Готовые общественные земли могли быть выделены семье (если она желала сама обрабатывать участок) в зависимости от количества едоков. Но, чем бы не занималась семья или одиночка, определённое количество времени отдавалось общественным работам. Ремесленники могли обменивать или продавать свои изделия сами или сдавать в общественные кладовые и получать плату продуктами или другими товарами.

Среди чачапойя были люди высокого достатка. Это были те, кто обладал определёнными знаниями и умениями. Но бедных, которые умирали бы от голода, среди них не было. Любой человек получал работу от общественного распределителя исходя из своих сил и возможностей. И от него же получал кипу, на котором ежедневно отмечалось количество проделаных работ. Из общественного урожая такой работник получал питание, а так же одежду по потребности.

Общество чанка о слабых заботилось мало. Нет, конечно, подброшеного в богатый дом ребёнка, если он был здоров, могли подобрать и вырастить работника в семью.

Но больные, калеки, одинокие старики, никого не интересовали.

Хозяин был круглолиц и важен, но, услышав, что его дом посетил не простой офицер, а приёмный сын правителя, сменил тон на заискивающий. Продал нам три мешка фасоли, за вполне приемлемую цену. Раб, с деревянной лопатой, влез в яму присыпанную песком, в которой хранились мешки. Подарил так же фруктов из своего сада для господина. По поводу же кукурузы, сказал, что ей занимается другой хозяин, у него огромные поля, но он вздорный и жестокий человек. Тиранит детей, бьёт жену и дочерей. Каждый вечер в доме крики. Всё время кого-то наказывают. Он в ссоре со всем селом и идти к нему он боится, чтоб под руку не попасть.

-Ничего,-сказал Джайна,-скажите только где он живёт.

-В конце деревни,-махнул рукой трусливый сосед,-его дом с большими окнами. На ночь он закрывает их медными щитами. Они стоят вдоль стен снаружи, и по ним легко узнать дом.

Мы с Джайной прошли по деревне и действительно увидели крепкий дом, с большими окнами. У стен блестели на солнце щиты, чистка которых, очевидно, не давала скучать тем, кто поторопился закончить работу. Сейчас во дворе не было видно ни души. Ещё издали мы услышали отчаяный детский крик и звуки пощёчин. Джайна и Чаупи-тута бросились к дому. Ещё шагов с двадцати пяти в широкие оконные проёмы увидели жуткую картину.

-Я купил тебя, мерзавка,— орал приземистый ширококостый здоровяк, охаживая оплеухами худенькую девочку лет двенадцати.

-Рабыня,— с огорчением подумал Джайна. Хозяин был вправе даже убить своего раба и никто, кроме правителя не был вправе его остановить. Он даже приостановился. Чаупи-тута оглянулся, и взгляд его был полон недоумения. Но тут он увидел как мотнулась тонкая шейка, на которой не было ошейника раба. Он снова бросился вперёд.

Тем временем, верзила разорвал на девочке рубаху и изо всех сил швырнул её головой в огромную ступу для дробления кукурузы. Девочка, потеряв сознание от удара, повисла животом на каменном бортике, головой вниз.

Для Чаупи-тута, всё, что происходило дальше, казалось замедлеными картинами в пролетающих мимо оконных проёмах. Они уже ничего не успевали, дверь находилась ещё далеко. Вот здоровяк задрал верхнюю и нижнюю рубахи..

Вот толстое колено раздвинуло ноги ребёнка... Вот он грубо вошёл в неё и девочка закричала, прийдя в себя от боли. По ноге поползла струйка крови, а боров задвигал волосатыми бёдрами...

Джайна вцепился в подоконник и одним рывком перебросил тело внутрь. Мужик насиловал ребёнка громко сопя и всхрапывая. Девочка уже перестала биться и моталась под ним, как тряпичная кукла. Парень, не доставая оружия, рванул мерзавца, отдирая от девочки. Рука насильника, вцепившаяся в волосы ребёнка, не разжалась сразу и вытащила маленькое, буквально раздавленое тельце из ступы и оно с тихим стуком упало на пол.

