А потом я увидел свет. Море надо мной становилось все ярче и ярче по мере того, как сквозь него проникал солнечный свет, теперь, когда было меньше препятствий.
Наконец, это всплыло на поверхность, и я почувствовал, как у меня перехватило дыхание. Не потому, что небо было красивым, хотя оно было красивым, а потому, что я мог видеть весь Броктон-Бей со своего места на балконе, от небоскребов, которые зияли к небу в середине, до более коротких, приземистых жилых комплексов дальше, вниз. к жилым домам по внешним краям.
Без всяких подробностей, конечно. Даже когда мои глаза были зафиксированы на таком расстоянии, все это было просто расплывчатыми цветными пятнами в форме квадратов и прямоугольников. Миниатюрные точки в приглушенных коричневых, тускло-красных и бледно-пастельных тонах.
И вокруг этого города тоже возвышались стены моего замка, вздымающиеся вверх и вверх, как и мой фальшивый лорд Камелот во время битвы с Левиафаном. Они потянулись к небу, простираясь достаточно высоко, чтобы затмить маленькие домики, которые теперь стояли в их тени, достаточно высоко, чтобы дважды сравниться с самим Левиафаном, а затем остановились, окружив весь город.
Пыль и грязь падали со стен, вырвавшихся из-под земли. Вода стекала по стенам, окружавшим залив, отбрасывая миниатюрные радуги, когда сквозь них струился солнечный свет. Знамена со знаменем Нимуэ развевались на ветру, гордо заявляя всем, кто смотрел, кому принадлежит Броктон-Бей.
И как только все уладилось, я что-то почувствовал щелкнуть, как все стало моим по правде.
В этом и заключалась истинная функция этого замка. Дело не только в том, что он был модульным и легко модифицируемым. Дело не только в том, что я мог складывать столько чар, сколько мог, в стены. Это было не что-то такое простое.
Дело в том, что он определил окруженную территорию как "Королевство Нимуэ".
Это звучало просто, не так ли? Может быть, несложно. Мол, "и все?" Но именно это сделало его таким невероятным, таким мощным. Теперь все в этих стенах принадлежало мне. Все. Даже, в какой-то степени, законы физики.
Раньше я непреднамеренно шел по стопам Хепри. Лунг, Бакуда, Катушка, Ехидна... Сам того не желая, я шла ее путем.Я все еще не был уверен, была ли это судьба, или я слишком много работал, чтобы избежать их, не покидая город.
Теперь ... Так вот, я сделал это специально. Я сделал этот шаг, полностью зная об этом.
Теперь Броктон-Бей был моим. Во всех смыслах этого слова.
И мне нужно было выселить нескольких нежеланных гостей.
— o.0.OO0.o —
Контроль над городом по умолчанию означал контроль лей-линий. Нельзя сказать, что я мог получить к ним доступлегче, чем раньше, но сейчас не составит большого труда добраться до них, когда сам город был моим. Я мог использовать несколько методов, хотя некоторые из них сводились к телепортации той или иной полосы.
Это означало, что у меня было довольно простое решение проблемы Падших в городе, теперь, когда у меня была Ага-Гира, которая защищала меня от их анти-мыслителей: я мог найти их, загипнотизировать и заставить их сдаться. Вероятно, это был самый простой, самый быстрый и эффективный способ сделать что-то. Совершенно бескровный, почти гарантированный успех, если ни одному из пассажиров не удалось найти способ прорваться через него.
Если подумать, это не совсем невозможно, но и не то, о чем я сильно беспокоился.
Это был не тот план, над которым я работал следующие пять часов или около того.
Нет, потому что мое первое выступление после того, как я поднял свой замок из-под бухты, должно было сказать что-то о том, как я собираюсь действовать в будущем. Освоение культистов с середины города, безусловно, отправит сильное сообщение, может быть, даже полезное, но оно также скажет всем: "Я могу связаться с вами отовсюду, и вы ничем не можете меня остановить".
