— Да. И это, возможно, наш единственный шанс проникнуть туда. На самом деле, наш единственный шанс для первого контакта. О чем люди мечтали веками. Мы должны это сделать. — Грантт огляделся. — Но я собираюсь вернуться сюда в другой раз и подняться на вершину. Какой это был бы вид, соединение трех граней. Как горная вершина высотой в тысячу километров.
— Но не сегодня.
— Не сегодня. Давай заберем этот флиттер.
30
Они должны были добраться до пробоины в корпусе Тайника до того, как она снова закроется — в идеале, Пул с иронией подумал, что им нужно было попасть внутрь и выбраться наружу до того, как брешь закроется.
Итак, они вернулись к флиттеру так быстро, как только позволял их ровер. Пул вел машину агрессивно, игнорируя сигналы и строгие голосовые предупреждения бортового компьютера машины.
Если уж на то пошло, Грантт был еще более нетерпелив, чем сам Пул, и, когда их занесло вниз по пологому склону, образно выругал сопротивляющийся ровер. Пул понял, что эта реакция не обязательно была хорошей. Пул испытывал глубокое уважение к марсианам и их рекордам по выживанию в смертоносном мире, но подозревал, что Грантт, осторожно раскапывающий траншеи в марсианской грязи в поисках следов своей решетки, никогда не сталкивался с ситуацией столь новой, столь полной неизвестных, как эта, и потенциально столь быстро меняющейся.
В то время как Майкл Пул строил пространственно-временные червоточины в середине трубки потока Ио и добывал экзотическую материю из облаков Юпитера.
Никола предоставила им обновленную информацию. — Ваше отверстие остается открытым и стабильным с размером сто метров в поперечнике. На самом деле группы кабинетных философов, которые следят за вашими успехами, удивляются, почему оно должно быть таким большим; оно намного больше, чем любая дождевая капля, которую мы видели. Я придумываю, как нам общаться, если вы все-таки зайдете внутрь. Обшивка корпуса не пропускает нашу связь, даже нейтринный луч, но я могу расположить ретрансляционный зонд над повреждением.
— О, кстати, есть еще пара повреждений — это прижившийся общепринятый термин для них — открывающихся на других гранях куба. Всего три. Никто не знает, как и почему; мы отправили беспилотные корабли для исследования. И почему три, а не один или шесть... И почему сейчас? Может быть, вам просто повезло. Но это как будто тебя приглашают войти, Майкл. Снова работает эта жуткая харизма Пула.
Пул на это не отреагировал.
— Вы почти у флиттера. В последнюю минуту возникли сомнения насчет того, стоит ли заходить внутрь ящика Пандоры?
— Опять мифология, Никола?
— Каков ваш выбор, герои?
Грантт ухмыльнулся. — А вы как думаете?
Они быстро сели во флиттер, оставив остальное снаряжение, включая ровер, разбросанным по поверхности.
Через несколько минут флиттер завис над повреждением обшивки.
Пул сделал корпус флиттера практически прозрачным. Теперь, внезапно, он смог увидеть у себя под ногами поверхность Тайника, пол под кораблем, который разделял вселенную надвое. Повреждением была брешь прямо под ним. Сквозь брешь пробивался какой-то мягкий розовый свет — очевидно, в другом месте этот внутренний свет был заблокирован обшивкой корпуса.
И датчики Пула показали, что среда внутри была теплой; нижняя часть флиттера была залита инфракрасным излучением. Температура внутренней части Тайника поддерживалась на уровне приятных тридцати градусов, как в тропический летний день на Земле. Не то, чего ожидал Пул, но ничего такого, с чем корабль не смог бы справиться. Что было еще более странным, так это то, что там был какой-то материал: газы, разреженная атмосфера — какой-то влажный, теплый воздух — воздух, который не мог вырваться из Тайника, несмотря на огромную брешь в корпусе. Еще одна загадка среди многих, подумал Пул.
И глубоко внутри Пул увидел какую-то массу, запертую в этой огромной коробке. Проблеск пейзажа, почти перевернутого, все цвета неправильные...
