Стучит, гремит, откроется

— Как вы можете говорить с таким спокойствием?!

— Ну не в вас же нож метнули, а в меня, чего беспокоиться? — вопросом на вопрос ответил Зоек.

Меланья, с ходу не выискав слов, расфыркалась, как вылезшая из воды кошка.

— И кто его нанял? — снова обретя дар речи, вопросила, оглядывая Ласта.

— Да откуда ж я знаю? Я не угодил минимум шести людям, и каждый из них вполне обоснованно мог нанять убийцу... Облейте его водой, — протянул флягу.

— Вы поражающе безответственны по отношению к собственной жизни! — упрекнула Меланья, исполняя совет.

— А что, по-вашему, я должен делать? Не падать же мне в обморок, в самом деле... Ради Господа Бога, пани Меланья, не тревожьтесь, я сам с этим разберусь.

— А если убийца вернется?

— Тем хуже для него, — с непоколебимой уверенностью сказал Зоек и повторил: — Не тревожьтесь, лучше поспешите, — чем быстрее я останусь один, тем спокойнее буду себя чувствовать, ибо отпадет надобность опасаться за вас.

— Ах, пан Зоек, вы неисправимы!.. — с укором бросила молодая женщина, возвращая полупустую флягу. Пес благодарно лизнул руку и, не переставая чихать и фыркать, потрусил за хозяйкой.

* * *

Переложив ответственность за Меланью на опекуна, Зоек вздохнул с облегчением и отправился к себе, ни на миг не теряя бдительности. Слух улавливал любой подозрительный шорох, не говоря о сонных, шаркающих шагах челядинцев. Впрочем, настороженность можно было считать лишней, поскольку убийца если и вознамерился повторить покушение, то никак не в освещенном коридоре.

Зоек быстро достиг своей двери, дождался третьего щелчка замка, оглядел переднюю. Служанка перед уходом зажгла свечи и накрыла ужин полотенцем.

Дверь в темную опочивальню поскрипывала на сквозняке. Зоек толчком ладони отворил ее нараспашку, подошел к кровати, поставил глиняный подсвечник на ларь и, насвистывая, начал расшнуровывать ворот рубашки.

"Сейчас", — подсказало шестое чувство. Зоек тотчас резко обернулся и ударил бесшумно подкравшегося убийцу коленом в живот. Кинжал с глухим стуком выпал из занесенной руки, но владельца, потерпевшего хорошо если короткую потерю дыхания, не так просто было вывести из строя. Сцепившись, мужчины еще колодежек пять катались по полу. Наконец, запыхавшийся Зоек не без труда скрутил ретивого, связал заломленные руки поясом, коленом прижал спину и поинтересовался:

— Кто?.. Говори, собака: кто?!

Наемник хранил молчание, как монашка — целомудрие.

— Видит Бог, хотел по-хорошему. — Зоек взял подсвечник и приставил узкие огненные лезвия к правому запястью убийцы. Тот затрепыхался, но не проронил ни звука.

— Ну? Молчим?

Свечи переместились выше, к грязной шее.

— Не знаю я! — не выдержал головорез. — Он в капюшоне был!

— Врешь, — спокойно констатировал Зоек, продолжая щекотать ему шею. Вестимо, убийцы должны соблюдать кодекс, но пункт о сохранении в тайне личности заказчика обычно нарушался без особых зазрений. Долго ждать не пришлось.

— Ладно, с-скажу!..

Зоек отставил подсвечник.

— ...Я кольцо-печатку углядел, такая, сказывают, у главного тюремщика!

— Угу. — Зоек кивнул, поднял убийцу за шиворот и подтащил к распахнутому еще днем окну. — Еще хоть раз тебя увижу, так легко не отделаешься.

Услужливо треснул сиреневый куст тремя этажами ниже, и все стихло. Только сверчки вели ночную песню, да ухал недалече филин. Усмехнувшись выглянувшей из-за туч луне и покачав головой, Зоек захлопнул окно.

* * *

Рана окончательно и благополучно затянулась, и наутро полный сил и энтузиазма Зоек получил княжеское добро на то, чтоб отправиться со своими людьми в испещренные ярами Шасские леса — для водворения порядка, мира и спокойствия на тамошних трактах.