Гленн слишком хорошо меня научил. Хепри тоже хорошо. Что бы ни. Проблема с этим сообщением заключалась в том, что оно дало бы обычным гражданам повод бояться меня тоже, а теперь, когда я не был из прихода и теоретически не находился под пятой правительства ... Что ж, добрая воля, купленная мной за убийство Левиафана, только длиться так долго. Со временем люди начнут думать обо мне как о тиране, военачальнике. Я был уверен, что люди на PHO будут сравнивать меня с Нилбогом еще до того, как закончится ночь.
Я не хотел этого. Хепри, когда она контролировала часть залива, была фигурой поляризующей. Отчасти потому, что она была злодейкой, отчасти потому, что она незаконно претендовала на территорию. Если вы жили в той части Броктона, которую она называла своей, она была единственным, кто удерживал их вместе и делал жизнь сносной. Если вы жили за пределами Броктона, она была негодяем, узурпировавшим законную власть.
Я должен был избегать этого кадрирования, что означало отсутствие Мастеринга, а это означало, что я должен был подойти ближе, лично, и своими двумя руками, так сказать, уничтожить Падших.
Это было нормально. В какой-то степени я даже предпочел это.
Убийство этой девушки перешло черту, которую я не хотел позволять им уйти.
Это не было похоже на Бакуду, где я попал в ловушку именно потому, что намеревался ее вскрыть. Я не собирался давать им шанс дать отпор, я не собирался давать им возможность ускользнуть, я не собирался позволять им вызывать подкрепление. Я собирался обрушиться на них жестко, быстро и победить их, прежде чем они даже узнают, что происходит.
Я собирался раздавить их.
... Может быть, это было слишком драматично.
У меня не было возможности атаковать их и убить всех, прежде чем они смогут дать отпор. Не без Медеи — и это было заманчиво, потому что это было бы легко, но это также зашло бы слишком далеко в сторону "доброжелательности". Да, я хотел, чтобы меня считали непобедимым, но я также хотел, чтобы мои враги дважды подумали, прежде чем преследовать меня.
Так что я сделал то, что сказал раньше: когда мне что-то было нужно, а у меня этого не было, я сделал это.
К тому времени, как я был готов реализовать свой план, было уже темно. Я обязательно дождался заката, когда все свернулось и затихло, а люди начали расслабляться и становиться неряшливыми. Еще не было достаточно поздно, чтобы быть очевидным временем для атаки — я должен был представить, что Падшие будут лучше подготовлены к трем часам ночи, когда они могли ожидать нападения посреди ночи, — но было достаточно темно. Номера на моем телефоне показывались через несколько минут после одиннадцатого.
Тогда я покинул свой замок в своей базовой форме Разрушителя, с пузырьком с жидкостью в одной руке и завернутым в плащ-невидимку, смытый в бухте во время битвы с Левиафаном — я совершенно забыл об этом после инцидента с Ехидной. , но его было достаточно легко вернуть с помощью Нимуэ. Когда я пробирался в город, он оставался у меня на плечах.
Как только я прошел достаточно далеко, я вскочил на ближайшую крышу, ветер развевал меня плащом, и присел. Как можно быстрее я снял корону, плащ и кольцо, отложив их в сторону.
"Набор. Установить."
Между одним вдохом и другим я стал Хасаном Сотни Ликов, как будто надевал старую пару одежды, которая почему-то все еще сидит. Мне казалось, что с тех пор, как я последний раз использовал одного из своих убийц, прошла целая вечность, и по сравнению с тем, как часто я использовал таких, как Медея, я полагаю, что это было так.
Когда изменения закончились и я снова достаточно привыкла к худощавому, почти долговязому телу Хасана, я собрала свои припасы и надела корону обратно на голову, а затем накинула плащ-невидимку на плечи. Было немного странно с маской на пути, но никаких проблем не было.
