Устройство аккуратно выскользнуло. Прядильщица что-то пробормотала, ее лицо побледнело под аляповатой краской.
Мастер стрел поднял окровавленный артефакт. Это был еще один крюк. — Кто-то стреляет в нас, — спокойно сказал он.
— Стреляют? — Уваров повернул слепое лицо к Морроу. — Что это, бумажная душа? Суперэт теперь вооружает вас всех?
Морроу сделал несколько шагов вниз по трапу, дальше на освещенную палубу номер два, и заглянул вниз.
К нему по трапу поднимались четыре человека: две женщины и двое мужчин, одетые в серую, поразительно обычную рабочую униформу. Они выглядели испуганными, даже сбитыми с толку; но их продвижение было уверенным и размеренным. Они направляли устройства ему в грудь. Он прищурился, чтобы разглядеть эти устройства: полосы блестящего металла, изогнутые в кривые с помощью отрезков троса.
— Я в это не верю, — прошептал он. — Арбалеты. У них с собой арбалеты.
Оружие, очевидно, было изготовлено из материала, добытого из внутренних перегородок. Оно, должно быть, было изготовлено в мастерских четвертой палубы — возможно, всего в нескольких ярдах от того места, где Морроу провел десятилетия, изготавливая кольца для лазания, храповики, оправы для очков и части столовых приборов для лесного народа, которого он никогда не ожидал встретить.
Одна из четырех нападавших, женщина, подняла свое оружие и начала настраивать его, увеличивая натяжение с помощью небольшого рычага. Она достала из кармана туники крюк и вставила его в прорезь на верхней части арбалета. Она подняла его и прицелилась прямо в него, в его грудь.
Морроу зачарованно наблюдал. Ему показалось, что он узнал эту женщину. Разве она не работает на гидропонном заводе в сегменте 2? И...
Плотная масса врезалась ему в ноги. Его тело швырнуло на твердую ребристую поверхность пандуса, щека ударилась о пол с поразительной силой.
Еще один вздох воздуха над его головой; он снова услышал стук заостренного крюка по металлу.
Рука Мастера стрел легла ему на спину, прижимая его к ребристой поверхности пандуса. — Тебе, черт возьми, лучше проснуться, если хочешь остаться в живых, — прошипел лесной человек. — Давай. Назад по пандусу. Прядильщица, помоги Уварову.
Прядильщица веревок, на предплечье которой все еще была кровь, забралась за кресло Уварова и начала втаскивать его задом наперед вверх по трапу.
Морроу осторожно сел. У него болела щека, болел левый бок — там, где он упал, — и трап под ногами казался удивительно твердым. Искры боли были подобны фрагментам сенсорного взрыва. Он медленно осознал, что не участвовал в драке — или в какой-либо другой физической ситуации — с тех пор, как был молодым человеком.
Рука Мастера стрел схватила его за воротник и оттащила назад, прижав к пандусу. — Пригнись, черт возьми. Смотри на меня. Делай, что я.
Морроу с усилием перевернулся на живот; выступы пандуса болезненно впились в мягкую плоть над бедром.
Мастер стрел согнувшись быстро поднимался по трапу. Он был маленьким, компактным, решительным; его голые конечности извивались по металлу, как независимые животные. Позади него Прядильщица уже оттащила Уварова за пределы прямой видимости, в темноту первой палубы.
Морроу попытался скопировать движение Мастера, но его одежда зацепилась за неровности ската, и грубая поверхность царапала ладони.
Еще один крюк просвистел у него над головой.
Он поднялся на четвереньки и, не обращая внимания на боль в коленных чашечках, опирающихся на неровности поверхности, продвинулся на несколько ярдов по пандусу и перелез через его край.
Мастер стрел оторвал полоску от одеяла Уварова и быстро обернул ею раненую руку своей дочери. Мастер сказал: — Они поднимаются по трапу. Они будут здесь меньше чем через минуту. В какую сторону, Морроу?
Морроу перевернулся на спину и сел, расставив ноги. Он не мог до конца поверить в то, что с ним произошло, и все это менее чем за минуту. — Оружие, — сказал он. — Как они могли сделать его так быстро? И...
