Противники разлетелись в разные стороны. Като, ощущая, как просел уровень его духовной энергии, поднялся. Его противник так же встал на ноги, улыбаясь.
— Ты думал, что никто никогда не придумает, как с тобой сражаться?
Като удивился. А затем провел пальцами по лицу, срывая отслоившуюся кожу. Толстяк улыбнулся, призвав крупную бутыль и присосавшись к ней. Като дернул рукой, и с ладони сорвался луч чакры. Но толстяк поймал его своей ладонью, чтобы тут же бросить бутыль в Яманако, и броситься в атаку самому.
Бутыль пролетела сквозь Като, а летящего в него толстяка, занесшего руку для удара, поймал потоком сенчакры. Толстяк рухнул лицом в землю, и тут же получил удар ногой по лицу, от которого вернулся в вертикальное положение. Като сблизился, нанося удары руками. Но если удар левой руки врезался в жесткий блок, но на удар правой толстяк ответил сам. Кулаки столкнулись.
И рука Като посыпалась.
Последовавший за этим удар ногой отбросил Яманако назад, но не уронил на спину. Като перевернулся в воздухе, встав на ноги и растворившись в мерцании, нанеся толстяку сразу несколько ударов. Но все его атаки продолжили вязнуть в защите, не нанося противнику заметного ущерба. И потому Като шагом ушел в сторону, выходя из боя.
Его изломанная правая рука отделилась от плеча и упала на высохшую до состояния мелкого песка землю. Одежда вместе с кожей слезала с тела, обнажая реальную сущность сеннина. Обожженный однорукий труп, лишенный глаз, волос и большей части зубов. Труп со светящимися изнутри пустыми глазницами и покрытый жилами истекающей из тела сенчакры.
Толстяк призвал бутыль и присосался к ней, продолжая взглядом наблюдать за противником. Перестав пить, ухмыльнулся:
— Ты не первый крутой парень, с которым я сражаюсь. Вас, неубиваемых, на моем пути было много. Ты — одиннадцатый. Или двенадцатый.
Като улыбнулся бы, если бы мог. И он размышлял. Как-то неожиданно осознал, что ему не хватает игрушек. Тот, другой, облаченный в доспехи, наверняка таскал на себе небольшой арсенал, который сейчас был бы совсем не лишним. Като подошел к окончательно разрушенному во время боя сараю, чтобы достать из руин вилы. Наступил на черенок и оторвал оставшейся у него одной рукой зубья. Три штыря он положил в рот, удерживая зубами, один перехватил в ладони обратным хватом и начал подавать чакру. Много чакры, простой металл даже засветился от внутреннего нагрева.
Толстяк перестал пить и отбросил бутыль.
— Почему ты больше не улыбаешься? Я тебя больше не радую? — спросил Като, способный воспроизводить звук даже с закрытым ртом, двинувшись на противника.
Толстяк призвал другую бутыль, маленькую, и быстро отпил из нее. Покачнулся и, перейдя в характерную стойку, прыгнул к Като. Тот размазался в мерцании, нанося одновременные парные удары импровизированной иглой. Он уже чувствовал, что духовная энергия не восстанавливается, хотя должна была. Но игра на грани жизни и смерти... Это было привычно.
Он перестал защищаться. Пропустил два удара, но игнорируя свою защиту, достал толстяка. Загнал железку в плечо, прежде чем отлетел назад от удара. Резко поднялся и снова рывком сблизился. Толстяк потянулся к воткнутой в плечо железке, но не успевал, уклоняясь от новый выпадов противника. Като бил ногами, меняя стойку и удерживая дистанцию. Толстяк попытался поймать ногу противника, но тот на миг перешел в бесплотное состояние и вырвался. Попытка сближения — Като шагом уходит в сторону или за спину толстяку. Не атакует сам, только обозначая атаки. Но не дает подобраться к себе. И не дает вытащить из кровоточащей раны железку.
