, выбирая тропинку по изрытой колеями обочине, прочь от горящей процессии.
— Очаровательная собеседница, — сказала Мирока, идя рядом с Кильоном, достаточно далеко позади женщины и девочки, чтобы их вряд ли можно было подслушать. — Очень непринужденная манера поведения.
— Ты можешь говорить.
— У меня это неврологическое заболевание.
— Насколько нам известно, у нее неврологические проблемы. Возможно, ей просто нужно время, чтобы решить, может ли она доверять нам или нет.
— Ты только что спас ее, Резака. Чего еще она хочет?
— Я бы подумал, что это самоочевидно. Она и раньше доверяла людям, и это дорого ей обошлось. Разве мы не должны предоставить ей возможность сомневаться, пока у нее не будет времени осознать, что мы не желаем ей никакого вреда?
— Мы говорим о неделях или месяцах?
— Утром, если она все еще будет с нами, я осмотрю ребенка. И мать тоже, если она мне позволит. Если им понадобятся лекарства, я сделаю все, что в моих силах. Тогда они смогут идти своим путем.
Мирока покачала головой. — Это еще одна из тех вещей, которые добром не закончатся.
Все это было очень хорошо — быть врачом, настаивать на уходе за женщиной и ее ребенком, но если он не отдохнет, то к рассвету будет измотан сверх всякой меры. Конечно, он был бы не в том состоянии, чтобы проводить обследование на наличие едва заметных признаков скрытой зональной болезни. В его сумке были препараты, которые могли бы обеспечить ему несколько часов химически стимулированной бдительности, но даже при обычных обстоятельствах он потом заплатил бы за это. Учитывая, что он также принимал антизональные препараты, комбинация препаратов легко могла оказаться смертельной. Ему просто придется полагаться на свои собственные запасы выносливости.
Мирока, напротив, совсем не казалась уставшей. Сейчас она была в своей стихии, занимаясь тем, что у нее получалось лучше всего, а именно выживанием. И, возможно, небольшим воздаянием на стороне. Он наблюдал, как она заметила мальчика-черепа, лежащего на земле возле одной из машин с электроприводом, которая теперь яростно горела. Она отошла от обочины и направилась к нему. Мальчик-череп был неподвижен до ее приближения, но когда она приблизилась, он начал цепляться за дорогу, пытаясь отползти, хотя его ноги бесполезно волочились за ним, раздавленные или парализованные. Со спины Кильон увидел, как распахнулся плащ Мироки, когда она копалась в своем личном арсенале. Что-то блеснуло в ее руке. Он услышал короткий, резкий треск, и мальчик-череп дернулся один раз, а затем остался лежать совершенно неподвижно. Мирока отошла назад, возвращая оружие, которым она только что воспользовалась, в тайник своего пальто.
— Ты все еще думаешь, что она фальшивка? — спросила она небрежно, как будто только что отошла в сторону, чтобы выбросить сигарету. — В ней все еще есть что-то ненормальное, это точно. Я нервничаю, когда она рядом.
— Ты бы видела, какой эффект ты сама производишь на людей.
— Только не говори мне, что ты этого не почувствовал.
— Ладно, в ней есть что-то нервирующее. Я не говорю, что она нормальная или что в ее голове не происходит чего-то немного странного. Но я пока не вижу никаких объективных доказательств того, что она обладает сверхчеловеческими способностями.
— Эта девочка тоже наводит на меня ужас. Ты видел, как она смотрит?
— Как и ее мать, она через многое прошла.
— Она облажалась, — сказала Мирока.
Кильон пожал плечами. — Тогда мы все отлично поладим.
Они добрались до головы горящей процессии. Впереди лежала темнота и открытая дорога, стрелой уходящая вперед, в наступающую ночь. Кэйлис и Нимча уверенно шли впереди, казалось, не чувствуя ни холода воздуха, ни твердости изрытой колеями земли под ногами. Они шли по середине дороги, две оборванные фигуры пепельного цвета, на затылке женщины ярко сияла звезда в виде безделушки, грязные спутанные волосы девочки развевались в стороны от поднявшегося ветра. Облака над головой начали сворачиваться и мчаться, своды усеянного звездами неба открывались между их изможденными краями. Жужжащий звук никуда не делся. Теперь он был более резким, как пила по кости.
Кэйлис остановилась. Нимча совершенно неподвижно стояла рядом с ней, и они вдвоем ждали, как каменные часовые на дороге. Инстинктивно Кильон замедлил шаг, гадая, что ждет его впереди.
— Они что-то увидели, — сказала Мирока. — Подай-ка мне еще раз этот пистолет, Резака.
— Почему?
— Возможно, было бы неплохо перезарядить его.