Из полумрака первой палубы он услышал лающий смех Уварова. — Ты действительно такой наивный?
Мастер стрел закончил накладывать импровизированную повязку. — Морроу. В какую сторону нам идти?
— К лифтовым шахтам, — прохрипел Уваров из темноты. — Они перекроют все пандусы. Шахты — наш единственный шанс. И шахты проходят прямо сквозь палубы, вплоть до основания купола...
— Но шахты заброшены, — нахмурившись, сказал Морроу. Шахты были закрыты после того, как были заброшены нижние палубы, столетия назад.
Уваров поморщился. — Тогда нам придется спускаться, не так ли?
Морроу слышал медленные, осторожные шаги четверых нападавших, когда они поднимались по трапу.
Палубы были не очень большим миром, и он жил уже долгое время. Он должен был знать этих людей.
И они пришли, чтобы убить его. Если бы кто-то другой имел несчастье оказаться на первой палубе, когда Мастер стрел и Прядильщица впервые просунули головы в люк, тогда, возможно, он, Морроу, был бы сейчас в этом охотничьем отряде, с арбалетами и болтами из добытого металла корпуса....
На него упала тень. Он посмотрел в глаза женщине, работавшей в отделе гидропоники сегмента 2. Она направила ему в лицо сверкающий арбалетный болт.
Раздался свист воздуха.
Женщина поднесла руку к лицу, ладонь с глухим хлопком коснулась щеки. Она упала навзничь и прокатилась несколько шагов вниз по трапу. Арбалет выпал из ее ослабевших пальцев и со звоном упал на палубу.
За упавшей женщиной Морроу мельком увидел, как трое других палубных служащих отступают обратно по пандусу.
Прядильщица веревок опустила свою духовую трубку; под очками у нее дрожали губы.
— Все в порядке, Прядильщица веревок, — настойчиво сказал Мастер. — Ты поступила правильно.
— Морроу, — сказал Уваров. — Покажи им дорогу.
Морроу с трудом поднялся на ноги и, спотыкаясь, отошел от пандуса.
Шахта лифта представляла собой металлический цилиндр десяти ярдов в поперечнике; она поднималась от пола до потолка на сотню ярдов над ними.
Прядильщица веревок, темная повязка которой пропиталась кровью, прислонилась к шахте. Она выглядела усталой, испуганной, подавленной. Она действительно всего лишь ребенок, подумал Морроу.
Но она вызывающе сказала: — Вы, нижние, не привыкли драться, не так ли? Может быть, эти четверо не ожидали, что мы дадим отпор. Значит, они испугаются. Станут осторожными. Это замедлит их...
— Но не остановит, — пробормотал Мастер стрел. Он провел рукой по поверхности шахты, ощупывая небольшие углубления на ее поверхности. — Итак, у нас не очень много времени... Морроу, как мы попадем в... О.
В ответ на случайные тычки Мастера стрел панель скользнула назад и в сторону. Открылся ведущий в шахту дверной проем с закругленными краями, высотой примерно с Морроу и возвышающийся над лесным народом.
Внутри шахты была только темнота.
Мастер стрел просунул голову внутрь проема и осмотрел шахту вдоль и поперек. — На внутренней поверхности есть перекладины. Это похоже на лестницу. Хорошо. По ней будет легко спускаться. И...
Прядильщица коснулась его руки. — А что с Уваровым?
Мастер стрел повернулся к старому доктору, его лицо озабоченно сморщилось.
Морроу с тревогой посмотрел на зияющую шахту. — Мы никогда не сможем донести это кресло, не то что спуститься по лестнице...
— Тогда несите меня. — Изуродованное, помятое лицо Уварова было в глубокой тени, когда он поднял к ним голову. — Забудьте о кресле, черт возьми. Несите меня.
Морроу услышал шаги, эхом отражающиеся от голых стен первой палубы. — У нас нет времени, — сказал он Мастеру стрел. — Мы должны оставить его. Мы не можем...