Снова мерцание. Толстяк уже не пытается достать противника, отлично зная, что тот и не будет защищаться, разменивая удар на удар. Толстяк пытался блокировать атаку, но получил железку, воткнувшуюся в ладонь, которую Яманако тут же загнул. Новая атака, Като бьет ногами, по высоте, целясь в голову. Бьет, зная, что толстяк блокирует такие атаки руками. Ладонями. Ладонью, в которую воткнут железный штырь. Он атакует, чувствуя, что тратит силы. Тратит, но не устает. А вот толстяк устает, становясь медленнее, начиная совершать ошибки.
Вместо очередного удара мерцание, и штырь входит в бок толстяка. А затем Като изворачивается, нанося удар ногой снизу вверх, в подбородок противника, отбрасывая его назад. Последний штырь ложиться в ладонь, и не желающий сдаваться или проигрывать сеннин переводит взгляд пустых глазниц на поднимающегося с земли противника. Толстяк сплевывает кровь. Штырь вошел очень точно, толстяку очень больно и плохо. Он — живой человек, несмотря на то, что сеннин. Совсем не то, что представлял собой Яманако.
Като рывком сближается, ощущая, как утекает энергия. Ее остается так мало, что он начинает это отчетливо ощущать. Толстяк не может драться в полную силу. Одна рука травмирована, штырь в боку сильно стесняет движение тела. Пара ударов ногами, смещение в сторону и взмах. Острие оставляет на лице толстяка глубокую борозду, от виска, через лоб и бровь, травмируя глаз, оставляя рваную рану на скуле и задевая нос. Толстяк не выдерживает, прикусывая палец и прыгая спиной назад, разрывая дистанцию. Като перехватывает штырь и швыряет за ним. Железка втыкается у основания шеи, но недостаточно точно. Толстяк кладет ладонь на землю и в следующую секунду исчезает в искажении пространственной техники.
Като пошатнулся. Он остановил режим сеннина, сводя расход сил на минимум. Но духовная энергия продолжила утекать. Они что-то сделали. Противники что-то сделали. Из дыры в стене замка выскочил Итачи, приземлившись рядом. Учиха хотел что-то сказать, но запнулся, увидев состояние Като и осматривая его шаринганом.
— Что со второй?
— Отступила, — ответил Итачи. — Какого биджу с тобой происходит.
Като поднял ладонь и посмотрел на нее, понимая, что не видит обычным взглядом. Плоть на ладони будто испарялась, медленно исчезая.
— Он — настоящий.
Учиха не понял, о чем речь.
— Курохай. Он — настоящий. А я — только копия, — он опустил руку и перевел "взгляд" на Учиху. — Мне нужно попрощаться с Ино.
И исчез в короткой и совсем не яркой вспышке света.
Глава 4/6.
Следы прошедшего боя я различил издалека. И снова я куда-то не успел. Внутри начало разгораться раздражение и желание кого-нибудь убить. Убить самым жестоким способом.
Последний прыжок, и мы с Заку останавливаемся на месте сражения. Земля высохла и потрескалась. Повсюду борозды от атак и движений противников. Половина хозяйственных построек в руинах, остальные сильно побиты. В стене замка приличная дыра. Несколько членов клана Инудзука выводят людей из замка к повозкам. Напрягаюсь, осматривая замок. И металлический кулак сжимается до тонкого скрипа.
— Приготовься к бою, — приказываю Заку.
Тот кивает, перехватывая закрепленный на поясе за спиной клинок. Не используя техник иду к входу. На взгляды синоби отвечаю движением руки, чтобы продолжали работать. Их это не касается. Просто в замке есть двое, кто сейчас будет отвечать на мои вопросы. А потом, вероятно, я буду их обоих убивать.
Прошли через холл, обратив внимание на лежащие у стены трупы людей. Вопросы множились. Поднялся по лестнице и свернул в коридор, зная, что он меня уже заметил. И Като вышел мне навстречу, отлично понимая, что Учиху я буду сначала бить, а только потом задавать вопросы. Впрочем, я и его бы начал сначала бить, а только потом задавать вопросы. Меня останавливало его состояние. Он выглядел так же, как и я, до того, как нашел способ сохранять свое состояние. Будто смотрю в зеркало.