Он сунул руку в карман и передал ей оружие. — Почему бы тебе не оставить его себе? Я все равно не очень хорошо стреляю левой рукой.
— Ты сделаешь все, что в твоих силах. Мы столкнемся с воргами, и я не хочу быть той, кто делает всю работу. Подержи это. — Мирока передала ему многоствольник, а сама занялась пистолетом, заряжая его так быстро и без усилий, как будто делала это с рождения. Пока она перезаряжала оружие, они медленно шли вперед, хруст каждого шага был болезненно громким, пока почти не поравнялись с женщиной и девочкой. Они оба все еще смотрели вдаль, на дорогу.
Мирока уже собиралась передать пистолет обратно Кильону, когда из темноты с левой стороны дороги донесся хриплый голос.
— Привет! Привет, привет, привет! У нас появились попутчики! — Голос сделал паузу, чтобы посмеяться над самим собой. — И для этого тоже хорошая ночь! Почему бы вам, люди, не остановиться там на минутку, чтобы мы все могли познакомиться?
Это был мальчик-череп. Он выступил из мрака, направив длинную винтовку или мушкет на Кильона и Мироку. Он был в тяжелой броне, покрытие было сделано из металлических пластин и добытых композитов, с костями, прибитыми снаружи в виде ребер и шипов. Его шлем был металлическим, закрывал большую часть лица и расширялся по бокам до плеч, эффект усиливался различными фрагментами черепа и костей, закрепленными на металле, образуя гротескно увеличенные глазницы, сквозь которые были лишь смутно видны его собственные глаза. На нем была позолоченная юбка, доходившая ему до колен, а на ногах — сапоги с шипами.
Мирока подняла пистолет, и на мгновение Кильону показалось, что она собирается выстрелить. Затем она опустила его: не потому, что решила, что мальчик-череп не представляет угрозы, а потому, что он пришел не один. Из того же мрака появились еще по меньшей мере пятеро, и все они были вооружены таким же свирепым оружием.
— Мы облажались, — тихо сказала она со всей серьезностью, как будто у нее только что выпала плохая комбинация в карточной игре с низкими ставками. Кильон все еще держал в руках залповое оружие, единственное, что могло их спасти, и у него не было ни малейшего представления, что ему с ним делать. Мирока застыла с пистолетом, не в силах вытащить что-либо более существенное.
— Мы не причиним вам вреда, — сказал Кильон, стараясь, чтобы его голос не дрожал.
Это заставило мальчика с черепами рассмеяться, но это был не тот эффект, на который он рассчитывал. Мальчик-череп повернулся, чтобы обратиться к своим товарищам. — Этот человек не желает нам зла, ребята! Разве это не облегчение! И мы были тут, обделавшись от ужаса!
Другие мальчики-черепа — ни один из них не был одет совершенно одинаково, но все явно принадлежали к одной фракции — сочли это возмутительным. И не все они были мужчинами. Он услышал безумное хихиканье женщины, звучавшее так, словно ее разум был уже неисправим.
— Мы просто проходили мимо, — сказал Кильон. — Вот и все. Отпустите нас, и вы больше о нас не услышите.
— Просто проходили мимо? — спросил мальчик-череп, как будто вопрос был разумным и задан искренне.
— Нас застигла буря. Мы потеряли наших лошадей и теперь просто пытаемся добраться до безопасного места.
— Потеряли своих бедных маленьких лошадок? Вы все четверо? Включая двоих в лохмотьях?
Мирока ничего не сказала. Кильон не мог сказать, была ли она просто шокирована и замолчала, или решила, что ничего не добьется, ведя переговоры с этими головорезами.
— Они наши друзья, — сказал Кильон.
— Друзья, которых вы, случайно, решили выпустить из клетки? Видите ли, мы слышали о них. Мы как раз направлялись забрать их у других наших друзей, когда шторм все изменил. — Мальчик-череп прикоснулся рукой к нижней челюсти своего шлема, резные желтые острия его зубов задвигались за прорезью рта. — Если, конечно, это не твоих рук дело?
— Она не ведьма, — сказал Кильон, и сердце его учащенно забилось.
— Это твоя область знаний, не так ли?
— Она фальшивка. Эта отметина у нее на голове не обманула бы и ребенка, не говоря уже о взрослом.
— Итак, у нас появился авторитет, — сказал мальчик-череп. Теперь он был прямо перед лицом Кильона, казалось, не обращая внимания на залповое ружье. Его дыхание было как открытая канализация. Он ткнул стволом своего оружия в медицинскую сумку Кильона. — Полагаю, что там должно быть что-то ужасно ценное, ты так крепко сжимаешь это.