Мастер посмотрел на него, его лицо было напряженным и надменным под яркой краской. Затем он отвернулся. — Прядильщица, помоги мне. Сними с него одеяло.
Девушка взялась за край черного одеяла и осторожно откинула его. Тело Уварова напоминало обнаженное: истощенное, угловатое, костлявое, одетое в серебристый комбинезон, сквозь который Морроу отчетливо видел выпуклости ребер и таза. Под туникой Уварова были какие-то бугорки: возможно, пакеты для колостомы или аналогичные медицинские принадлежности. Хотя он, должно быть, был такого же роста, как Морроу, тело Уварова выглядело так, словно весило не больше детского. Одна рука лежала на его колене, покачиваясь маятниковой дрожью с интервалом в секунду или около того, а другая обхватила простой джойстик, который, как предположил Морроу, управлял креслом.
Мастер стрел взял Уварова за запястье и осторожно отвел его руку от джойстика; кисть осталась скрюченной, как клешня. Затем Мастер наклонился вперед, уткнулся головой Уварову в грудь и выпрямился, аккуратно подняв Уварова с кресла и положив его на свое плечо. Пока Мастер стоял так, ноги Уварова в тапочках свисали до пола, а колени были почти распрямлены.
Уваров подчинялся всему этому пассивно, без комментариев или жалоб; Морроу, наблюдая за ними, почувствовал, что Мастер привык так обращаться с Уваровым — возможно, он служил старому доктору чем-то вроде обычной медсестры.
Пока Морроу изучал крепкого маленького человечка, почти скрытого своим болтающимся человеческим грузом, он почувствовал укол стыда.
Прядильщица веревок подняла одеяло Уварова и перекинула его через плечо. — Пойдем, — сказала она с тревогой.
— Ты ведущая, — сказал Мастер стрел.
Прядильщица ухватилась за раму открытого люка и аккуратно скользнула в шахту. Она изогнулась, ухватилась за перекладины под дверной рамой и спустилась вниз, скрывшись из виду.
— Теперь ты, Морроу, — прошипел Мастер стрел.
Морроу положил ладони, теперь уже сильно вспотевшие, на дверной косяк. Черт возьми, он был на пятьсот лет старше Прядильщицы. И даже когда ему было пятнадцать, он никогда не отличался гибкостью...
— Шевелись!
Он поднял одну ногу и перекинул ее через край дверной рамы. Рама впилась ему в промежность. Он попытался перекинуть вторую ногу — и в процессе чуть не потерял хватку. Он вцепился в раму обеими руками, чувствуя, как вся поверхность его кожи покрылась холодным потом.
Он попробовал еще раз, медленнее, и на этот раз ему удалось перебросить обе ноги. Мгновение он сидел, свесив ноги над пропастью, глубина которой была скрыта темнотой.
Если шахта была открыта до самого дна жилого купола, то под ним был обрыв в милю.
На мгновение он подумал о том, чтобы выбраться обратно из шахты. Сможет ли он действительно справиться с этим? В конце концов, он мог попробовать сдаться... Но, как ни странно, именно мысль о последующем позоре перед лицом Мастера стрел и Прядильщицы сделала этот вариант невозможным.
Он вытянул правую ногу и осторожно опустил ее. Путь до первой ступеньки показался ему долгим, но, наконец, он зацепился за нее пяткой. Перекладина показалась толстой и обнадеживающе твердой. Он поставил обе ноги на перекладину и выпрямился. Затем, все еще соблюдая предельную осторожность, он повернулся, позволив подошвам своих ног вращаться на металлической перекладине.
Он согнул колени и потянулся к следующей перекладине. Она была примерно на восемнадцать дюймов ниже первой. Как только он спустился на две или три ступеньки и начал привыкать к рутине, держась обеими руками и ногами за перекладины, идти стало легче...
Пока он внезапно не осознал, что спускается в темноту.
Он ни черта не видел, даже металлическую поверхность шахты перед своим лицом или белизну собственных рук на перекладинах.