Скорее всего, не было бы ничего плохого в том, чтобы просто довериться скрытности Хасана, чтобы доставить меня туда, где мне нужно было остаться незамеченным, но плащ-невидимка обеспечит это.
Достаточно экипированный, я снова начал свой путь через город к тому месту, где Падшие решили спрятаться.
Сначала я был удивлен, когда понял, что они укрылись в соборе, одном из старейших зданий в городе — они существовали еще до того, как город стал городом, насколько я знал. Раньше церковь проводила там мессу каждую субботу, воскресенье и среду, а затем где-то в соответствии с этим стало каждое воскресенье, а затем пришел Левиафан и, как и большинство других вещей, собор был закрыт в ожидании проверки.
Однако, когда я подумал об этом, в этом появился некоторый извращенный смысл. Я не совсем понимал систему убеждений Падших. Я знал, что это культ, поклоняющийся Endbringers, но я не знал, вложили ли они это в какое-то предыдущее религиозное убеждение или создали новое, основанное на них.
В любом случае, где еще вы можете найти религиозную фундаменталистскую группу, кроме церкви?
Мне потребовалось минут десять, чтобы добраться туда на моей скорости, прыгая по крышам. Собор находился между границей города и внешней, более короткой части города между такими местами, как почта и жилой район, зажатый между центром города и Старым городом.
Я приехал и обнаружил, что он охраняется. Не очевидно, по крайней мере, не настолько очевидно, чтобы привлекать внимание, но снаружи было несколько человек, которые ходили по откровенно очевидным маршрутам патрулирования. Для нормального человека, я полагаю, они бы на это не смотрели. Но глаза Хасана были натренированы замечать это, так что я все равно это видел.
А там на колокольне сидел человек в бронежилете. Почерневший, с когтистыми рукавицами и рогами, закидывавшимися через голову.
Элигос.
Если бы мне понадобилось какое-то подтверждение...
" . "
Моя тень растягивалась, росла и раскалывалась, и в одно мгновение еще несколько из меня проскользнули к существованию, словно срывая пелену реальности. Как и в случае с Бакудой, на каждого наблюдателя приходилось по одному, но теперь по одному на каждого, чтобы не было никаких сюрпризов.
"Идти."
Они разбежались, каждый к своей цели, и я устремился вперед под прикрытием своего плаща-невидимки, взбираясь на собор один прыжок за шагом, пока не достиг вершины.
Вблизи Элигос выглядел так, как я ожидал. Как будто Хепри его запомнил. Почерневшие доспехи, когтистые рукавицы, обсидиановые рога, закатывавшиеся над его головой. Это было достойное подобие Бегемота, хотя я бы не сказал точного звонка.
Я сразу понял, что ему скучно и немного холодно, стоя на вершине колокольни. Наверное, хотелось бы, чтобы он был внизу внутри, вместо того, чтобы дежурить в своем костюме.
Для него тоже могло быть лучше. Но мне так было удобнее.
Я выпрыгнул из-под плаща, как паук — к тому времени, когда он повернулся, чтобы сдержать шум, я уже был на нем, мои ноги обвивали его руки и прижимали их к его бокам, мои руки обвились вокруг его шеи, когда я надавил на него. его сонная артерия. Потребовалось всего несколько секунд, чтобы потушить его, как свет.
Прошло мгновение, пока он боролся, не в силах поднять руки и слишком запаниковал, чтобы сопротивляться. Он рухнул назад, наполовину пытаясь заставить меня отпустить, но я выдержала удары пола по позвоночнику, как будто это было ничто.
Еще одно сердцебиение. Его борьба ослабла. Порыв ветра вырвался из его кожи, но он был слишком слабым, чтобы заставить меня уйти.
"Спи", — выдохнула я ему в ухо.
Еще одно сердцебиение. Небольшой вздох. Элигос обмяк в моих руках.
Я осторожно отстранилась от него, проверяя, жив ли он. Когда я наклонился ближе, его дыхание прерывалось под его маской.