Возвращаясь от Потеха, мужчина зашел к Меланье, и она, изнуренная и бледная после бессонной ночи, шумно перевела дух, завидев его живым. Зоек рассказал о повторном визите наемника, вдова молча выслушала и задумалась.

— Но почему он не нанял убийцу сразу? — вскоре недоуменно спросила она.

— Без понятия. Возможно, надеялся, что я помру от раны... Я должен еще кое-что сообщить вам.

— Что же?

— Сегодня к обеду я выеду по направлению к Шасским лесам, больно много в тех краях разбойников развелось.

— Сегодня? — сдвинула брови Меланья. — Но вы не восстановили силы...

— Вполне.

— И...и... — женщина задохнулась от охватившего волнения, всплеснула руками. Взгляд ее метался по стенам, точно ища способную остановить его зацепку.

— Да как же это, сегодня... А надолго? — Она вскинула на него свои карие очи, в коих крылались и немая мольба, и страдание. Зоеку вдруг сделалось тоскливо до невероятия.

— Если Виляс будет благоволить, то до Потеховой женитьбы ворочусь.

Меланья взяла себя в руки, закивала, окаменев лицом.

— Сколько у вас людей?

— Полторы сотни.

— Не мало ли?

— Нисколько. В свое время я с пятериком большие неудобства врагу доставлял и знаю, что чем меньше людей, тем лучше прятаться с ними, выжидая, где бы куснуть... Хотя против большой силы пятерик, конечно, не годится...

Они помолчали, не сводя друг с друга глаз.

— Я тут ночью... дабы помыслы и пальцы занять... вот... — Меланья вложила ему в ладонь плетеный из молодой виноградной лозы крест. — Да сохранит он вас в пути и битве.

— Не знаю, как благодарить за оказанную милость, — трепетно целуя ей руку, проговорил Зоек. Сердце его болезненно сжалось, и он понял, что надо уходить сейчас дабы не сказать или, того хуже, не сделать ничего лишнего.

— Надобно мне собираться в дорогу...

Оба поднялась.

— Заклинаю вас, будьте осторожны и не рискуйте зря, — прошептала Меланья, осеняя его крестным знаменем.

— Обещаю.

Зоек уже не видел, как она извлекла из-за пазухи второй крест, прижала его к груди и тяжко вздохнула. Такие обереги женщины Лядага мастерили и особым образом заговаривали, когда в разлуке хотели знать, все ли в порядке с возлюбленным. В случае чего второй крест чернел, рассыхался, а при летальном исходе вовсе распадался на части. Меланья и покойному-то Васелю хотела сделать таковой, но муж, увы, не дожил до гибких молодых лоз...

* * *

Две недели бесконечных тревог и переживаний, две недели ожидания. С таким нетерпением она не ждала еще никого и никогда. Дикая тоска мучила душу, а то ощущение надежности и безопасности, коим была возможность наслаждаться рядом с Зоеком, пропало без следа, и его очень не хватало. Оберег оставался светлым и крепким, но беспокойство как всегда нашло лазейку, и Меланья засомневалась, правильно ли заговаривала крест и вообще, действенен ли он.

Двор готовился к княжьей свадьбе — Потех брал в жены хмарскую принцессу с заковыристым именем, дабы обезопасить страну от войн с соседом. Поговаривали, будто невеста, приезд которой должен был случиться аккурат перед самой свадьбой, немногим отличалась от селянской девки и была такой же дикаркой, как и все представители народа. Еще толковали, что художник, живописавший портрет будущей князевны, даже льстя необычайно, изобразил ее кривой и страшной. Зерно сплетен попало в благодатную почву, и в народе с готовностью сложили поговорку: "На хмарянках только по нужде жениться".

Но Меланью происходящее в замке интересовало мало, кроме одного, наиболее ожидаемого, события.

— Не вернулся? — каждодневно спрашивала она у Стольника, нервно хрустя пальцами.

— Мелонька, я думаю, он сразу к тебе придет, — терпеливо повторял одно и то же крестный.

Молодая женщина лишь вздыхала, холодными пальцами нащупывая спрятанный под платьем крест.

Накануне свадьбы приснился Васель, долго-долго не являвшийся во снах.

Он нежно погладил щеку тыльной стороной ладони, сплел ее пальцы со своими.