Он остановился как вкопанный и посмотрел вверх, внезапно отчаянно нуждаясь даже в тусклом освещении первой палубы. Мгновенно он почувствовал тепло босых ног Мастера стрел, топающих по тыльной стороне его ладоней на перекладинах, и неуклюжее давление этих ног на его плечи и голову; что-то стукнуло его по спине — предположительно, ноги Уварова.
Из шахты донесся голос Прядильщицы. — Что происходит?
— Что, во имя Леты, ты делаешь? — прошипел Мастер стрел.
— Мне жаль. Было темно. Я...
— Морроу, твои друзья доберутся до шахты в любой момент...
Что-то металлическое с грохотом отскочило от стен шахты, гулкие удары стали раздаваться все дальше по мере того, как оно падало.
Голос Уварова звучал из области выше ног Мастера. — Поправка, — сухо сказал он. — Они достигли шахты...
Отчаянно, настойчиво Морроу снова начал спускаться.
Лизерль лежала на спине в светящейся водородно-гелиевой смеси, раскинув руки и закрыв глаза, и чувствовала, как вокруг нее медленно танцуют фотоны продуктов термоядерного синтеза. Следуя по своим минутным орбитам вокруг ядра Солнца, длинные линзовидные формы птиц-фотино проплывали мимо Лизерль. Она позволила роящимся птицам успокоить ее, погружаясь в удушающее сердце Солнца, паря, словно во сне.
И, наконец, она добралась до области глубоко внутри Солнца, в которой не производилось никаких новых фотонов.
Много лет назад она и Скоулз были правы. Ядро погасло.
Постоянное высасывание стаями птиц-фотино энергии из ядра Солнца, синтезирующего гелий из водорода, наконец, стало невыносимым. Давным-давно — вероятно, еще до рождения Лизерль — температура ядра упала настолько, что синтез гелия прекратился.
Теперь, когда его сердце уже успокоилось, Солнце переживало свои многолетние предсмертные муки. Несмотря на медленную, продолжающуюся миграцию последних фотонов наружу в результате остановленных процессов термоядерного синтеза, здесь, в сердце Солнца, сохранялось небольшое радиационное давление, чтобы уравновесить тенденцию ядра к коллапсу под действием силы тяжести. Таким образом, погасшее ядро еще больше замкнулось в себе, стремясь к новому равновесию, его температура повышалась по мере сжатия массы.
Лизерль знала, что эти процессы, наконец, произойдут, как в сердце каждой звезды солнечной массы — даже без вмешательства такого агента, как птицы-фотино из темной материи. Как только водород в ядре будет исчерпан, процессы синтеза гелия из водорода в нем прекратятся, и начнется это окончательное оседание ядра, пропитанного гелием.
Разница заключалась в том, что ядро Солнца все еще изобиловало несгоревшим водородом; термоядерные процессы прекратились не из-за истощения водорода, а из-за кражи энергии неутомимыми стаями птиц-фотино.
И, конечно же, Солнце должно было прожить десять миллиардов лет на главной последовательности, прежде чем достичь этого ужасного состояния. Птицы-фотино позволили Солнцу прожить всего миллионы лет, прежде чем вызвать эту дряхлость.
Вокруг него слышался шум его собственного дыхания, мягкий, звенящий звук его рук и ног по металлическим перекладинам, и — еще дальше, искаженные эхом — едва различимые звуки лесного народа, когда они опускались. Стоял всепроникающий запах металла, на который накладывался привкус затхлости.
В темноте Морроу не мог определить время, и только растущая боль в мышцах позволяла измерить пройденное расстояние. Но постепенно — к его удивлению — зрение начало возвращаться, приспосабливаясь к полумраку. На самом деле здесь было довольно много света: наверху, на первой палубе, был открытый портал, и тонкие швы в стенах шахты сияли в темноте, как стрелы серо-серебристого цвета. Он мог видеть смутные, укороченные силуэты Мастера стрел и Прядильщицы, над и под собой; они карабкались с гибкой грацией, как животные. И в самой шахте он мог видеть тень тросов, свисающих, бесполезных.