Пул включил двигатели. Спуск начался.
Корабль легко провалился сквозь дыру в корпусе.
Пул увидел, как вокруг него поднимается пробитая поверхность, слой, очевидно, толщиной с лезвие ножа — толщина мыльного пузыря, насколько он помнил аналогию. Возможно, это было похоже на плавный спуск на лифте с крыши какой-нибудь огромной марсианской аркологии. И проход был плавным, без турбулентности или тряски. Если в воздухе внутри и было какое-то силовое поле, то оно не мешало флиттеру пролетать мимо.
Вскоре, как сообщили им датчики, они погрузились в теплый, влажный газ. А внизу была эта большая масса, теперь отчетливо видимая, шар малиново-черного цвета диаметром около шестисот километров, с неровной поверхностью, изукрашенной игрушечными пейзажами, миниатюрными горными хребтами, долинами. Исследования гравитационного поля показали, что внутри Тайника спрятан какой-то огромный объект. Что ж, вот он.
Из корпуса флиттера торчали датчики, и Грантт, уставившись в свои экраны, поглощал данные по мере их поступления. — Я обнаруживаю соединения в этом воздухе: окись углерода, метан... Смесь, очень богатая углеродом. Следы воды. Давление воздуха тоже приличное. Все это, предположительно, было произведено на Солнце, преобразовано из солнечного водорода и гелия — или даже просто создано непосредственно из энергии излучения, полагаю, как материал корпуса. Конечно, согласно приказу, мы рассылаем поток сообщений всех видов, от оптических вспышек до нейтринных импульсов. Привет, мы друзья! Ответа пока нет...
Пул молча выглянул наружу.
Теперь, когда двигатели были выключены, они медленно-медленно падали в теплый воздух. Вверху Пул мог видеть огромную плоскую крышу, панель бледного света, похожего на рассеянный солнечный свет, с этим стометровым проломом наверху, окном тьмы, сквозь которое мерцали звезды. Когда Пул посмотрел по сторонам, сквозь плотный, туманный воздух, он увидел плывущие рваные облака и падающие искры, похожие на блестящие капли дождя. Без окон, предположительно, сама обшивка корпуса была источником внутреннего освещения для этой среды. И, возможно, из-за жары.
Ему показалось, что за облаками он увидел еще стены, боковые грани этого кубического контейнера, стены в сотнях километров отсюда. Стены за пределами неба.
Грантт покачал головой. — Так много чудес. Материал корпуса, мембрана. Защитное поле над повреждением. Какая бы технология трансмутации вообще ни использовалась для создания всего этого. Технология настолько продвинутая, что выглядит элементарно, просто. Может быть, чудеса случаются всегда.
Пул отвлекся. Мимо его обзорного иллюминатора проплывал ангел.
— Чудеса...?
31
Это была дождевая капля, как они привыкли их называть. На вид идеальная посеребренная сфера диаметром в несколько метров. Пул понял, что она действительно мало чем отличалась от призрака червоточины, который явился из другой вселенной, чтобы поговорить с ним, но у него была глубокая интуиция, что это было просто совпадение форм: сферические формы были прочными, если вы удерживали давление или пытались его не пропустить внутрь, а посеребренная поверхность помогала с терморегуляцией... В этом существе не было ни ощущения массы, ни неуклюжести, которые он наблюдал у призрака в те краткие моменты контакта. Это было нечто гораздо более продвинутое — или эволюционировавшее.
И теперь дождевая капля начала делать то, чего не делал призрак.
Идеальная сфера больше не была идеальной. Пока Пул смотрел на нее, на ее поверхности появились линии, бегущие от полюса к полюсу, линии долготы, нацарапанные на серебристо-позолоченном глобусе. Эти линии расширились, утолщились — потемнели, и каждая на мгновение вспыхнула вишнево-красным светом. Затем сферическая оболочка раскололась вдоль ярких линий, и ее сегменты отделились. Ангел расправлял крылья, подумал Пул.
Чтобы показать россыпь бриллиантов.