— Время пришло. Я могу оставить тебя... Хочу, чтобы ты была счастлива. Отбрось предрассудки, слушай сердце и не бойся признаться в правдивости его гласа. Не отказывайся от вздоха, когда в нем есть жизненная потребность.

"Замочек" неумолимо размыкался, Меланья старалась удержать руку мужа, но его пальцы выскальзывали, словно она вцеплялась в воду.

Васель обернулся спиной, вскочил на белоснежного коня и канул в молоко тумана.

Меланья открыла глаза с горьким пониманием: он больше никогда не явится во сне. А еще более печальным стало осознание ненадобности сего. Отныне она не нуждалась в его помощи, должна была справляться со всем одна... или нет?

Молодая женщина сглотнула и решительно сказала сама себе:

— Когда вернется, сниму траур.

Утро деликатно постучало в окно клювом воробушка, что-то склевывающего со слюды. Ласт спрыгнул с постели, потянулся, зевнул и принялся скрести дверь, требуя выгула. Челядинка уже ждала в передней с водой для умывания. Омыв лицо от остатков сна, одевшись и переплетши косу, Меланья свистнула псу.

Но хорту, видимо, судилось в тот день долго терпеть, ибо хозяйка, едва выйдя в коридор, остановилась, как вкопанная, — к ней в запыленном дорожном одеянии спешил Зоек.

— Хвала Вилясу! — воскликнула, бросившись ему на встречу, Меланья.

— Во веки веков! — весело откликнулся мужчина и тихо спросил, беря ее ладони в свои и поочередно целуя то одну, то другую: — Успел я до свадьбы?

Впалые щеки и подбородок его заросли щетиной, которая щекотала Меланье кожу.

— Успел... — выдохнула Молодая женщина и тут же исправилась: — Успели, то бишь.

— Боже, это ж не передать, как я истосковался по замку и обитателям его! Верно, даже больше чем по Волковам да родным степям, бывшим мне колыбелью...

Меланья невесело усмехнулась.

— Вас хоть труды во благо спокойствия от тоски отвлекали... Кстати, как там разбойники?

— Кости их растащили волки, а души отошли к Рысковцу.

— Вот и славно. Вы управились как раз вовремя, сегодня венчание... Что, простите?

Он вправду одними губами шепнул "жаль, не мое", или это лишь отголосок ее собственных мыслей?

— Ничего, — мотнул подбородком Зоек. — К величайшему сожалению, я снова вынужден вас, милая панна, покинуть, ибо еще не отчитался за выполненное. Вы будете на предвенчальном пиру? Тогда свидимся там.

* * *

Меланья достала со дна сундука синее шелковое платье с золотым кружевом вышивки и россыпью мелких сапфиров на лифе корсета. Перекинула через локоть и поднялась с колен.

— Это? — в один голос спросили наставница и служанка, одинаково вскинув брови.

— Это, — подтвердила молодая женщина, уходя за ширму. — Анерия, не спи!

За переодеванием последовал черед прически и, пока челядинка с помощью раскаленного прута и сапфировых шпилек выстраивала сие пышное сооружение, Меланья откинула крышку резной шкатулки, изнутри бархатом обитой, и выбрала украшения.

Стоило увидеть Зоека невредимым, и небывалое, незнаное до того спокойствие снизошло на ее душу, равновесие коей теперь вряд ли что пошатнуть могло.

Когда все было одето, застегнуто, закреплено, затянуто и обуто, молодая женщина окинула взором отражение в зеркале, довольно хмыкнула и вышла к давно поджидавшему крестному. При каждом резком наклоне головы возникало опасение за шаткую прическу: хоть на нее и ушло две дюжины шпилек, закрепить как следует не удалось.

Стольник оглянулся и оцепенел. То ли яркий, броский и роскошный наряд, то ли само возвращение Зоека неимоверно изменили воспитанницу. Если сравнивать с прошлыми неделями, сейчас перед ним стояла абсолютно иная женщина, которую вполне можно было спутать с княжьей невестой.

— Х-х-хороша, — едва выдавил Стольник.

— Я решила, что пришла пора снять траур. Верно?

— Да-да, конечно...

— Не рано?

— Да. То бишь нет, вовсе не рано... Ты все правильно решила, Мелюшка, я рад, ей-Богу, рад!.. Это из-за него?

Меланья промолчала, а Стольник потом долго корил себя за глупый вопрос.