Мужик, с остекленевшим взглядом, ещё возбуждённый, с толстыми ляжками в кровавых разводах, никак не мог поверить, что ему, в его доме, кто-то посмел помешать.

-Ты..-зарычал он,-кто ты такой?

-Голос правителя,— ровно-мертвенным тоном сказал Джайна, хотя ноздри его ещё раздувались от сдерживаемого гнева.

Хозяин, всё ещё плохо соображавший, сделал шаг в сторону парня.

-Ещё шаг и я прикажу рабам связать тебя,— угрожающе сказал Джайна, не двигаясь с места,— и к твоим обвинениям добавится ещё и нападение на приёмного сына правителя, облечённого правом говорить его слово.

-Подумаешь, чей-то ублюдок,— нагло сказал мужик.

Джайна спокойно выложил на рубаху золотую бляху и кивнул Чаупи-тута. Тот выскочил на улицу и подозвал рабов. Когда те появились в комнате, Джайна уже скрутил здоровяка, который привык выбивать дух из деревенских и колотить беззащитных женщин. Иметь дело с обученым воином армии правителя ему не приходилось. Он поплатился за самонадеяность. Ему стянули локти за спиной поясом одного из рабов. Для пущего унижения связали ещё и щиколотки, да так туго, что он едва удерживал равновесие. Мужик орал и ругался всё время пока Джайне это не надоело и он не размазал ему губы по роже кулаком. Мужик выплюнул зуб и наконец заткнулся. Чаупи-тута занялся бедной девочкой. Трое рабов понесли купленую фасоль в стан. Заодно они должны были сообщить о случившемся. Ещё одного раба отправили к соседям, для того, чтоб люди собрались на суд.

Люди пришли даже с полей. Блиайшие соседи отправили туда посыльного.Явился сотник, правая рука военноначальника, хитрец не захотел брать на себя ответственность за происходящее. Бляха Джайне давалась для переговоров, а не для суда на территории правителя. Как знать, не воспримет ли он это как покушение на его власть.

Человеческий круг плотно сомкнулся вокруг двора их ненавистного соседа. Чуть в стороне стояла семья. Забитые, они и сейчас жались в уголке двора, опустив головы, только один из сыновей с яростью и вызовом смотрел на отца, которого, ослабив путы на ногах, втолкнули в круг. Так он и стоял под взглядами людей с заткнутыми за пояс рубахами. Все следы преступления налицо.

Девочка находилась в таком состоянии, что ей занимался уже не только Чаупи-тута, но и прибежавший Пушак. Ирина отослала его, сказав, что раз уж ей самой нельзя пойти, то в центре тысячной армии, среди бела дня, ей вряд ли понадобится ещё один телохранитель. По крайней мере сейчас, когда она правителю нужна больше, чем он ей.

-Я, Джайна, приёмный сын правителя, облечённый временным правом говорить его голосом,— начал воин, высоко подняв над головой золотую бляху на цепочке из золотых же бусин,— должен озвучить законы чанка. И, если они были нарушены, преступник или преступники будут доставлены к правителю для решения их судьбы. Ибо только один человек в Чанкай имеет власть над жизнями других.

-Право!— выкрикнули люди выбросив вверх сжатые кулаки.

-Есть ли закон, по которому мужчина может надругаться над свободной девушкой?

Есть ли закон, который даёт право спать с ненадевшей верхней рубахи?— Джайна обернулся к подсудимому,— что ты можешь сказать в своё оправдание?

-Я купил эту девчёнку, она моя рабыня,— не слишком уверено сказал мужик.

-На каком рынке? Какой чиновник зарегистрировал покупку? Где ошейник с официальной бляхой правителя?,— спокойно перечислял нарушения Джайна.

-Мне продала её мачеха, у неё такого товара полный дом,— всё ещё не понимая своих ошибок заявил глупец.

-Кто мачеха девочки?-звонким от злости голосом выкрикнул Джайна.

Из толпы вытолкнули женщину с бегающими глазками, одетую в нижнюю жёлтую и верхнюю коричневую рубахи с новеньким ожерельем из серебряных бусин.