Бриллианты, да: предмет, выставленный напоказ, был сделан из стекловидного материала, который мерцал в бледном свете, исходящем от обшивки корпуса. Как и его сброшенный контейнер, в целом он представлял собой грубую сферу, но открытую, с сетью стоек и плоскостей, усыпанных сверкающими драгоценными камнями. И она медленно вращалась.
По мере того, как флиттер зависал в воздухе, все больше этих объектов присоединялось к первому посетителю, сбрасывая по пути свои серебристые оболочки, пока они не оказались повсюду, словно люстры, свисающие с какого-то невидимого потолка.
Грантт пристально смотрел. — Клянусь яйцами Ареса! Прошу прощения, старое марсианское выражение...
— Ты прощен. Они выглядят живыми... Извини — ты биолог.
Грантт улыбался. — Да. Но у тебя хорошая интуиция, Майкл. — Казалось, ему пришлось заставить себя отвернуться, посмотреть на свои экраны с данными, запустить инструкции для нового анализа. — Наш посетитель там именно такой, каким он выглядит, структура из углерода — по сути, алмаза, это основное вещество, хотя я могу видеть там и другие формы: графит, карбиды, даже какие-то мономолекулярные нити. И живой? На первый взгляд, у него много признаков жизни. Эта структура упорядочена, но она фрактальна — множество похожих узоров в самых разных масштабах, от молекулярного и выше. Выглядит так, как будто оно выросло.
Пул заметил еще одну толпу этих "существ" в своем левом иллюминаторе. Пришельцы выглядели как уменьшенные копии больших зверей в главном иллюминаторе, их было около дюжины, они копошились друг вокруг друга, перекатывались, сверкали, сияли, двигались так быстро, что их было трудно даже сосчитать.
Он указал. — И эти выглядят так, как будто они все еще растут.
Грантт громко рассмеялся. — Они действительно выглядят молодо, не так ли? Незрелыми. Не только потому, что они меньше. Они игривы! И кажутся более заинтересованными друг в друге, чем в нас. Для тебя это дети. Поверь мне, у меня есть дети и внуки, я должен знать.
— Тогда жизнь сделана из алмаза.
— Что еще важнее, из углерода. Майкл, ты — сам создание из соединений углерода. Просто молекулы углерода, разбросанные по Земле, когда пришло время эволюционировать твоим предкам, очевидно, были несколько иными, чем в среде, из которой, вероятно, произошли эти ребята.
— Дождевые капли.
— Хм?
— Это прозвище, которое мы дали этим существам, когда первые из них прошли через червоточину Юпитера. Из-за этих серебряных панцирей; они выглядели как капли дождя, когда видишь их скопление. Это название больше не кажется подходящим.
— Да. Совершенно верно. — Грантт поискал дополнительные данные. — Эти внешние панцири, как ты выразился, похоже, предназначены для того, чтобы их сбрасывать. Как мы снимаем скафандры.
Это их истинная форма. Мало того, как ты знаешь, панцири сделаны из материала, который мы называем мембраной, что является чем-то другим. Это вовсе не молекулярный углерод. Как и обшивка корпуса, это больше похоже на какое-то сгущенное вещество.
— Значит, изготовлено? Как мы делаем скафандры?
— Может быть. А может, и нет. Технология конденсированных сред не сочетается с остальными... — Еще одно нажатие на умный экран. — У нас есть целые группы наблюдателей, которые следят за каждым нашим движением через ретранслятор Никола. Понимаю, что тебе не нравится пристальное внимание, но для меня это полезно — постоянный мозговой штурм, проводимый одними из самых умных людей в Солнечной системе, хотя некоторые из них, например, на Земле, находятся слишком далеко, чтобы быстро отреагировать из-за задержки со скоростью света. Во всяком случае, они примерно подтверждают наши выводы — эти сущности, по-видимому, полезнее описывать как живые, чем как неживые. — Грантт ухмыльнулся. — Это наука в действии, Майкл. Выдвижение гипотез на лету. Но, конечно, название, которое вы им дали, неправильное.
— Парагоны, — позвала Никола.