— У меня мало времени, — сразу предупредил Като. — Поэтому давай обо...
Моя стальная рука сомкнулась на его шее, приподняв над полом.
— Они разрушили мою деревню. Убивают моих людей. Ты думаешь, что сможешь найти оправдания?
— Хокаге, — появился за его спиной Итачи.
Появился только для того, чтобы успеть уклониться от атаки Заку. Они оба истощены боем, с кем бы ни сражались. У Учиха даже шаринган не активен.
— Курохай, — Като не дышал, так что моя рука не мешала ему говорить. — Я все расскажу. Давай не будем здесь драться. Рядом Ино и Иноджин.
Сильнее сжал пальцы.
— У меня целая деревня таких, как Ино и Иноджин.
— Тогда дай мне рассказать... У меня все равно почти не осталось времени.
Он, это я. Часть меня. Или что-то в этом роде. У него действительно должны быть причины. Вопрос лишь в том, приму ли эти причины я?
— Заку.
Поединок замер.
— Давай пройдем в мой кабинет, — предложил Като.
Я отпустил ладонь и позволил Като показать, куда идти, хотя и сам понимал, где именно находится кабинет. Перевел внимание на пытающегося отдышаться Учиху и сообщил:
— Саске убит.
Итачи замер и забыл, как дышать. Като тоже остановился, оглянувшись на меня.
— Это точно? — спросил Учиха, с трудом найдя в себе силы на этот вопрос.
— Не задавай тупых вопросов.
Развернулся и двинулся в кабинет. Заку убрал оружие и двинулся за мной. В коридор вбежала Хана, остановившись и осмотрев нас. Я знал, что за вопрос крутиться у нее на языке.
— С твоей матерью все в порядке, насколько это возможно, — и понял, что хочу сказать кое-что еще. — Сожалею о твоем брате.
Оракул в чем-то права. Теперь я связан со всеми коноховцами. Теперь нас всех кое-что объединяет. Их будущее — моя цель. Их смерть — мой провал. Не важно, кем меня видят и как ко мне относятся. Просто по-другому нельзя. Это и значит — быть Хокаге. Пусть я и сейчас отношусь к этому с изрядным цинизмом и скепсисом, но я не могу этого не понимать. Потому что, если убрать эту связь... что останется? Зачем тогда вообще я во всем этом участвую? Зачем все это делаю?
Като вошел в свой кабинет и, по привычке очевидно, потянулся за бокалом и бутылкой. Но вспомнил, что сейчас не в состоянии нормально пить.
— Говори.
Он кивнул, сев в свое кресло.
— На нас напали двое, сеннины. Куноити, что использовала копию техники Бога Грома, и бухающий толстяк с призывом панд.
— Я знаю, кто это. И это сейчас не важно.
В кабинет вошел Итачи, встав у двери.
— Он помог мне вернуться, — Като кивнул на Учиху. — Он и еще один, Тоби.
— Обито Учиха, — поправил я.
Итачи удивился:
— Как вы его узнали?
Но я его проигнорировал, ожидая объяснений от Като.
— Они помогли мне вернуться и заключили со мной сделку. Я помогаю им построить ритуальную комнату, способную направить силу Богини Кагуи. А они помогают мне с моей затеей.
Не удержал давление Ки. Человеческая глупость неискоренима, похоже.
— Ты знаешь, зачем они хотят воссоздать ритуал?
Като махнул рукой, позволяя ответить Итачи.
— Перераспределение чакры между всеми людьми. Не будет сверхсильных синоби, вроде тебя или меня. И не будет простых людей. Все станут примерно равны.
— Идиот, — констатировал я, не оборачиваясь. — Объясняю специально для тупых, слепых, недалеких и больных на голову. План Тоби и Нагато в том, чтобы превратить всех людей, которые это перенесут, в небольших биджу. Состоящих практически из чакры существ, условно бессмертных и неуязвимых. Вот только этот план сам по себе лишен смысла.
— Откуда такая уверенность? — спросил Итачи.