-Кто дал тебе право продавать свободных чанка? Закон гласит: Свободный чанка становится рабом, совершив преступление и будучи осуждён словом правителя. Если осуждённый решит заменить рабство смертью, ему не смеют в этом отказать.

Свободный считается рабом, только добровольно приняв рабство из рук повелителя Чанкай, и только им могут быть освобождены. Остальные рабы — люди других племён, купленые с получением регистрационной бляхи у местного чиновника или взятые в бою и зарегистрированные военноначальником, свободными стать не могут и жизни их принадлежат купившему их хозяину.

— Я не знала,— забормотала женщина,— девчёнка худая, хромая, плохо работала. Мой муж умер, оставил семерых девок. Мне их всех не выходить. Вот и продала одну, чтоб других накормить.

Джайна подозвал её движением указательного пальца и, когда она подошла, им же подцепил её новое украшение.

-Этим?-язвительно спросил он,-этим ты хотела их накормить? Где её дети?

Вперёд вышла девушка лет шестнадцати, крепкая и статная, за ней девочки от десяти до пяти, погодки.

-Я работала в поле,господин,— плача сказала она и не знала, что мачеха сделала такое с сестрой. Наш отец недавно умер, а мама, когда рожала младшенькую. Отец взял эту в дом,-с ненавистью сказала она,— чтоб было кому помочь мне с сестрами. Я сама ухаживала за ними, когда они были малышками. А после работала в поле, чтоб их накормить. При отце она молчала. Он не был жестоким, но строгим был. А когда умер, она только и делала, что перед соседскими парнями крутилась. Перед молодыми, стыд какой! Но такого я даже от неё не ожидала. Тала, самая слабенькая среди нас, она заболела в детстве и ножки у неё повредились. Потом стало получше, но хромота осталась. Господин, что с моей сестричкой?— заплакала она в голос. За ней заревели все остальные детишки.

Джайна встал, подошёл к девушке и положил руку ей на плечо.

-Она в доме. С ней целитель и его помошник. Это очень хороший шаман. Он сопровождает к правителю Дочь Солнца и едет лечить саму принцессу. Но я думаю, что нам лучше будет забрать девочку с собой. Она подверглась насилию. Ей тяжело будет находится здесь. Ты же знаешь, что с таким природным недостатком ей достаточно трудно было бы найти мужа, а теперь тем более. А там, в городе, когда она прийдёт в себя, я найду ей место около принцессы. Я очень надеюсь, что её вылечит Дитя богов. Она добрая и не обидит твою сестричку.

Джайна вернулся на своё место.

-Все, кто находился здесь, засвидетельствуют перед правителем, что его законы, озвучены и были нарушены этими двумя людьми,— протянув руку в сторону хозяина подворья и мачехи пострадавшей девочки, торжественно провозгласил он.

-Право!-снова выбросили кулаки люди.

-Джайна кивнул. Этих двоих мы забираем на суд правителя.

Женщина взвизгнула и кинулась в толпу. Люди молча сомкнулись перед ней. Она заметалась.

-В путы!— выкрикнул воин и двое из десятка солдат пришедших с сотником, заломили руки, дрожащей от ужаса, женщине. По подолу её рубахи расплывалось мокрое пятно. Джайна брезгливо сморщился. Потом посмотрел на семью насильника.

-Ваша семья не виновна в прегрешениях отца, но, поскольку ты,— он ткнул пальцем в парня с непокорным взглядом, остаёшься хозяином и наследником и отвечаешь имуществом перед семьёй пострадавшей, я хочу услышать твоё предложение как возместить вред.

-Я готов взять в жены её старшую сестру,-громко сказал парень,— если она захочет, конечно,— оговорился он, глядя девушке прямо в глаза. И взять на себя заботу о её сёстрах.

-Ты согласна?-Джайна, улыбаясь, глядел на покрасневшую невесту.

Та молча кивнула головой и потупилась. Вобщем, повела себя так, как ведут себя все невесты в мире.

-Хорошо,-задумался импровизированный судья. Я думал не взять ли с вас штраф в пользу армии правителя зерном. Но, так как ты берёшь на себя заботы о всей семье, зерно для армии я у тебя покупаю. Четыре мешка. Скажи цену и выдай рабам.