— Что это?
— Я тоже слушаю. Формируется консенсус по поводу лучшего названия. Парагоны. Это слово может быть синонимом "бриллиантов". И те красивые фотографии, которые вы присылаете — твой отец говорит, что у него уже были запросы по поводу прав на изображение.
Пул рассмеялся. — Это Гарри.
— Что ж, может быть, вы, Пулы, этого заслуживаете, — сказал Грантт. — В конце концов, вы привели нас сюда. Когда-нибудь мы придумаем биологическую номенклатуру для этих существ, из какой бы среды они ни происходили. Но на данный момент это парагоны.
Никола сказала ровным голосом: — У нас здесь точно нет расписания. Пока нет никаких признаков исцеления того повреждения, через которое вы попали, или его близнецов на других гранях. Но...
— Времени может быть мало, — сказал Грантт. — И нам нужно заняться сбором данных. Теоретизирование будет позже. — Он уставился в передний иллюминатор на ближайший, медленно поворачивающийся парагон, который продолжал осматривать сзади. — Грубая осевая симметрия. Что, вероятно, подразумевает происхождение в среде с сильной гравитацией, и эволюция плавучести — эволюционировали ли они в каком-то океане?
Пул сказал: — Знаешь, Джек, для экзобиолога-первопроходца ты можешь быть удивительно ненаблюдательным. Во всяком случае, об общей картине. Ты ищешь океан? Как насчет этого?
Он приподнял нос флиттера. Пула это не беспокоило — гравитация здесь все равно была ничтожной. Но Грантт сглотнул и схватился за ремни безопасности.
И там, перед ними, точно так же, как Пул видел мельком раньше, был внутренний мир Тайника.
Шероховатая сфера, похожая на захваченный астероид, доминирующая во внутреннем пространстве. Поспешная проверка данных Гранттом показала, что ее диаметр составлял шестьсот километров, по сравнению с тысячами Тайника. Да, размером с большой астероид, вроде Весты.
Но это был миниатюрный мир, состоящий из суши и океанов, озер, которые сияли, как зеркала, отражая мягкий свет далеких стен размером с планету. На поверхности, как показалось Пулу, он видел приподнятые равнины, даже цепи невысоких гор, прорезанных извилистыми речными долинами. Тогда объект был в чем-то похож на Землю, но не в других отношениях; помимо того, что все было таким маленьким, эти пейзажи были выполнены в темных тонах, мрачных малиновых, серых и черных.
Но, как и Земля, он явно был обитаем. Скопления огней сияли на этих темных равнинах и вдоль речных долин. Было даже что-то похожее на дороги, нити через компактную географию, по которым, казалось, путешествовали некоторые из этих сверкающих осколков.
— Как Земля, — пробормотал Пул. — Но — нет.
— Еще больше загадок! Этот миниатюрный мир окружен довольно плотным слоем воздуха. Я говорю, воздух — то вещество, в котором мы плаваем, смесь монооксида углерода, метана и других соединений углерода. Но давление немного выше — на самом деле больше, чем один бар, больше, чем в атмосфере Земли.
Пул кивнул. — Хорошо. Так что же удерживает этот слой воздуха на планетоиде?
— Не гравитация. — Грантт сверился со своими потоками данных. — По-видимому, такой же барьер, который запечатывает повреждения в самой коробке. Нечто проницаемое для массивных предметов, непроницаемое для газов: интеллектуальное силовое поле. И оно окутывает весь мир. Возможно, это имитация окружающей среды гораздо большего мира. Как и наши собственные аркологии, коробки с землеподобными условиями внутри. — Он ухмыльнулся. — Моим друзьям в Элладе это понравилось бы. Аркология размером с Весту. Данные поступают... Наши первые интерпретации могут быть только импрессионистскими. Я думаю, что эти мерцающие сгустки света являются парагонами, сгруппированными вместе, возможно, даже каким-то образом соединенными физически — они выглядят так, как будто могут соединяться, сцепляться. Возможно, они могут образовывать сложные организмы. Даже групповой разум.