Хорошо. Он не отделался так легко.
Я сел и стал ждать, не сводя глаз с Элигоса на случай, если он пошевелится. Оглядываясь назад, я, вероятно, должен был приготовить снотворное, чтобы вырубить стражников, поскольку подобные методы были гораздо менее надежны для того, чтобы держать кого-то подальше в течение длительного периода времени.
Может быть, если бы у меня было больше времени. Но пять часов едва хватило , чтобы закончить все то , что я ужесделал для этого.
Один за другим мои другие "я" сообщали об их успехе, и другие охранники были сняты, включая еще два плаща, которых я не сразу узнал, но которые были сняты так же, как и Элигос — больше Шейкеров или, может быть, Мастеров, учитывая какие сектой Падших, с которой я имел дело. Мне хотелось найти лучшее место для их размещения, а не просто таскать их всех в переулки и скрывать из виду, но все, что я сделал, привлекло бы внимание культистов в соборе и полностью разрушило бы точку зрения.
Это все они.
Я оставил других себя, чтобы присматривать за вещами, затем поднял свой плащ и брошенный с ним флакон и открыл люк колокольни, чтобы спуститься в сам собор. Я полз, придерживаясь тени, пока не оказался на верхнем этаже главного зала собора, и когда я наклонился, чтобы посмотреть вниз, то обнаружил, что весь первый этаж буквально кишит падшими культистами.
Пять, десять, пятнадцать, двадцать... Там должно было быть не меньше тридцати или сорока человек. Как им удалось пробраться в город так много?
Туризм, я понял через секунду. Туризм, от всех, кто хотел увидеть город Надежд. Я понятия не имел, сколько людей действительно совершило "паломничество" к Броктону после Левиафана, но меня не удивит, если их окажется тысячи.
Я снова посмотрел вниз. Все скамьи были отодвинуты в сторону, где они могли, чтобы освободить место для столов и стульев. Весь зал гудел от звука их разговоров, как в кафетерии в Аркадии. Я мог видеть ружья, штурмовые винтовки с гладкими черными корпусами военных, охотничьи ружья с полированными деревянными ложами, даже пистолет или два, привязанные к бедрам.
Больше никого, кто кричал: "Мыс!" как это сделал Элигос. Валефор, вероятно, находился в одной из задних комнат.
Это было нормально. В любом случае, я хотел разобраться с ним лично.
Я спрыгнул с балкона и приземлился со всей грацией балерины на балку стропил, тихонько на цыпочках, пока не занял удобное положение. Затем я вытащил пузырек и посмотрел вниз.
Вот так.
Пробка на флаконе с легкостью отскочила, и на мгновение я остановился, опасаясь, что кто-то мог услышать звук, эхом отражающийся от пещерных стен, но люди внизу не подавали никаких признаков того, что они считают что-то не так. Я глубоко вздохнул и задержал дыхание — больше из соображений предосторожности, чем что-либо еще, поскольку корона, вероятно, защитила бы меня в любом случае, — а затем наклонил флакон набок и вылил содержимое.
Вязкая пурпурная жидкость внутри скользила по стеклу, змеевидная и коварная, и стекала на пол далеко внизу. Он пролетел около пятнадцати, может быть, двадцати футов вниз, а затем растворился в воздухе, превратившись из густой сиропообразной жидкости в тяжелый пурпурный туман, опускаясь на людей внизу, как песок в песочных часах.
На мгновение никто не заметил. К тому времени, как он добрался до первого этажа, туман рассеялся достаточно, чтобы стать не чем иным, как отблеском, отражающимся всякий раз, когда свет попадал в него точно, влажным холодом в воздухе, цеплявшимся за одежду и кожу. Но по мере того, как из моего флакона выходило все больше и больше, оно собиралось вокруг их ступней и лодыжек и медленно поднималось вверх, чтобы вдохнуть.