* * *

Княжеская свадьба проводилась в основном по тем же традициям, что и селянская, разве что без смотрин и, понятное дело, с несказанно большим размахом, шиком и лоском. Сперва провожали заканчивающиеся холостую и девичью жизни (у жениха, ибо ехать к невесте обычно было накладно), затем справляли венчание, а после — снова застольничали.

Первым потрясением для собравшихся в "небесной" зале гостей стала Меланья. Только они со Стольником и Ежкой вошли, тут же затихли разбавленные серебристым смехом разговоры, и вместо них, как ветер в травах, по головам пошел гулять шепоток:

— Кто с ними?.. Кто это?.. Ах, не может быть! До чего преобразилась!.. Посмотри, не в траурном...

И снимали шляпы забывшиеся мужчины, и убирали веера от лиц пораженные женщины, которым не до излишне восторженной реакции мужей было. Освещенный той особой улыбкой Зоек вышел навстречу, поклонился, протянул руку. Не раздумывая, Меланья вложила в нее свою, и они прошествовали к столам. Садиться до прихода жениха и невесты воспрещалось, так что все ждали их стоя.

— Панну Меланью прям не узнать, — шепнул Зоек.

— Это плохо?

— Отнюдь... Я думал, витраж вашего характера уже целостен, но вы снова явились пред мои очи незнакомкой.

Тут мужчины стали кланяться, женщины — приседать в реверансах, и Меланья с Зоеком, обернувшись, завидели на входе в залу жениха и невесту. Последняя мигом затмила вдовицу, окончательно поразив гостей.

Как всегда, по незнанию ли, из-за опасений или буйств фантазии людские языки исковеркали правду, перекрутили ее до неузнаваемости. Вместо дикарки в зал вплыла прекрасная молодая дама, с осанкой величественной и гордой, точно изгиб лебяжьей шеи. Умопомрачительной красоты белоснежное платье, пушистые перья цапли на коем брильянтовые броши держали, золотая с крупными жемчугами сеть на льняно-белых волосах, воистину княжье выражение лица... Да хоть раз воочию видевший хмарянскую принцессу и под пытками не осмелился бы обозвать ее дикаркою!

Потех сиял улыбкой, словно красно солнышко, а она была холодна, точно ледяная глыба, не совершала ни одного лишнего движения, будто заводная заморская кукла, стоимость каковой, по слухам, приравнивалась к небольшому лядагскому замку.

С первого взгляда жених и невеста казались абсолютными противоположностями, у которых, однако, была вполне реальная возможность ужиться и даже полюбить друг друга — пусть не сразу, со временем.

Первым очнулся герольд, чье пиханье вывело из ошеломления фанфариста.

— Его Высочество ясновельможный князь Потех с прекрасной Жерманкиной, принцессой царствия Хмарянского! — громогласно объявил герольд, когда пропели, наконец, трубы. В молчании, полном шорохов одежд и бряцанья сабель, вошедшие проследовали к своим местам во главах разных столов. За принцессой тянулся сладкий с горчинкой шлейф фиюшного аромата, повергая в зависть едва ли не всех учуявших его женщин.

После первого тоста во здравие и счастие молодых, Стольником произнесенного, играемая музыкантами мелодия сменилась с этакой ненавязчивой на танцевальную, и князь с невестою традиционно открыли празднество картолем. За парой молодых в пляс пошли остальные, в том числе и Зоек с Меланьей.

По истечению полупечинки, когда гости более-менее разгулялись, панство расселось по каретам и отправилось к главному городскому собору, лет шестьдесят назад возведенному князем Ияковликом, дедом Потеха. Место венчания оцепили десятки городской стражи, не подпуская жаждущий поглазеть народ. Самые ловкие зеваки взбирались на деревья, статуи и крыши, а прочие невозбранно шумели, тщетно пытаясь разглядеть пестрящую роскошами вереницу знати или хотя бы шутов в ее конце. Места у всех выходящих на площадь окон были куплены еще за неделю, причем стоили они недешево, особенно третий и выше этажи. С двадцать музыкантов оглашали соборные своды торжественной мелодией, кою, впрочем, из-за толпы горожан можно было услышать только вошедши. Изнутри собор сверкал золотом и платиной отделки, да не просто сверкал, а буквально ослеплял, заставляя щуриться.