Ответил ему Като:
— Посмотри на нас с Курохаем. Да, такое состояние не лишено своих преимуществ, но... Мы бесплодны. Да и многие радости жизни можем ощущать очень... условно.
Итачи нахмурился:
— А почему ты уверен, что у них именно такой план?
— Потому что то, о чем ты говоришь, лишено смысла, Итачи. Я разговаривал с Курамой. Вам он известен, как Кьюби.
— Девятихвостый? — уточнил Като. — Он может говорить?
— Теперь может. Наруто, ценой своей жизни, его стабилизировал. Кагуя была всего лишь одной из них. Она не была настоящей богиней, даже когда достигла пика своей силы. Все намного проще, Итачи. И хуже. Чакра, которую ты хочешь разделить между всеми, — сейчас было бы уместным рассмеяться. — Она и так разделена между всеми, Итачи. Наш мир разделен. И не знаю, что находится за барьером. Но здесь, все мы, синоби и люди, и так имеем доступ к чакре. Одинаковый доступ. Любого человека можно сделать синоби. Сложно, трудоемко, но можно. Любой синоби может достичь уровня Каге или сенинна. Потребуется время, ухищрения, но на это способен любой. А между биджу разделена не сила, Итачи.
Учиха и Яманако молча осознавали услышанное. Я а закончил:
— Они — это ключ от замка. А замок закрывает наш мир от пространства, из которого сюда и пришла чакра. Если открыть замок, все мы, все разумные в этом мире, сойдем с ума и станем толпой бешеных биджу. Сейчас нас спасает то, что мы крайне слабы. Курама и остальные, которые сейчас называются хвостатыми, были очень сильны, и попали под влияние первыми. Потому и превратились. Благодаря Рикудо они остановили процесс, но не смогли обратить. Наш мир был двойным. В одной плоскости жили люди, в другой — разумные существа, вроде кицуне, тануки и всей прочей разнообразной братии. Но Кагуя, к моменту, когда биджу и Рикудо объединились, уже соединила две плоскости в одну. До меня дошел только пересказ Курамы, так что я даже не знаю, как именно существовал мир до объединения. Но все это едва не стало катастрофой, которая могла вообще уничтожить наш мир.
Это не была абсолютная правда. Скорее результат моих умозаключений. Но, судя по тому, что чакра уже сделала, я не далеко от истины.
— То, что они затевают... Это не спасение всего мира, это нечто иное. Тоби, он же Обито Учхиа, неизвестно как выживший. Нагато, вероятно, Узумаке, носитель Риннегана. И культ, которому это тоже зачем-то нужно. С культом все ясно, они хотят уничтожить всех синоби, или лишить нас силы. Их могли ввести в заблуждение, или наоборот, они знают больше, чем хотят показать. Я не знаю, что можно сделать с собранными воедино Биджу. Но сомневаюсь, что что-то хорошее.
И в этом месте Итачи выдохнул:
— Муген Тсукуеми.
Сеннины обернулись на него.
— Что?
— Техника, — ответил Итачи. — Муген Тсукуеми. Это пространственно-временная техника, являющаяся завершенной формой Тсукуеми. В зависимости от вложенной силы можно создать пространство — отражение. Я случайно узнал... И...
Его лицо выразило удивление и осознание.
— Курохай. Есть техника — Изанами. Она корректирует реальность. Например — позволяет избежать смертельного удара, изменив реальность так, будто удар не достиг цели. А если благодаря вложенной чакре Тсукуеми позволяет изменить реальность вообще?
— Это чушь, — отозвался Като. — У всего есть пределы. А такие техники, если бы они существовали, разорвали бы наш мир на части.
Но я был с ним не согласен.
— Вообще-то его предположение не лишено разумного зерна. Я уже сказал, что Кагуя сделала двойной мир единым. Да еще и оградила одну часть мира от всего остального. Оградила не своей силой, а вообще. Это не техника, которую нужно подпитывать, это искажение реальности.
Като качнул головой:
— У тебя крыша едет, Курохай? Мир реален, и все в нем подчиняется определенным законам.