За всей этой сценой Чаупи-тута наблюдал из окна дома. Девушка, вымытая, в чистой детской рубахе одной из хозяйских дочерей, найденой в доме, спала под действием лекарств шамана. Проснувшись, она, конечно, будет помнить произошедшее. И вряд ли скоро прийдёт в себя. Но, будем надеяться, жизнь больше не обойдётся с ней так жестоко.

Её унесли на носилках, всё ещё спящую, когда народ разошёлся, громко обсуждая молодого воина и его справедливый суд. Сёстры Талы перецеловали её на прощанье, а маленькая даже положила на носилки свою маленькую тряпичную игрушку, сшитую из лоскутков старшей сестрой. Трогательное расставание прошло во дворе. Невеста, по чанкайским законам, не должна до обряда вступать в дом жениха. Осуждённых отправили раньше. Шаман и Джайна сами несли носилки с девочкой. Чаупи-тута шёл рядом и смотрел как солнце освещает её бледное лицо со страшными следами ударов. Жуткая картина насилия время от времени возникала в его голове. Ему тоже не так просто будет от этого оправиться.

23 ноября.

Сегодня мы прибыли в столицу Чанкай. Но, прежде чем рассказать о самом прибытии, хочу закончить вчерашнюю историю. Когда я услышала, что Джайна собирается проводить в деревне суд и, что Пушак нужен, как целитель для пострадавшей, я понятия не имела что произошло в деревне.

Возвращение солдат со связанным мужиком, с оголёнными причиндалами, и, обделавшейся, зарёванной бабой, так же со спутанными за спиной руками, навело меня на мысли, которые были близки к теме, но оказались гораздо менее страшными, чем реально случившееся. Солдатня, сквозь строй которой прогнали арестованных, получила свою долю простой походной радости. Стоял гогот и сыпались перчёные шуточки. Предлагали попользоваться обоими, пока они ещё живы. Но солдаты народ простой, непритязательный и дисциплинированный. Когда начальство скомандовало разойтись, они разошлись, оставив сладкую парочку валяться в пыли, под охраной. Все готовились выступить, как только вернуться остальные.

Пока ожидали, солдаты и сотник, присутствовавшие на суде, рассказали истинную историю и отношение к арестованным резко изменилось. Я уверена, что среди воинов были такие, которые, в побеждённых деревнях, не задумываясь, совершали тоже самое. Но такие, на людях, осуждают себе подобных даже проще, чем те, у которых мозги устроены иначе. Но, всё же, многие молодые воины имели сестёр, а пожилые дочерей и, примеряв случившееся на них, бросали в сторону связанных пленников злобные взгляды. Смаковались предположения, как правитель покарает осуждённых. Каждый погромче старался высказать свою версию.

В лагерь пришли Джайна и Пушак с носилками. Девочка лежала укрытая по подбородок. Но её выпавшая из-под покрывала тонкая ручка и избитое лицо, вызвали ещё больше сочуствия. Хотя ей было двенадцать, ростом она была чуть больше, чем Чаупи-тута. Лицо у мальчика, кстати, было совершенно потрясённое.

Я подозвала мужчин к носилкам. Мне, на тот момент, история была ещё не известна. Я-то чанкайцев не понимала. А, когда узнала, ужаснулась и разозлилась.

-Джайна, Пушак, о чём вы думали, когда принесли её сюда? Что будет, когда ребёнок, испытавший насилие от мужчины, очнётся в толпе незнакомых мужиков?

-Не расстраивайся зря, Юри. Девочка будет спать сутки. За это время мы будем в городе. А там Джайна устроит её, так чтоб мы могли проследить как и где она прийдёт в себя. В крайнем случае, я дам ей ещё лекарства. Хотя не хотелось бы. Уж очень она слабенькая. Но сам сон для неё сейчас лучшее лечение. И для тела, и для души. А в деревне её и правда оставлять не стоило. Там бы ей всё напоминало о произошедшем. А так старая жизнь со всем плохим останется в прошлом. Всё начнётся сначала, как будто случившееся ей приснилось в плохом сне.